Араб с острова Банда (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

— Пройдёмте в сад. Там сейчас пусто. Студенты разъехались по домам.

Мастер словно читал мои мысли.

— Студенты? — Спросил я.

— Да. Мы здесь готовим знатоков права, теологии и философии. Как вы относитесь к Римскому Престолу, кстати?

— Индифферентно.

— Краткость — сестра таланта, — ухмыльнулся мастер.

Мы вышли на набережную Темзы. По реке дул лёгкий ветерок и зной, неожиданно упавший на Лондон, отступил.

— Хороший день, — сказал Говард так, что было не вполне понятно, что он имеет ввиду, то ли вдруг наступившее тепло, то ли что-то иное.

— Хороший, — подтвердил я. — Мне стало значительно легче, после нашего разговора, когда мы поставили точку над «ай».

— Кстати о точках…. Что вы думаете о поездке к нашим братьям рыцарям тевтона и ливона?

— Цель?

— Поддержать их духовно и материально. Они находятся под сильным влиянием Мартина Лютера и, ходят слухи, склонны к принятию протестантизма.

— Мне надо будет их переубедить?

Томас Говард остановился и, повернувшись, посмотрел мне в глаза.

— Ни в коем случае. Пусть идёт, как идёт. Ваша главная цель склонить братьев к войне с Московией. И постарайтесь убедить в этом Польского короля Казимира.

* * *

Про Лондонский Сити в моё время писали мало, но наши инструкторы слегка расширили мой кругозор. По их мнению примерно с 1509 года в английское общество стала внедрятся венециано-голландская «олигархия», которая совместно с оставшимися рыцарями Ордена захватила власть в Англии, выстроив олигархическую экономику.

Я вдруг чётко вспомнил, как говорил инструктор:

— Запомните, товарищи, Лондонский Сити, это тесно переплетенная группа корпораций, которая вовлекает в себя рынок природных ресурсов, финансов, страхования, транспорта, производства продуктов питания, и контролирует львиную долю мировых рынков. По его воле решается судьба мировой промышленности.

Лондонский Сити, являясь государством в государстве, имеет некоторые признаки суверена над официальными властями Великобритании. Премьер-министр Великобритании должен в течение десяти дней приехать в Сити, когда Корпорация Сити (правительство) просит его о встрече.

Если в Сити хотят видеть монарха, то тот должен явится в течение недели. Ежегодно министр финансов выступает в Гилдхолле (здание ратуши) и резиденции лорд-мэра, где он отчитывается перед собравшимися, как служит интересам финансов[3]».

— Да-а-а…. Вот где решается судьба мира, — сказал я сам себе, вытягиваясь на постели. — Да и хрен с ними. Пусть решают, чего хотят со своими Европами, а я хочу увидеть Московию. Наши цари тоже не пальцем деланные. На мякине их не проведёшь. Даже вмешиваться не буду. Просто интересно.

Я довольно потянулся, перевернулся на левый бок и мгновенно заснул.

Несколько месяцев ушло на подготовку к путешествию.

Меня готовили, как в своё время в «конторе» перед заброской к «партнёрам». И тут я познакомился с интересными личностями. Про двоих я читал в своей истории, проходя краткий курс «реформация католической церкви в Англии», двое других мне были незнакомы.

Подготовка проходила здесь же, в Тэмпле. Сюда же, кстати пришвартовались и мои корабли с золотыми фунтами и серебром.

Говард не обманул. На то и на то я получил расписки казначея Тэмпла по ставкам один к двум.

Показав расписки знакомому банкиру-сефарду, с которым вёл дела, я получил от него заверения, что депозитные чеки Тэмпла принимает даже Ватикан.

Подготовка включала в себя беседы с Томасом Мором и Эразмом Ротердамским на тему реформ церкви, критики идей Мартина Лютера и краткой истории Руси, включавшей её взаимоотношения с Польско-Литовскими соседями.

Очень неплохо ориентировались в событиях, произошедших на моей Родине, господа англичане. А с теоретиками реформ у меня произошёл небольшой казус.

