След "черной вдовы" - Фридрих Незнанский

И вот уже третий час едят и пьют. Пьют и едят. И болтают. Причем по-немецки. Крафт, оказывается, уже знал, что Алекс понимает немецкий язык, ну а о Пите­ре и говорить было нечего — полиглот! Некоторые выражения Питер все-таки переводил Турецкому, но они все касались лишь каких-то старых и смешных ис­торий, о которых Реддвей, естественно, знал, и ему было весело. Как и Генриху.

А вот Александр Борисович медленно тянул пиво и мысленно выстраивал для себя общую картину тех про­исшествий, которые, так или иначе, ложились в одну длинную цепочку, которую ему придется вытаски­вать — звено за звеном, пока на конце ее не окажется чего-нибудь стоящего. А чего? Один Бог знает.

Пока же, если верить собственной интуиции, а так­же тем фактам, которые уже имелись у следствия, но до сих пор еще не нашли единственно верного толкования, картина складывалась следующим образом.

Костя верно напомнил о «дыме из одной трубы». Это было, кстати, выражение самого Турецкого. Ну если честно, то не совсем его.

Был в его жизни, это когда Александр Борисович изучал юриспруденцию, один преподаватель —любо­пытный тип. Правда, любопытного в нем всего и было то, что он, воспитанный в строжайших правилах везде и во всем соблюдать нужную и ненужную конспирацию, уходя, скажем, в буфет, обязательно запирал в сейф свою рабочую пишущую машинку. Компьютеров в ту пору и близко еще не было. На вопрос, зачем он это делает, профессор многозначительно грозил пальцем в про­странство и с проницательной ухмылкой всезнающего человека заявлял: «Это —дым из одной трубы». Турец­кому объяснили, что тот просто боится, как бы на его машинке неизвестный недоброжелатель не написал ка­кое-нибудь подметное письмо, которое перехватит КГБ, станет искать автора по шрифту машинки — они же все фиксировались в особых отделах предприятий, а потом найдет машинку и сурово накажет ее хозяина. За голо­вотяпство, за преступную безответственность, за неуме­ние хранить государственные секреты... Да мало ли най­дется поводов доказать твою серьезную вину? И, нако­нец, кто хозяин? Сложный, конечно, пассаж, но если вдуматься, абсолютно адекватно и точно продиктован­ный временем.

Дым из одной трубы... С тех пор и повелось: когда соединяли в одном производстве несколько уголовных дел и связь между ними следовало еще доказывать и доказывать, а не просто оправдываться собственными интуитивными соображениями, вспоминали преслову­тый «дым». Как, впрочем, и в данном деле...

Итак, что мы имеем? Имеем некую акционерную холдинговую компанию, называемую «Нормой». Име­ем его владельцев, двое из которых обладают извест­ным авторитетом в уголовном мире, а один из них даже занимает, точнее, занимал высшую ступень в региональ­ной воровской иерархии. Имеем явную разборку меж­ду этими партнерами, в результате которой этот самый «иерарх» уже отбыл в мир иной, и следом за ним отпра­вились туда же его спутники, убивать коих было совсем не обязательно. Что, в свою очередь, может лишь сви­детельствовать о кровожадности партнера. Имеем так­же письменное обращение «кровожадного партнера» к президенту о помощи, не встретившее, однако, взаим­ного понимания. После чего последовало покушение на президента — скорее показательное, нежели действи­тельно серьезное. И, наконец, имеем убийства двоих возможных партнеров и одного служащего «Нормы» уже в Германии. Это если считать российского дипло­мата тоже партнером, учитывая его питерское проис­хождение. Хотя его партнерство — далеко не факт. Но ведь именно Турецкого пригласил расследовать конк­ретно это убийство сам герр Траутфеттер, руководи­тель Федерального криминального ведомства. А он-то наверняка знал, зачем это ему нужно. Вон сколько вся­кого наворочено!

И самое последнее — все события произошли прак­тически одновременно, как единая акция. Что, собствен­но, и позволяет соединить все расследуемые дела в одно уголовное дело. Тогда и рассматривать германские убийства придется именно в таком контексте. Правда, посвящать немецких коллег в сам факт питерского рас­следования мы не будем, поскольку в средствах массо­вой информации о нем нет ни малейшего упоминания. Достаточно громких московских разборок, которые им будут очень интересны как раз по той причине, что уча­ствовали в них фигуранты дела, из-за которого и про­изошли почти в трех десятках российско-германских фирм, входящих в компанию «Норма», обыски и изъя­тия документации.

