Мы будем жить - Яна Завацкая

Моисей возвышался над народом, вокруг него были помощники-амару. Иешуа набрал учеников, не делая генных анализов, по наитию и желанию, и держался демонстративно на равных с ними. Кто хочет быть первым — да будет всем слугой. Отказ от иерархии. Никакого главенства. Конечно, не все ученики Иешуа оказались амару.

Иешуа громил высокоранговых урку — богатых и фарисеев, и охотнее общался с низкоранговыми проститутками и сборщиками налогов.

Моисей предписывал делиться с нищими и чужеземцами, отпускать рабов. Иешуа заявил, что богатому — не место рядом с ним, что даже само богатство, признак иерархии, следует раздать.

Его деятельность не могла остаться незамеченной; однажды Иешуа осознал, что его ждет в итоге. Он мог, конечно, бежать в Египет, в Шамбалу, куда угодно. Но миссия требовала другого.

Если Бог Моисея требовал жертв, Иешуа объявил, что его Бог — Бог-отец, который есть любовь, никаких жертв от людей не хочет. Вообще ничего не хочет, он просто любит людей. И в ознаменование этого отдает на смерть своего сына — Иешуа, в последнюю и окончательную жертву, которая положит конец всем жертвам во веки веков.

И его принесли в жертву.

— Подождите! — сказал я. Честно говоря, я плохо помню Евангелие, читал его давно, да и кому это сейчас интересно. Но кое-что я все-таки помнил, и эта дурацкая версия, похожая на всякие эзотерические книжонки на эту тему, меня раздражала.

— В этом что-то не так, — заявил я, — ерунда какая-то! То есть звучит все логично, но… он же творил чудеса! Или это придумали позже?

— Что-то могли придумать, — ответил Анквилла, — но в сущности, такие чудеса амару вполне были доступны и тогда. Антигравы… медицинские технологии, плюс воздействие на энергетические точки…

Я перевел дух.

— Ну хорошо. А как же он воскрес? Или он не воскресал?

Инти вздохнула.

— А вот это самое странное во всей истории… Проще всего было бы сказать, что воскресение придумано последователями. Но… в том-то и дело, что нет. Мы не можем исключить некоторые факты. Есть записи Мариам на эту тему, очень неясные, но бесспорные. Есть… словом, есть вещи насчет Иешуа, которые мы не до конца понимаем.

— А если он правда был, ну… того? — тихо спросила Алиса. Инти посмотрела на нее, пожала плечами.

— Сыном Божьим, ты хочешь сказать? Не знаю. Известно лишь то, что Иешуа был исключительным. Абсолютным исключением, даже среди амару. Обрати внимание, сразу же, не сходя с места, его начали переиначивать на более упрощенный, близкий урку, лад. Павел… он был амару, конечно — но опять скатился к моисеевым идеям: женщины должны подчиняться мужу, рабы хозяину, все — начальству. А что произошло с церковью дальше, все мы знаем, даже упоминать не надо. Притом в ранней церкви было много амару… Но они не могли сдержать инстинкты урку. Вероятно, любовью Иешуа они все-таки не обладали. Он был единственным. И кроме того… — Инти с трудом продолжила фразу, взглянув на Анквиллу, — я лично считаю, что он достиг своей цели. Хотя ортодоксальные хальту…

— Разве он достиг? — удивился я, — если посмотреть на церковь… и на весь наш мир — это так далеко от того, чего он, видимо, хотел…

— Инти хочет сказать, — нетерпеливо пояснил Анквилла, — что Иешуа, как и многим другим реформаторам, правда, удалось создать благоприятную среду для амару. То есть по крайней мере создать предпосылки для того, чтобы качества амару в обществе считались уважаемыми, чтобы к этим качествам было принято стремиться.

— Не совсем так, — с достоинством выпрямилась Инти, — я хочу сказать, что Иешуа удалось значительно больше, чем любому другому реформатору из амару. Его деятельность привела к тому, что через две тысячи лет в итоге возникла наша современная цивилизация с ее уникальными чертами — научное мышление, наука, технологии начали хоть как-то развиваться, гуманизм…

— Но разве это не плоды скорее антицерковной деятельности? Начиная с Ренессанса…

— Как говорил наш великий соотечественник, — хмыкнул Анквилла, — это были диалектические противоположности. Церковное мракобесие и Просвещение с гуманизмом — они происходили от одного корня и питались одними и теми же соками. Просто мракобесие исходило в основном от урку, а остальное — от амару, которые чувствовали суть того, что Иешуа принес в мир. И действительно, раньше не возникало ничего похожего на нашу цивилизацию. Вв науке прямо стал господствовать стиль мышления амару, заложенный уже в ару, нашу речь — когда наблюдаемые и доказуемые вещи грамматически даже имеют приоритет перед воображаемыми. Правда, и в науке работает масса урку, которые так и не смогли усвоить этот стиль. Но то, что амару хотя бы в чем-то одержали верх, при нашей в общем полной неспособности к борьбе и конкуренции… Ну вот Инти считает, что это заслуга Иешуа.

— Но такого и правда не было раньше, и нет в тех странах, где цивилизация не была христианской, — заметила Алиса. Мой дед скривил губы.

— Может быть, это так. Но это домыслы. И думаю, после крушения попытки коммунизма говорить о какой-то надежде для этого мира бессмысленно. Или ты думаешь, что можно таким образом продолжать менять мир? — обратился он ко мне. Я подумал.

— Не знаю. Я вообще не вижу, чего уж такого хорошего в нашей цивилизации… кого сделала счастливым эта наука, что она нам дала — ковровые бомбардировки? Атомную бомбу? Экологический кризис? Вы скажете — антибиотики… продление жизни… противозачаточные средства… — но я что-то не вижу, что это сделало людей лучше или счастливее. Зачем продлевать жизнь, если она не имеет никакого смысла?

— Вот, золотые слова, — кивнул Анквилла. Инти пожала плечами.

— В любом случае, — сказала она, — сейчас бессмысленно говорить об этом. Нам остается три-четыре года до конца света. Потом — если и в этот раз на Земле останется кто-то живой — в лучшем случае потребуется новый Иешуа.

Лаккамири, август 2012. Лориана Рава

Утро было прохладным, приятным после вчерашнего пекла, трава горела и переливалась мириадами радуг в неисчислимых капельках росы. Лорин, выбравшись на порог палатки, сидела тихо, сжавшись в комочек, и только смотрела. Опустила ладонь и погладила горящие искры — ощутила влажный холод, и росинки погасли — но чего она ждала? Волшебства? Не оборачиваясь, она услышала возню за спиной, улыбнулась, но так и не посмотрела на Каяри, который подобрался к ней, сел рядом, обнял за плечи. Поднял прядь волос, внимательно рассматривая ее в лучах восходящего солнца.

— У тебя волосы солнечные, — сказал он. Лорин наконец обернулась к нему, улыбнулась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});