Стефан в гостях у ведьмы (СИ) - Луковская Татьяна

Но в том-то и беда, что пан Яромир Ковальский никогда не рассказывал крестнику подробностей своей бурной молодости, правда слухи всегда следовали по пятам за старым шляхтичем. И слухи эти пикантного содержания очень интересовали любопытного мальчишку. Что и говорить, Стефан любил совать нос, куда его не просят. Надо только напрячь мозги и вспомнить, о чем шушукались дарницкие сплетники.

Стефан начал мерять шагами смотровую площадку. «Ах, если бы Ковальский сейчас был рядом! Там была какая-то панночка, влюбленная в Ковальского, там что-то через нее было… Ну, вспоминай же, Стеша, вспоминай! Панна Банькова! Сестра родного деда Якова Банькова была влюблена в Ковальского! Точно! Матей с ней был и вытянул из нее образ любимого… и стал им». По коже побежали мурашки, жутковато. Стефан перестал метаться и сел на парапет: «Жена Юрася два года как померла, кто тогда? Каролина?! — от осознания этого пришла какая-то горькая радость. — Когда я в последний раз собирался к Каролине на свидание, что тогда мне сказал Юрась: «На постель хоть кладет или так, стишки читаете?» Он знал, что она доступна, потому и подшучивал. И он первым напел отцу, что я не с той бабой связался, мы еще поссорились. Каролина заигрывала со средним королевичем-вдовцом, но слишком рано сдалась ему, или он, более опытный, сразу раскусил ее породу. Георгий с ней развлекся и бросил, тогда она переключилась на меня, но сохла по нему — сильному, самоуверенному, грубоватому насмешнику. Как же ей противен был я, со своими любовными стишками и неумелыми ласками! А потом появился Вепрь, тоже напористый и наглый, предложил ей отомстить обидчику. Ей двигала не корысть, и не любовь к Вепрю, она жаждала отомстить Георгию! Она меня провела, снова обманула, а я ей, дурак, помог сбежать, думал благородно поступаю, а она только следовала указаниям. Станислав Вепрь вытянул из нее все, что нужно и стал королевичем Георгием Каменецким. Где теперь Каролина? Точно не на этом свете, глупая бабенка.

А теперь самое сложное, что мне делать? Самый простой способ — остаться наедине и прирезать ублюдка. Труп обретет черты Вепря, но… а но заключается в том, что шляхта начнет искать настоящего Юрася, обвинит меня в убийстве брата, сторонники Вепря поднимут мятеж. Сколько из вооруженных людей предадут меня? Да все молодые шляхтичи, я им с самого начала не понравился, за ними уйдут их воины. А еще в крепости и на заставе есть люди Вепря. Может даже Хлын с ними в сговоре, уж больно вовремя он появляется и исчезает, и в смерти Терлецкого тоже борова след может быть. И еще три десятка непонятных молодчиков, с которыми приехал ложный Юрась. Многовато. А еще этот оборотень водится с болотниками, никуда они не ушли, затаились по приказу хозяина, а это уже пострашнее будет. От этих тварей, даже призрачных, любой побежит.

А кто за меня? В ком я уверен? Сорок казачков Казимира Ковальского здесь, в крепости. Пушкари, опять же, за меня пойдут. Еще двадцать сидят на заставе вперемешку с людьми Хлына, осилят ли, если что? А еще два десятка охраняют прииск, и их трогать нельзя, янтарь должен идти в Дарницу. Вепрь, судя по всему, про прииск пока не знает, а то бы ложный Юрась непременно поинтересовался бы, как там дела на рудниках. Меньше сотни воинов, разбросанных по всей стране — не густо. Если довериться Адамусю, то можно получить еще человек двести, может больше. Но на сборы нужно время, и все надо делать незаметно.

Невесский убежал за помощью. Вопрос — куда? Ну что же ты, Генусь, не мог прямо написать? Понятно, не доверял до конца служанке, поэтому так витиевато и изложил на случай, если записка попадет не в те руки. Бежать на север, собирать людей через голову Адамуся, глупо, без старого сыча они и пальцем не пошевелят. А Адамусь про сбор войск ничего не знает. Поэтому бежал Невесский в Дарницу. Две недели туда, время на сбор, две недели обратно, раньше, чем через месяц, помощи ждать не стоит.

Месяц, а действовать надо сейчас!»

