Журнал «День и ночь» 2011–03 (83) - Анатолий Аврутин

Просьба погибшего воина (По мотивам старинных монгольских песен)

— Мой нукер!Когда возвратишься домой,Зайди в нашу юрту, поведайО том, что мой меч зарастает травой,Что я не вернулся с победой…

Скажи, что в бою горемычный убит,Что тело гниёт на чужбине,Колчан мой блестящий, синея, лежит,Украсив леса и равнины…

Скажи, что несчастный друзей не предалИ небо не проклял укором,Что шлем мой железный чернеет у скал,Покрытый осенним узором.

Скажи, что застыли, мертвея, глазаИ были слезами омыты,Что чёрная длинная, плетью, косаС травою теперь перевита!

Поведай отцу, что я был ещё живИ после пятнадцатой раны!А матери бедной потом расскажиПро земли, народы и страны…

В горнице светло. И светит сноваМне звезда ночная вдалеке.Где-то лодка Коленьки РубцоваНа ночной качается реке…

Никогда я слушать не устану,Как звезда с звездою говорит,Как душа плывёт по океану —Ничему не хочет научить!

Как люблю я слушать тайны ночи!Никакой в тех тайнах нет беды!Пусть никто, никто ночами молчаНе несёт мне в горницу воды…

Тишина! Прохлада! Тусклой медьюВдруг блеснёт у берега река.Никакой не надо мне победы!Ни над кем! Дорога далека…

Век Рубцова! Вечность Мандельштама!Светел и печален звёздный дым.Крепко сплю! Душа моя упрямоВсё плывёт по далям мировым…

Я смутно слышу конский топотИ вижу контуры коней.Какая ночь! Ковыльный шёпотНад степью сладостной моей.

И всё овеяно дремотой,И серебром блестит луна,И грива с тонкой позолотойНад близким озером видна!

Но дикий, пьяный, хамский хохотВнезапно слух мой оскорбит,И глохнет сразу конский топот,И кувырком луна летит…

И станет сердцу больно-больно!Степь, оскорблённая, не спит.И долго-долго недовольноКовыль, встревоженный, шумит…

Я спал в степи и был природойКак сын, как сын её, любим,Как грива с тонкой позолотойНад близким озером моим!

Иван Нечипорук[35]

Предчувствие

Я устал от ярма, что надел на себя случайно,И назвавшись грибом, лезу в кузов, душой огрубев.Я так часто пытаюсь перечить своей судьбе,Запивая прогорклость поступков неласковым чаем.

И опять в круговерти безумных извечных суетНепосильные ноши, как хищник голодный хватаю…А потом, в покаянье, ищу тривиальный ответ,Обретая который, опять в безрассудность врастаю.

Прощание со Змеиной горою

За Змеиной горой оборвалась земляИ в обрыве, внизу, блещет тело речное,И скользит изумлённо-восторженный взгляд,Наблюдая, как тает светило свечою.

И не хочется помнить, что было вчера,И не хочется думать, что завтра случится.Лишь желанье — пусть следующие вечера,Будут так же подобны таинственной птице,

Что, как Феникс сгорает в закатных огнях,Наполняя июль безупречной красою…Мир!Запомни безумными дерзким меня,Возносящимсянад Змеиной горою!

Закрытый храм

Стоит забытый сиротливо храм,И заколочены безжизненные окна.А рядом клёны тихо, беззаботноСклоняют кроны к старым куполам.На колокольне пусто и темно,Все звоны сняты, только лёгкий ветер,Что как ребёнок беззаботно светел,Порой стучит в забитое окно.

А в ста шагах огромнейший собор,Величественно к небесам взмывая,Своею тенью площадь накрывает,Искрясь в лучах.Взирающий в упорАрхистратиг, не в силах заступитьсяЗа малый храм — уже предрешенаЕго судьба. И лёгкой светлой птицейНад ним кружит последняя весна.

В краю соснового блаженстваЯ надышаться не могуИ упиваюсь совершенствомХолмов на дальнем берегу.

Жара шкварчит прогорклым масломНа сером противне небес.Закатные огни угаслиИ в озеро сползает лес.

И вечер, словно оглашенный,Из храма ускользает прочь…А я — лелею предвкушеньеПрохлады, что приносит ночь.

Слишком поздно

Покой на небесах ищу,Но нет покоя в небе звёздном.И грянул гром, и я крещусь,Но слишком поздно,Слишком поздно.

На сердце, ощущая лёд,Свои зализывая раны,Я радовался: «Всё пройдет…»Но слишком рано,Слишком рано.

И у потушенной свечиМне стало страшно и тревожно.Искал спасения в ночи…Но слишком поздно,Слишком поздно.

Начав свой новый день за здравие,Я к вечеру свой миф разрушу,Пустые приступы тщеславияСмываются контрастным душем.

И дней шальные многоточияМне дарят новые ответы.Растратив все запасы прочности,Душа моя взывает к Свету.

Опять, блуждая от отчаянья,Шепчу свои обиды ветру…А мне до Храма расстояние —Всего-то пара сотен метров.

Безмолвие

Опять я полон боли и отчаянья,Всё чаще в душу заползает страх:Печатью чёрной на моих устах —Молчание.

Почти на грани самовозгорания,Над пропастью безумия стою…Тебе бессонницею жертву воздаю,Молчание.

Вонзает полночь в небо стрелы-молнии,И ливнем барабанит в окна грусть…О Господи, я, как греха, боюсьБезмолвия!

Родной язык

Я люблю украинскую речь,Но её не считаю родною,Этот факт не даёт мне покоя —Он завис,как Дамоклов меч.

Я был вскормлен другим языком:Я тепло южнорусских наречийС материнским впитал молоком.Русской речью был очеловечен!

Мой славянский род — равновелик,Не объять его мерою узкой…Я люблю украинский язык!Но родным я считаю —русский!!!

Журавли

В поднебесье журавли, взмывая,Острым клином режут облака,Гонит их осенняя тоска,И они надолго улетают.

Журавлиный клин всё выше, выше,Пряный луг гнездовья сух и сед.И опять земля им машет вследОбнажёнными руками вишен.

Будут вновь дожди своею пряжейУмывать лицо седой земли…Журавли с собою унеслиГод один из молодости нашей.

Предчувствие

Однажды я проснулся на рассветеОт острого предчувствия беды.Бесился за окном безумный ветер,Терзая опустевшие сады.

Растерянно метался дождь по крыше,А за моим заплаканным окномСтонала перепуганная вишня,Как будто бы войти просилась в дом.

И так мне было страшно и тревожно,Хотелось взвыть в объятьях темноты,Хотелось убежать… Но невозможноБежать от приближения беды.

Марии Судиловской

И снова вижу эти сны я:К Днепру спешащий юркий Сож,Мстиславльские края лесные,И золотая в поле рожь.

Бреду сквозь травы-бездорожье,Прислушиваясь к тишине.О, белорусское Присожье,Ты снова юность даришь мне!

А за рекой горит Россия,В багряно-розовых огнях…Я просыпаюсь от бессилья:Нет больше тех, кто ждал меня.

За окном осеннимХолодно и ломко.Осень носит тениВ порванной котомке.

Города удушьеРастворится ночью,Снег, придя, разрушитМир ноябрьский в клочья.

В небесах продрогшихЗвёзд кружится стая,Осень дни им крошит,В бытие врастая.

ДиН публицистика