Многорукий Бог Далайна - Святослав Логинов

Шооран быстро соорудил колыбель для Турчина, тот улегся, несколько раз повернулся, пожаловался недовольно:

– Жестко!

– Что делать… – сказал Шооран. – Не дома. И ты учти: спать будем в очередь. Один пусть наблюдает.

– Ладно, – нехотя согласился Турчин. – Давай на костях: кому первому караулить.

Шооран не раз слыхал, что игральные кости у Турчина фальшивые, поэтому он с готовностью согласился метнуть жребий, и ничуть не был удивлен, когда ему выпало дежурить первому. Поворчав для виду, что страдает за свою доброту, Шооран помог напарнику улечься поудобнее и через минуту услышал его храп.

Вид расстилавшегося неподалеку далайна вселял в Шоорана нетерпеливую тревогу, но все же он честно выждал два часа, пока не сгустилась непроницаемая тьма, и тогда разбудил сочно похрапывающего Турчина.

– Ты с ума сошел! – запротестовал Турчин. – Я спать хочу!

– Твоя очередь, – Шооран был непреклонен. – Разбудишь меня, когда начнет светать.

Шооран силком поднял Турчина, а сам улегся в колыбель и немедленно затих. Турчин потоптался немного, на некоторое время застыл, опираясь на копье.

– Ты спишь? – позвал он.

Шооран повернулся на другой бок, нечленораздельно, словно во сне, пробормотав что-то. Турчин вздохнул, прошелся было по поребрику, но споткнулся о расплывшийся в темноте камень, выругался, наощупь отыскал свою постель, из которой его так безжалостно вырвали.

– Какие сейчас могут быть изгои? – причитал он. – Здесь только ноги ломать, а не бегать. Часок можно и поспать. Никто и не узнает.

Шооран лежал пластом, восхищаясь логикой цэрэга. На изгоев ему, верно, наплевать, а если явится Ёроол-Гуй? Тогда уж точно никто не узнает, как проводили время дозорные.

Ночной оройхон жил приглушенной жизнью. Кто-то возился неподалеку, чмокала грязь, хлюпал нойт. Мертвенно опалесцировал далайн, близкий, очень близкий…

Шооран тихо встал, убедившись, что Турчин спит крепко, двинулся к далайну, раскрываясь ему навстречу, схватывая мыслью тяжелую влагу и беспредельную глубину. Далайн вздрогнул и сдался, затвердев оройхоном, погасло призрачное свечение, холодная влага отступила, изгнанная землей. Шооран нашел свою постель, повалился в нее и уснул. Теперь можно было спать спокойно – оройхон, на котором они находились, стал недосягаем для Ёроол-Гуя, а караулить изгоев Шооран не собирался. Главное же – разбудить его должен был бессонный Турчин. Чтобы тот не проспал, Шоорану пришлось оттащить кожаную постель на пару шагов в сторону, в ложбинку, где ее должна подтопить выступающая вода, шум которой уже был слышен.

Вопль Турчина мог разбудить и мертвого.

– А-а!.. – кричал Турчин, тыча трясущейся рукой вдаль. – Там!.. Там!..

– Труби! – подсказал Шооран.

Турчин вытащил витую раковину, визгливый звук тревоги прорезал утренний туман. Протрубив, Турчин заметался, не зная, что делать дальше.

– Постель спрячь, – бросил Шооран, торопливо скатывая свою колыбель.

Теперь, когда мысли Турчина были заняты собственным спасением, можно было переходить в атаку.

– Как это случилось? – резко спросил Шооран. – Ты же караулил. Здесь был кто-нибудь?

Ответ мог быть только один, и Шооран его услышал:

– Никого!.. – выкрикнул Турчин. – Совсем никого! Всю ночь глаз не сомкнул.

– Мы не сомкнули, – поправил Шооран. – Одному одонты не поверят, особенно если станет известно, что другой спал.

