Пустота - Майкл Гаррисон

– Я никогда не устану от этого, от всех наших приключений на космических ветрах, от ревущих приливов космоса!

А в следующий:

– Нам всем внутрь залили «Блэк Харт»[66], Антуан.

Она отказывалась открыть, что ее так испугало на Нью-Венуспорте.

Толстяк Антуан обнаружил ее в миле от «Мотеля Делёз»: скорчившись, она дрожала в конце цепочки следов босых ног на твердом сыром песке. Через час занялась бы заря. Она потеряла сумочку и одну из лучших пар обуви. Лицо и руки были холодные и соленые. Застигнутый непонятным чувством, он попытался ее обнять. Но хотя Ирэн выглядела так, словно ей срочно требовалась помощь от кого бы то ни было, она лишь отпрянула.

– Антуан, нет, – сказала она.

На борту «Новы Свинг» она вроде бы пришла в себя. Но даже в безопасности пустоты не могла спать. На пляже, где ее нашел Антуан, Ирэн пыталась представить себе цирк мадам Шэн прежних дней: музыку, чужацкие шоу, марципаны, белые платья, рассвет на середине представления. Люди смеялись и трахались на том самом месте, где стояла Ирэн! Но у нее не шли из головы загадки ЗАЛА ЗВЕЗДНОГО СВЕТА: она вспоминала, как взглянула в комнату, где три призрачные фигуры в белых панамах, Харч Коки, Мистер Свобода и Святой, бросали кости; и когда ее чудесный теплый возлюбленный нашел Ирэн, у нее шея затекла в попытках отвернуться как можно дальше от этого угнетающего места.

– Меняешь игру – удача уходит, – говорила она Лив Хюле, – только в это я по жизни и верю.

Прошлое ушло. Лишь настоящее способно изменить будущее, а будущее, в свой черед, всегда открыто для бизнеса; так всегда считала Ирэн.

– Но, Лив, я теперь любую перемену настроения воспринимаю как мошенничество против себя самой!

Теперь она пришла к выводу, что долговременная привязанность, коей сопутствуют опустошение и тоска, выматывает не слабее кратковременной, когда каждую неделю приходится забывать всех, кого знала. Она сказала, что сильно устала. Она хотела домой. Возможно, ей стало бы лучше, сумей они наведаться к ней домой.

Лив Хюла ответила, что попробует ей в этом помочь.

Аренда Перкинса IV, у местных – Нью-Мидленд[67], была сельскохозяйственным миром: тут выращивали свеклу, картошку и круглый год, в теплицах под пленкой, местную разновидность кабачка. Нью-мидлендцы работали на иномирцев. На главном континенте имелось несколько свободных экономических зон, где резали на аморфный металл старые корпуса и собирали прецизионную автоматику; каждый анклав обслуживался городком с населением от пятидесяти до семидесяти пяти тысяч душ, где дважды в год проводились соцопросы, выявлявшие неизменно высокую частоту обсессивно-компульсивных расстройств и приверженность к идеологической разновидности Janteloven[68]. Единственным альтернативным источником заработка на Нью-Мидленде оставалась добыча металлов на поезде-призраке.

Эта цепочка заброшенных инопланетных кораблей, каждый от километра до тридцати в длину, висела нос ко хвосту на кометной орбите, на полдороге к ближайшей звезде. Корпуса их были как скорлупки неведомых плодов, однообразно серые и пыльные. Кому бы ни принадлежали корабли изначально, владельцы припарковали их тут и забросили еще до появления белковой жизни на Земле. Корабли попадались тут самых различных, как у астероидов, очертаний: вроде картофелин, гантелей или дырявых пуль со смещенным центром тяжести. Внутренние же пространства, по контрасту, были подобны коридорам подводных лодок и дезориентирующе сверкали, безукоризненно чистые и пустые, словно тут никогда не ступала ничья конечность. То и дело компоненты поезда отваливались и падали в местное солнце или газовый гигант. Ньюмидлендцы использовали их как обычный ресурс. Было совершенно непонятно, для чего эти корабли нужны, как они сюда попали и есть ли способ их запустить. Поэтому люди их разрезали, переплавляли на металл и продавали через субконтракторов какой-то компании Ядра. Так и работала местная экономика. Простой и примитивный метод. Целых кораблей уже не осталось. Использованные кружились в непредсказуемо изменчивых облаках мусора и гари, а металлы, которым не нашлось применения или даже понимания, образовывали бессмысленные внутритучевые структуры, скрепляемые отработанными продуктами техпроцессов автоматических плавилен. Над цепочкой громоздились промышленные аркологии и футуристические обитаемые пузыри – заводы и очистные сооружения, сортировочные линии, корабельные доки, работавшие от рассвета до заката[69].