Вниз Стефан спустился уже с готовым планом, внешне лицо отражало безоблачное спокойствие, но глаза блестели азартом — игра на жизнь щекотала нервы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И первое, что Стефан увидел, это идущую в сторону трапезной Маричку, а за ней чуть в стороне брел Лжегеоргий и таким знакомым громогласным голосом травил ей какие-то байки, эмоционально при этом размахивая руками. Мария хмурилась, и пыталась ускорить шаг, но спутник тоже добавлял скорости, не отставая ни на шаг. Ничего предосудительного он не делал, просто пытался вести непринужденную светскую беседу, увидев Стефана, как ни в чем не бывало весело помахал рукой, приглашая присоединиться:

— А я твоей женке про Дарницкий дворец рассказываю, как там все красиво и богато. Да ничего, и сама все увидит. Пани Марии обязательно понравится, — и улыбка такая широкая, обезоруживающая.

«А если это все же Юрась? — больно укололо сомнение. — Должен ли старший брат помнить моего хромоногого коня, как я отчаянно рыдал, что он не оправится, а отец еще сказал — ты, дурной, как мы помрем, и то, должно, так реветь не станешь, как по коняге своему. А мог ли это помнить Юрась? У него своя жизнь. Переменился в отношении к лести, так что ж, разве люди не могут меняться?»

Юрась тут же отошел от Марии, как бы освобождая место брату. Стефан взял Маричку за руку, ее рука дрожала. Муж и жена встретились взглядами, в глазах Марии промелькнуло смятение. Что опять произошло? Втроем они вошли в трапезную, где их уже ожидал Адамусь.

Обед прошел в молчании, ни у кого не было настроения вести беседы. Юрась, медленно потягивая вино, настырно разглядывал Маричку, теперь он явно провоцировал Стефана, балансируя на грани приличия и дерзости. Мария, не привычная к такому откровенному флирту, не знала, как себя вести, и растерянно рассматривала узоры на скатерти. Адамусь вообще, казалось, был не здесь и витал в своих мыслях. Стефан молча бесился: «Нет, это Вепрь, не может брат вот так со мной поступать! Или может? Чего он добивается? Дуэли, а дуэль мне сейчас не нужна».

— Ты прав, брат, — так неожиданно громко произнес Стефан, что Адамусь аж уронил ложку, — Мария действительно скоро увидит Дарницу. Я решил ехать ко двору. Мы выезжаем завтра.

— И это правильно, — поддержал филин. — Поезжай, кинься в ножки отцу, авось простит, чай, сердце-то у батьки не каменное.

Маричка удивленно уставилась на мужа, но вслух ничего спрашивать не стала.

— Зря едешь, — усмехнулся Юрась, — отец еще не отошел от гнева, он тебя не примет.

— А я все ж попробую, попытка не пытка, — с вызовом бросил Стефан.

— Да как сказать, — усмехнулся Юрась, — коли тебе унижаться охота, поезжай, — при этом он опять стрельнул глазами в Марию: «Вот, каков твой муженек, на коленях пред обидчиками ползать готов».

— С отцом мне помириться охота, — не поддался на провокацию Стефан.

— Если б ты Рыгором был, так может он и простил бы, а так, — отмахнулся Юрась.

«Кто бы он ни был, а слабости мои ему наперечет все известны. Ковыряет, сволочь, там, где надо» Как же трудно давалось Стефану спокойствие!

— Завтра поутру выезжаем, — поднялся он из-за стола.

— Легкого пути, — оскалился Юрась, тоже поднимаясь, — тогда пошли спать ложиться, а то завтра раненько вставать придется.

— Да-да, — засуетился филин, — дорога дальняя, еды собрать нужно, коней на смену, охрану…

Ночку Стефан и Мария проводили в комнате у Гражины, так звали пышнотелую служанку, а где была сама хозяйка кровати, на которой нежились супруги, можно было только догадываться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не знаю, говорить тебе или нет, — срывающимся голосом произнесла Маричка.

— Говори, — подбодрил ее Стефан.

— Он твой брат, я не хочу вас поссорить, я ничего не делала, я даже на него не смотрела, — она вконец потерялась в словах.

— Приставал? — догадался Стефан.

— Пытался поцеловать, — утвердительно кивнула Маричка, заливаясь краской, — я ему врезала не по благородному, а как пан Липник учил.