* * *

— Вы, Томас, не хотите признать, что ваш друг Эразм такой же реформатор церкви, как и Мартин. И не только церкви. И его «Похвала глупости» прямое тому доказательство. Да и все «гуманисты» с любимым вами Джованни Мирандола, пытаются привнести в христианство что-то своё. А что это, как не реформация?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я признаю, что считаю, что церковь закоснела, а про нравы в ней и говорить грешно, и да, мне хотелось бы, чтобы она изменилась. Но лишь в этом я за перемены. А Эразм просто шутит, он вообще не говорит об изменениях. Он шутит над всем и всеми.

— Ну да… Он просто высмеивает тупых монахов и священников, рыцарей и судей. Государство и «корону». Очень смешно, кстати. Я вам скажу, как реформатор реформатору, Томас. Его шутки отлично ложатся на проповеди Лютера. Рассказывают, что его студенты ухохотываются, когда он приводит цитаты из «Похвалы». Шутка сближает, а смех раскрывает человека, в которого он вкладывает свои мысли. Таким образом, все, его слушающие, придут к выводу, что римскую церковь надо разрушить и построить другую. Что он и сделает совсем скоро. А вы потом, вместе с Эразмом, станете говорить, что к разрушению церкви отношения не имели и совсем не хотели отделения английской церкви от Римской. Но восставший народ вас не поймёт и казнит. А ваш Эразм благополучно сбежит через пролив.

— Так можно любое слово интерпретировать, сэр Питер. И прекращайте ваши… пророчества. Вы не оракул.

— Нет, Томас. Я не интерпретирую, а следую строго по его тексту и не искажаю смысл. И не выдумываю будущее. Я — как у вас здесь говорят, бизнесмен. И представьте, какой подарок Эразм сделал всем реформаторам Англии, Франкии, Германии, Литвы, Чехии, когда издал свою «Похвалу глупости». «Обезьяны, рядящиеся в пурпур…» — это сильно сказано. Тут пахнет не только реформацией церкви, но и государственным переворотом! И вы, Томас, в вопросах общества и государства — чистый рационалист. Я вообще подозреваю, что вы не христианин, а атеист.

— Как можно, Мартин? Я католик.

— Меня, Томас, терзают смутные сомнения. Вы ведь в своей «Утопии», сюжет которой вам, ненавязчиво, подсказал Эразм, осуждаете частную собственность, огораживание земель. Вы отрицаете прогресс. Вы с Эразмом взорвёте этот мир. Не протестанты. Может быть не сейчас, но — взорвёте. Ваши идеи взорвут мир.

Я не выдержал на второй «беседе» с Мором и на вторую беседу Эразм не пришёл, а пришёл Томас Говард.

— Ну вы и устроили, Питер, — сказал Говард с которым мы уже давно были на «ты». — Мор в тот же день нажаловался на вас королю.

— Но что я такого необычного сказал? — Деланно удивился я. — Они сами привели меня к таким выводам. Вы дали мне почитать их «труды». А из обсуждения событий, произошедших во время правления Генриха Седьмого и по настоящее время, я сделал закономерный вывод, что дело идет к революции и виной тому эти два «идеалиста». Вернее, Мор — точно идеалист, а вот Эразм, думаю, что реалист.

Говард сидел на скамейке, откинувшись на сё спинку, а я «возбуждённо» ходил перед ним по дорожке. Мы снова разговаривали в саду на набережной Тэмпла.

— Я всего этого не знал, как и не знал толком и историю Англии, но из того, что рассказали два этих «деятеля» я могу сделать только такой вывод.

Мастер какое-то время смотрел на меня чуть улыбаясь, потом сказал.

— Вы умны, Питер, а это опасно.

— Для кого? — «Удивился» я.

— Для дела, — ответил он.

— Вы, Говард, наверняка знаете, что я — рыцарь в двенадцатом колене. Мой предок….

— Полноте, Питер, — рассмеялся мастер. — Я знаю вашу генеалогию даже лучше вас, уж поверьте. Я шутил. Почти шутил. Вы вспыльчивы и безрассудны. Не стоило дразнить Мора. Он, как вы сказали, идеалист и считает себя безупречным гуманистом. А Эразм — наш человек. Очень рационален, как вы правильно заметили, и очень полезен «делу».

Говард помолчал.

— Вы правильно делаете, что не спрашиваете про «дело». Придётся вас посвятить в низший, первичный круг. Вы готовы? Ещё есть возможность отказаться и не терять свободу действий и мыслей.

— Свобода и право выбора — иллюзия.