Лив Хюла скользнула в систему, держась высоко над плоскостью эклиптики, чтобы укрыться среди мусора. Увиденное изменило ее планы.

– Антуан, а глянь-ка сюда.

– Чего там?

– Тут кто-то сражался. Может, полдня назад.

Поезд-призрак сошел с рельсов. Промышленные надстройки сложным облаком газообразных металлов, на манер рудной дробилки поглощавшим все подряд, от плавленого алюминия до глыб, клубились вокруг него. Ударные волны продолжали прокатываться через эту среду, там и сям сжимая ее туманными арками цвета ртути. Маршрутизаторы подвисли под напором сигналов SOS – транспондерных, от скафандров и спасательных шлюпок, радио из продырявленных обитаемых секций, дрожащих голосов полумертвецов, что наполняли каналы связи почти интимной, констатирующей факт паникой. Они говорили то, что всегда твердят мертвые:

– Тут никого, кроме меня.

В одно мгновение пытались разобраться в проблеме, взять себя в руки, в следующее поддавались панике и начинали молить о помощи. Призрачным кораблям пришлось не лучше: их смело с орбиты и распороло, закружило в пустоте акварельными иллюстрациями спирали Фибоначчи. Некоторые, более крупные, после залпов высокоточного оружия получили импульс и летели в пустоту по любопытным траекториям. Отдельные фрагменты, диаметром от пятидесяти метров, уже падали на Нью-Мидленд.

Свободные экономические зоны стали последней соломинкой, за которую хватались выжившие. Финг-Фифти[70], маленький прибрежный город, так хорошо знакомый Ирэн, для начала перекосился после пятидесятимегатонного взрыва на высоте примерно двенадцати километров и на расстоянии около двухсот миль вглубь материка. Небо заливал раскаленный синий свет. Тепловая волна была так яростна, что у людей горели волосы. Изгороди, деревья, дома, легковесные предметы домашней обстановки, опоры ЛЭП и фонарные столбы накренились в одну и ту же сторону. Через полчаса на сушу ворвался океан, подхватил обломки и распределил их по узким долинам вблизи города, нагромоздив все друг на дружку. Когда появилась «Нова Свинг», Финг-Фифти уже не мог считаться городом, но лишь свалкой стройматериалов.

Лив Хюла села в пригороде, и они некоторое время бродили, пока Ирэн не отыскала свой старый дом. Он напоминал кучу разломанных картонных ящиков. Все уравнялось в цене – мертвые животные, завязанные узлами на ветвях, вода, бурлящая на пути к морю сокрытыми от глаза ручьями и собранная в омуты, пластиковые стулья. Тысячи обломков керамической плитки у ног, на среднем удалении – выкорчеванные садовые кустарники, разломанные деревянные заборчики, а еще дальше, в любопытной инверсии перспективы, покосившиеся домики, наваленные друг на друга так, что казалось, будто они норовят взлететь. Выше уровня воды на улицах валялись неисчислимые мягкие игрушки. Там и сям вдалеке можно было заметить бредущую фигуру или пса, с энтузиазмом обнюхивающего все подряд, точно с надеждой внезапно воссоединиться с утраченным уютом. Все переплелось. Все провоняло канализацией и морем. Ровной земли нигде не осталось. Непонятно было, что чего сто́ит. Деготный свет исходил словно бы не от солнца, а, размытый в тумане, от самих развалин. Ирэн сидела на тротуаре, оглядываясь. Потом уткнула голову в колени, обхватила руками и заплакала.

– Дорогая, выше нос, – попросила ее Лив. – Я видела все, что тебе только предстоит.

Ирэн вытерла глаза и попыталась рассмеяться.

– В гало и так уже все это видели, – прошептала она.

Взяла Толстяка Антуана за руку и прижала ее тыльной стороной ладони к своей щеке, затем внезапно оттолкнула его. Кожа ее побледнела, выражение стало рассеянным и неразборчивым, словно вымывалось из лица. Все, по чему она скучала в этом городе, исчезло. Впрочем, его и так тут никогда не было. Оно погибло не в этой катастрофе, а годы назад, в ее собственной. Прошлое нереально, но у нее только оно и оставалось: так себя чувствуешь, когда жизнь не задалась. Встав, она одернула юбку.

– Я просто в этот дом зайду, – сказала она.

– Ирэн!

Дом претерпевал сложные трансформации, кренясь в собственный двор. Стекла выбило, и от этого свет в новосозданных комнатах падал непредсказуемо, по новым направлениям. Ирэн нашла непочатую бутылку коктейля и сразу просияла. Начала оттаскивать вещи в центр комнат для изучения.