Надо будет посмотреть, во-первых, что это за доку­менты, и уже, во-вторых, спокойно, не привлекая к сво­им действиям внимания, попытаться понять, на каком таком основании некий бандит требует от президента государства личной помощи в разрешении собственных проблем. Ведь именно на это намекнул президент при встрече. И надо понимать так, что, если где-то вдруг вскроется некий «неудобный» факт, который может даже косвенно задеть, не говоря уже — скомпромети­ровать, государственное лицо, сей факт не должен ни в коем случае стать достоянием общественности. Это — подспудная мысль. А если отбросить словесные услов­ности, то нет таких фактов, да и быть не может. По оп­ределению. Это «крылатое выражение», кстати, внес в российский политический обиход один из бывших, кратковременных, естественно, премьер-министров России во второй половине девяностых годов, прозван­ный за свои непредсказуемые действия киндер-сюрпризом. Давно было... Хотя кажется, только вчера — так быстро живем...

Таким образом, возвращаясь к началу, «труба» таки была. Й все «дымы» появлялись, видимо, из нее, хотя и в разных местах. Интуиция подсказывала, что они — не сами по себе, не от отдельных источников — кост­ров там или чего-то другого, а из той же одной, будь она неладна, «трубы». Прав был по-своему давно уже покойный «работник пера»...

Турецкий задумался и не сразу обратил внимание на то, что Генрих, с блуждающей на толстых губах улыб­кой, вопросительно смотрит на него. Наверное, пропу­стил что-то важное? Александр перевел взгляд на Пи­тера, и тот нудным тоном уставшего повторять одно и то же учителя произнес по-русски:

—    Генрих вторично интересуется, насколько хоро­шо знаком ты с этими родственниками? Он имеет в виду владельцев «Нормы». Но ты не ответил на его вопрос.

—   Исключительно по материалам прошлых уголов­ных дел, судимости по которым давно погашены. А лично их в глаза ни разу не видел. Но почему возник такой вопрос? Пит, я что-то пропустил важное?

Крафт слушал и кивал. Позже Турецкий узнал, что Генрих понимал русскую речь, но стеснялся признать­ся, что говорил по-русски очень плохо, вообще прак­тически не разговаривал. А в данном случае миссию переводчика на себя как бы добровольно взял Питер, й это вполне устраивало немца. Как, впрочем, и Турец­кого.

Генрих в ответ произнес длинную фразу, и Турец­кий не стал напрягаться, посмотрел снова на Реддвея.

—   Твой немецкий коллега имеет сведения, что слу­хи о твоем приезде сюда вызвали некоторый... перепо­лох, да?., в криминальных кругах, не заинтересованных в том, чтобы расследование вокруг «Нормы» принима­ло широкий международный резонанс.

А вот это уже была любопытная новость. Откуда вообще стало здесь известно, что Турецкого, кстати именно по настоятельной просьбе герра Траутфеттера, подключили к данному расследованию? Возможно, от самих же немцев либо от ближайшего окружения гос­подина генерального прокурора Российской Федера­ции, который наверняка знает о том, что его помощни­ка пригласили еще и в Кремль для приватной беседы с президентом. Для «высокого» напутствия перед поезд­кой? Но скрытый смысл всей этой «игры» в чем заклю­чается? Уголовники-то чего тут переполошились?

И Турецкий сформулировал свой встречный вопрос так, чтобы получить на него максимально исчерпыва­ющий ответ. И сосредоточился уже не на речи Генриха, а на переводе Реддвея. Питер перевел следующее.

Во время проведения той акции, о которой, несом­ненно, известно господину Турецкому (речь идет об обысках и выемке документации в офисах двадцати восьми фирм, входящих в акционерную компанию «Норма»), Генрих Крафт имел честь — опять-таки не в прямом, а в переносном смысле —допросить совладель­ца компании господина Масленникова. Никаких обви­нений в его адрес выдвинуто тогда еще не было — слиш­ком неубедительной представлялась доказательная база. Да и сам Масленников категорически отрицал какую-либо свою связь с преступным миром России, любые подозрения в отмывании денежных средств, а уж тем более — убийства собственных сотрудников и партнеров.

Но по мере изучения изъятых документов все более отчетливой становилась криминальная подоплека дея­тельности компании. На ее счета в Дюссельдорф, в Норденкредит-банк, переводились из России в буквальном смысле баснословные суммы, которые затем акционер­ная компания внедряла в промышленные структуры Германии, а прокрученные затем деньги в качестве ин­вестиций, уже через дочерние компании, снова направ­лялись в Россию — для проведения дальнейших опера­ций с недвижимостью и на другие цели. Такова крат­кая схема. А в действительности денежные средства из России пропускались через десяток различных банков Германии, Финляндии, Польши, Италии, Греции, Кип­ра и так далее ради того, чтобы умело скрыть их реаль­ное происхождение.