Изольда Великолепная - Карина Демина

– Ничего, – я почесала веером запястье, которое раззуделось невозможно. Проклятый укус не исчез, но переполз выше. Или это уже другой укус? – Ему полезно. Отвлечется, развеется…

Комната – вернее, комнаты – нашлись. Светлые. Теплые. И даже нарядные. Во всяком случае золотистого цвета обои с цветами и певчими птицами выглядели куда как симпатичней каменной кладки.

– Вы делаете ошибку, – предупредил констебль, пожевывая нижнюю губу. – Детям нужна твердая рука.

– Их Светлость не сомневается в вашей правоте, – Ингрид с легкостью парировала уколы. – И будет лично следить за тем, чтобы рука эта была надлежащей степени отвердения.

Если бы не изумительно вежливый тон, я бы решила, что Ингрид издевается.

– Также Их Светлость желают лично проверить домовые книги, – промурлыкала Ингрид, накручивая медный локон на палец. – Вы же понимаете, сколь важно для женщины разобраться в хозяйстве…

Я согласилась.

Ну вот зачем я согласилась?

День второй.

Прогулка по историческим заповедникам пыли. Осмотр богатейшей коллекции пауков и редких видов плесени, которая давно сроднилась со стенами замка. Перепись статуй… перин… подушек… пуховых одеял, балдахинов, серебряной посуды, посуды золоченой, посуды стеклянной… когда я, добравшись до кровати, без сил рухнула на собственную перину, то первой мыслью было то, что оную перину в опись не внесли.

Непорядок.

А ночью мне снились серебряные ложечки со вставками из янтаря, которые в описи числились, а вот в наличии не имелись.

День третий.

В продолжение предыдущего меня ждали подвалы с бочками вина, запасами зерна, солонины, копченостей, соли и специй, которые хранились в отдельной комнате и хмурая женщина, носившая на поясе связку тяжеленных ключей, долго не желала открывать дверь.

Пришлось угрожать мужем.

Моим мужем, оказывается, очень удобно угрожать – все пугаются.

Потом мы переместились в кладовые, дабы обозреть километры полотна, горы пряжи, выделанных шкур и шерсти. Ленты шитья, рулоны кружев…

Но снились все равно ложечки. Куда они могли деться?

День четвертый. Гербовник, любезно переданный мне по распоряжению Кайя. Сам он, видимо, ощущая мой решительный настрой, на глаза не показывался. Зато прислал пажа – очаровательного золотоволосого мальчугана лет семи-восьми на вид.

– Майло, госпожа, – представился мальчуган, кланяясь. – Его Светлость желают вам приятного дня…

…какое очаровательно двусмысленное пожелание…

– …и просят принять скромный дар…

Белую лилию в стеклянном шаре, который Майло держал с явным трудом. Ну вот как можно ребенка заставлять таскать тяжести? Хотя лилия мне понравилась. А вот гербовник – не очень. Гербовник – это книга, размером со стол и толщиною в метр. И с картинками, выполненными крайне дотошным образом. К каждой – описание страницы на три. Тинктуры. Формы. Рисунки.

Уж лучше бы и вправду китайский учить села.

Снились по-прежнему ложечки. Все-таки куда пропала целая дюжина? И еще тарелок пяток. Вроде немного, но если учесть, что каждая весит грамм триста-четыреста, получается внушительная недостача.

Этак мне весь замок разворуют.

И рука опять чешется просто невыносимо. Пятнышко переместилось ближе к локтевому сгибу.

Пора травить клопов.

День пятый.

Начинаю подозревать, что мой драгоценный супруг не только избегает меня, но и делает все, чтобы у меня не осталось времени на приключения, что весьма предусмотрительно с его стороны.

Новый подарок – родовая книга Протектората. Вариант сокращенный, разрешенный к выносу из скриптория. Всего-то на два пальца толще гербовника, который еще мною не дочитан – еще пару ночей и я бы всерьез увлеклась. В родовой книге картинок нет. Зато есть нудный перечень титулов, закрепленных земель – майоратных и отторжимых, заключенных браков и рожденных детей. С ними вышло недопонимание – почему рядом с одними именами рисунки есть, а рядом с другими – нет? Но Ингрид с готовностью пояснила.

– Те, чьи имена просто вписаны – законные дети. А если рядом изображен дубовый лист, то ребенок является бастардом, но принятым в семью и имеющим право наследовать. После законных детей, конечно.

– А листья при чем?

– Считают, что ребенка нашли меж корней дуба.

Ну да, не капусту же рисовать… дубовый лист всяко благородней.

– А если имя перечеркнуто?

Сначала я решила, что это означает смерть, но умершие имели другую пометку, с датой, а перечеркнутые имена встречались лишь трижды.

– Отречение. Исключительная мера, которая применяется очень редко… – Ингрид провела по имени пальцем, будто желая вовсе стереть его.

Всего три имени на целую книгу.

– Такой человек не имеет права использовать герб и девиз рода, имя, а род не несет ответственности за его деяния. Тан Броди был обвинен в измене. И его отец вынужден был отречься от сына, чтобы сохранить титул и земли. Молодой Идвис женился без согласия отца. У того был крайне скверный характер и некоторый избыток сыновей.

Последнее из имен. Оно не просто зачеркнуто – оно залито чернилами, но любопытство сильнее обстоятельств. Если лист приподнять и поднести свечу…

Урфин Сайлус. Седьмой тан Акли.

Что-то я недопоняла.

– Их Сиятельство обвинили в смерти многих людей. И старый тан разорвал сделку. Он сказал, что лучше пусть герб Акли вычеркнут из Гербовника, чем отдадут… недостойному.

Подозреваю, старик выразился крепче.

– Но есть мнение, – Ингрид продолжила, переплетая нити золотой проволоки, из которой суждено было родиться новому цветку. – Что это отречение было частью другой сделки, которая позволила Их Сиятельству сохранить голову. А вот самолюбие, полагаю, серьезно пострадало.

Я молчала, обдумывая полученную информацию, которая не вносила ясности, но лишь больше все запутывала.

– Ингрид, а то, что имя вновь не вписано, значит…

– Что титул не законен. Но я думаю, Их Светлость все исправит.

Ночью мне снились пухлые младенцы в гербовых памперсах и с венками из дубовых листьев на головенках. Младенцы сражались серебряными ложечками, а пропавшие тарелки использовали в качестве щитов. Надо будет выбрать время и хорошенько заняться домовыми книгами, есть у меня кой-какие подозрения… заодно и навыки бухгалтера пригодятся. Зря я училась, что ли? Дебет, кредит… проводки…

Рука чешется вроде бы меньше.

А на рассвете под окном орали серенаду. Сволочи.

И ведь как взобрались-то? Я сунула голову под подушку, но слова любви проникали сквозь пуховой заслон. Нет, ну я сплю на рассвете. Какие серенады?