Турчин закивал с готовностью, а Шооран напористо продолжал обработку.

– Почему ты тогда ничего не заметил? Может, из-за тумана?

– Да-да, из-за тумана! – ухватился за спасительную подсказку Турчин. – Туман вон какой густющий, за дюжину шагов ничего не видно.

– Так ведь бандиты уйдут! – закричал Шооран. – Через новый оройхон! Труби еще!

Будоража окрестности ревом раковины, они ринулись сквозь плотный, едва подбеленный утренним светом туман. На границе нового оройхона Шооран предусмотрительно остановил напарника и здесь, на пересечении поребриков они и метались, пока не услышали стук оружия и топот бегущих на помощь цэрэгов.

Пробная вылазка показала, что изгои действительно не теряли времени даром и, едва рассвело, ушли через новый оройхон. Преследовать их казалось бессмысленным, тем паче, что появились более важные дела. Оройхон, ставший сухим в предутреннюю ночь, располагался исключительно неудобно – он касался остальных сухих земель лишь одним углом, а со всех остальных сторон был окружен мокрыми оройхонами. Разумеется, об отделении этого оройхона не могло быть и речи, его ограждала не узенькая мертвая полоса, а легкопроходимый и широкий перешеек, тем не менее, одонту Ууртаку надо было заверить вана в своей преданности и, по возможности, извлечь из ситуации выгоду.

Ууртак со своей личной гвардией отправился на царский оройхон, казенные дюжины и войска, присланные другими одонтами, остались беречь провинцию. За неделю дальновидный Ууртак убедил вана, что не стоит из одного оройхона создавать новый округ, который, конечно же, захочет самостоятельности, а гораздо лучше отдать оройхон верному Ууртаку. Шооран за эту неделю вернул изгоям долг, поставив еще один оройхон, вклинивающийся в далайн, и как бы восстанавливающий земли изгоев.

Отправляясь в ставку, Ууртак на всякий случай запретил заселять высохший оройхон и выделил для его охраны двойную дюжину цэрэгов, среди которых оказался и Шооран. Делать на пустом оройхоне было нечего, цэрэги продувались друг другу в кости, рассказывали, кто умел, истории и скучали по оставленным семьям. Грустил и Шооран. Представлял, как он приводит Яавдай на берег и словно безумный илбэч говорит: «Смотри!» – и перед изумленным взором девушки рождается земля. Лицо Яавдай останется неподвижным, но черный огонь в зрачках полыхнет с небывалой силой. А потом он покажет, как умывается земля, освобождается от яда и грязи, покрывается свежей травой, как проклевываются сквозь жирную землю резные ростки туйванов. Он скажет: «Эта земля для тебя. Живи», – и на лице Яавдай появится неуверенная улыбка.

Переполненный такими мыслями Шооран рано утром отправился через опустевшие мокрые земли к далайну. Его никто не заметил, да и сам остров был обнаружен лишь к концу дня, когда Шооран стоял на посту, охраняя перешеек.

Смелая вылазка не принесла душе успокоения, зато помогла Шоорану понять: мечты его не о новых землях, а об Яавдай. Шооран затосковал. Он шептал слова легенды, которые, казалось, знал, когда еще не умел говорить: «Я проклинаю илбэча! Он нигде не найдет покоя и не встретит счастья. У него не будет друзей, и даже родственники станут издеваться и мучить его…» Шооран шептал, пока слова не начинали терять смысл, а перед глазами стояло лицо Яавдай. Нет, она не способна издеваться, этого просто не может быть, здесь бессильно даже проклятие Ёроол-Гуя. Она обещала ждать… Короткое «да», сказанное на заданный между делом вопрос, обрело для Шоорана важный смысл. Шооран убеждал себя, что никакого проклятия и вообще нет, ведь была семья у старика, даже когда он стал илбэчем, а потомки илбэча Вана правят целой страной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});