Ушебти - Александр Асмолов

– Что тебя так напугало? – Антонио остановился рядом с застывшей в дверях Машей.

– Как в музее, – нерешительно отозвалась она.

– Этот номер называется «Микеланджело». Когда-то здесь останавливался Бонапарт. На стене есть гравюра и копия листка из дневника Наполеоне, где он с восторгом пишет о тогдашнем монастыре.

– Почему ты называешь Бонапарта Наполеоне?

– Это его имя. Просто для солидности он выкинул последнюю букву. Деревенское имя не подходило императору.

– А ты хотел бы стать императором? – рассеяно спросила Маша, разглядывая небольшую гравюру.

– Ни за что!

– Почему? – она обернулась к Антонио.

– Это для фанатов или маньяков. Я рожден для иного.

– Ты знаешь для чего?

Антонио подошел сзади и нежно обнял Машу, уткнувшись лицом в ее пышные локоны. Она подалась к нему, закрыв глаза от нахлынувшего приятного тепла. Его руки осторожно обнимали молодую женщину ниже груди. Ладони были горячими, но не настойчивыми. Он ласково прижал ее к себе. Она слегка наклонила голову, и его губы скользнули к ее уху. Маше было приятно слышать дыхание мужчины. Прерывистое, возбужденное, горячее. Вновь почувствовать его запах. Его прикосновение. Но она не хотела торопить события, наслаждаясь только предчувствием. Это сладостное ощущение грани, которую она перешагнет. Скоро. Непременно перешагнет, но чуть позже. Ей было приятно, что и мужчина не торопился, не требовал ничего. Он умел ждать.

– Так где же обещанная «Тайная вечеря»? – лукаво спросила Маша, аккуратно высвобождаясь из таких желанных объятий.

– Предлагаю принять душ и переодеться.

– Но я не рассчитывала… – начала было блондинка.

– Твоя ванная и гардероб за той портьерой, – остановил он ее.

– Но…

– Я не думаю, что слишком ошибся в размерах, и ты что-нибудь подберешь.

– А ты?

– А моя ванная за камином.

Маша с удивлением проводила взглядом мужчину, исчезнувшего за плотной портьерой у огромного, в человеческий рост, резного камина. Пожав плечами, она с любопытством направилась в указанном направлении, сжимая в руках прихваченную на всякий случай с собой в дорогу сумочку. За портьерой был небольшой коридор с зеркальными стенами. Одна из них легко поддалась и, скользнув в сторону, открыла небольшую комнату с туалетным столиком у большого зеркала с лампами и целым рядом одежды на вешалках, покорно поджидавших кого-то. Любопытство взяло верх, и Маша кинулась рассматривать наряды. Отличный вкус. Интересно, кто это выбирал? Она даже прикинула к себе одно платье и глянула мельком в зеркало. Просто для меня. Поборов соблазн все перемерить, она направилась в ванную. Шершавый кафель приятно холодил стопы. Закрыв шапочкой волосы, Маша шагнула под теплые струи душа. Пять минут вернули свежесть всему телу. Однако нежиться в воде ей не хотелось. Стройная шеренга нарядов не давала покоя, подогревая азарт самого настоящего охотника.

Когда, наконец, Маша решилась показаться в новом наряде, она застала Антонио в раздумье у открытой двери на балкон. Он резко обернулся на шорох ее платья и погасил сигарету в пепельнице.

– Очаровательно! Тебе очень идет.

– Спасибо, – выдохнула она с волнением. – Надеюсь, я не нарушила чьи-то границы.

Маше очень понравилось пышное вечернее платье, стелившееся мягкими волнами по полу. Смелое декольте давало пищу для мужских фантазий, а обнаженные руки не стесняли движений. Рост Антонио позволил Маше надеть изящные туфельки на длинных шпильках. Несмотря на то что одежду выбирала не она сама, дискомфорта не было. Наоборот, отлично сделанные вещи были незаметны и придавали уверенность. Она почувствовала себя красивой женщиной.

– Я попросил Фредерико что-нибудь приготовить для тебя.

– Это портье, который нас встретил внизу?

– Да. Сколько его помню, она всегда там был.

– Забавно. Впервые попался мужчина, который что-то понимает в туфлях для женщин.

– О, это великий знаток тонких вещей.

– Интересно, как ты меня ему описал?

– Одной фразой.

– Какой же?

– Я сказал, что ты очень похожа на меня.

– И этого достаточно? – Маша подошла вплотную к Антонио и заглянула ему в глаза.

– Лучше спросить его самого, – не отводя взгляда, тихо ответил мужчина.

Они изучали друг друга. Открыто. Пристально. Не таясь. С каким-то жадным любопытством, будто перед захватывающей игрой или чем-то большим. Между ними не было флирта, намеков и жеманства. В этом они действительно были очень похожи.

Ты всегда берешь от жизни, что хочешь? – неожиданно спросила Маша.

– Наверное, – он так и не отвел в сторону свои темные насмешливые глаза.

– Я не вещь, Тони.

– Я знаю, – он нежно привлек ее к себе и прошептал: – Ты самая удивительная женщина на свете.

Какое-то время она недоверчиво выжидала, не двигаясь. Потом растаяла, прижимаясь в ответ. Они стояли, обнявшись, посредине огромной комнаты, убранной в стиле французских королей. Чуждая роскошь только подталкивала женщину к мужчине, единственному, ради которого она рискнула войти сюда, в этот незнакомый мир.

– Надеюсь, мы не пойдем на помпезный прием, а то я чувствую себя не в своей тарелке.

– Тарелки будут только на столе, – передразнил он ее. – А Фредерико умеет быть незаметным.

Трапезная была на первом этаже. Просторная, с высокими сводчатыми потолками, она могла бы вместить сотню монастырских братьев, но сейчас там было сервировано всего восемь столиков. Большой камин и высоко расположенные, закрытые крупной решеткой окна создавали настроение старины и покоя. Пол был устлан крупной черной с красным плиткой. Стены и потолок покрашены в нежно-персиковый цвет, удачно гармонировавший с темным деревом облицовочных деревянных накладок. Столики на двоих стояли очень далеко друг от друга, позволяя разговаривать, не опасаясь посторонних. Люстры посредине прямоугольного помещения не было, только настольные лампы да светильники вдоль стен, где когда-то крепились факелы. Торец трапезной украшала яркая, хорошо сохранившаяся картина «Последнего вечера», разделенная двумя арками, как триптих.

– Но это же не «Тайная вечеря» Леонардо, – воскликнула Маша, увидев фреску.

– Конечно, – невозмутимо парировал Антонио. – Этот вариант принадлежит кисти малоизвестного художника, по имени Никодемо Феруччи.

– Совсем иная манера письма, – продолжала критиковать фреску Маша, подойдя вплотную, – и одежда у апостолов другая.

– А чем тебе не нравится их одежда?

– Так половина апостолов была бедными рыбаками, а эти нарядились, как богатые купцы.

– Вот как? – подзадоривал ее Антонио.

– И у Спасителя огромный нимб вокруг головы.

– А что, на ту Пасху еще не было?

– И дорогой плащ, расшитый золотом, Иисус не надел бы.

– Откуда ты знаешь? – не унимался сицилиец.

– Почему все апостолы выглядят лысыми и седыми старцами?

– Для солидности.

– Ты издеваешься, что ли? – не выдержала Маша.

Она обернулась, чтобы с жаром продолжить свои разоблачения, но осеклась, увидев насмешливые глаза Антонио. Стоявший за ним Фредерико дипломатично опустил глаза, делая вид, что полностью поглощен сервировкой стола. Он не понимал русскую речь, но по эмоциям молодой иностранки догадался о многом.

– Ты решил меня разыграть или проверить?

– Мари, ты зря напустилась на бедного Феруччи, – он очаровательно улыбнулся, приглашая жестом занять место за столиком в центре стола. – Отсюда ты сможешь продолжить свои исследования, – он сделал паузу, как хороший актер, помогая ей сесть за стол, – если захочешь.

– Тогда объясни.

– Психологи утверждают, что в гневе человек проявляет свое истинное лицо, не в силах скрывать эмоции, – он предложил Маше сигарету и закурил сам. – Ты выглядела очень искренне, мне понравилось.

– Я что, подопытный кролик? – не выдержала она.

– Прости, пожалуйста, – их взгляды встретились. – Ты женщина, которая мне очень нравится, но я боюсь ошибиться.

– Спасибо за откровенность, – Маша нервно затянулась ароматным дымом.

– История этой фрески достаточно интересна, – Антонио откинулся на спинку стула с высокой резной спинкой, давая Фредерико возможность подать горячие закуски. – Ты знаешь, что работа Леонардо не была оценена по достоинству современниками. Великий мастер опережал свое время. Только почти век спустя «Последний ужин» был канонизирован, и многие стали его копировать, – Антонио жестом предложил Маше попробовать что-то аппетитно дымящееся в маленьком горшочке. – Монастырь Сан Мишель спроектировал и построил Микеланджело. Это тихое место просто создано для уединения и молитв. Оно будто парит над густыми лесами Фьезоле и долиной Арно, – Антонио поднял бокал и чокнулся с Машей. – Хотя Леонардо был на двадцать лет старше Микеле, они недолюбливали друг друга, а порой и конфликтовали. Да Винчи был франтом, любил красивую одежду, женщин, был неравнодушен к роскоши, а Буонарроти, скорее, можно считать его антиподом. Наверное, поэтому предложение настоятеля францисканской общины расписать торец трапезной вошедшей тогда в моду фреской «Позднего ужина» Микеле встретил в штыки, сказав что-то вроде «только после моей смерти». Его слова были поняты дословно, и в 1602 году малоизвестный художник получил заказ на фреску. К тому времени традиции церковной живописи были иными, чем при Леонардо, и Никодемо не стал мудрствовать лукаво, что и вызвало твое праведное негодование.