СССР: вернуться в детство-5 - Ольга Войлошникова

лучше поступить.

Обещание было не особо обнадёживающим, но ни злости, ни угрозы я в голосах мужиков не чувствовал. Ну что, будем посмотреть.

Утром я проснулся от того, что Андрей тряс меня за плечо:

— Вставай, Вовка! Чаю попьём перед дорогой.

— Что, пора уже? — с этим почти полярным днём не поймёшь у них, когда день, когда ночь.

— Но, дождь кончился, с Лаврентия баржа за нами вышла.

За столом сидел Фёдор, обстоятельно прихлёбывал из пол-литровой кружки. Налил и мне, подвинул галеты, сгущёнку. Чай был почти горячий, запасливо слитый вчера в большой термос со стеклянной колбой и сероватым пластиковым корпусом, обмотанным в местах боевых повреждений синей изолентой.

Андрей вышел на улицу, слышно было, как он там возится с машиной, зарычал заработавший двигатель. Он заглянул в балок, снял с гвоздя свою планшетку.

— Что Степанида? — чинно спросил Фёдор.

— С полпинка завелась, красавица!

— Степанида? — не понял я, и Андрей мне гордо объяснил:

— Вездеход наш, ГАЗ семьдесят первый. Самая красотка на всю Чукотку. Если бы не волна вчера, да не отлив ночью, можно было бы и рискнуть до Лаврентия вплавь двинуть, она это может. А так уж дождёмся, вон, барж а, считай, пришла. Пей чай да шагай, лодку-то спустить надо…

Я по-быстрому опростал кружку, выскочил на улицу, начал возиться с «Зодиаком». Подошёл Фёдор, постоял, потом начал мне помогать.

— Вовка! — крикнул из-за вездехода Андрей. — Подь сюда!

Я выглянул, и он махнул в сторону залива рукой:

— Кита видел?

— Так-то я вчера двоих видел, — честно соврал я. — А он что делает, не пойму?

Кит совершал непонятные телодвижения чуть не в пяти метрах от берега, из воды показывались то хвост, то плавники.

— Об дно чешется. Рачки мешают ему на шкуре, зудят. Вот и чистится.

— А что, во Владивостоке китов нет? — как бы невзначай спросил Фёдор.

Как конкретно обстояли дела с китами во Владике, я понятия не имел. Но ответил уверенно:

— Редко заходят. Тепло им там. Да и порт большой, шумно, не любят они.

Фёдор согласно покивал.

Тут до меня дошло, что я совсем запутался в днях. На Камчатке же сутки начинаются, а на Аляске заканчиваются, значит, дата куда-то перескочить должна, не только время.

— А какое сегодня число?

— Так, одиннадцато июля, — ответил Фёдор.

— Это что, суббота?

— Верно.

— Ё-моё, вот я прокатился…

— Ну, всё, мужики! Грузимся! — скомандовал Андрей.

Я обвязал рюкзак курткой, чтобы его иностранность не сильно в глаза бросалась, Лодку загрузили на платформу под тент.

— Ты полезай-ка туда тоже, — сказал вдруг Фёдор, — да сильно не высовывайся.

Тэкс, по ходу дела, меня сейчас внезапно залегендируют.

Вездеход двинулся к берегу, а я с любопытством замечал то, на что вчера от усталости вообще не обратил внимания. Там и сям на берегу валялись огромные кости — вероятно, китовьи. А ещё ржавые железные бочки от соляры и бензина. Этого добра здесь было просто до фига.

ЛАВРЕНТИЯ

Суббота, 11 июля. Посёлок Лаврентия, Чукотка.

Посёлок Лаврентия оказался большим, особенно по чукотским меркам. Народу тут вообще живёт немного, а в Лаврентия целых шесть улиц, да дома по несколько этажей!

Андрей тормознул у трёхэтажной хрущёвки, выскочил, хлопнул по тенту:

— Вовка, вылазь! Рюкзак бери.

— Ага.

Подъезд был совершенно обыкновенный, только тамбур хорошо такой утеплённый, и двери сделаны, чтоб открывались внутрь. Подозреваю, чтоб снегом зимой не заносило.

Из боковой квратиры на первом этаже выглянула бабулька:

— Андрюша, здравствуй!

— Здрасьте, баб Вер.

— Вчера кита добыли, я тебе кусок взяла. Заберёшь?

— Давайте!

Бабуля бодро ушуршала внутрь квартиры и вскоре снова появилась с тазиком, в котором лежал здоровенный кусок мяса:

— Держи! А это кто с тобой?

— Да на метеостанцию мальчонка в гости приезжал, попросили в Анадырь отправить.

— А-а, понятно.

Мы поднялись на этаж выше, Андрей открыл дверь и пригласил:

— Заходи, гостем будешь!

Да, кроме как загостевать у Андрюхи, других вариантов не вырисовывалось. Сами подумайте: куда меня было девать? Идти со мной в милицию мужики передумали. Ближайший вариант отправить меня домой — самолёт до Анадыря, который, вроде бы, по расписанию летает каждый день. Мы даже сразу заскочили в местный аэропорт — небольшой, синий домик, где… кассирша немедленно нас порадовала, что погода в Анадыре и вчера не располагала, да и сегодня рейса не будет. Завтра, сказали, приходите к восьми, узнавайте. Может, прилетит. Но билет продали сразу. Потому как, если прилетит, можно будет прямо с этим билетом и улететь, тут всё у них довольно по-простому устроено. Главное — успеть прибежать и место занять, потому что, если несколько дней непогода, то желающих сильно больше чем мест образуется.

Однако, здесь у нас опять получилось преимущество! Окна Андреевой квартирки выходили как раз на центральную улицу, на которую и садился самолёт. Да, прямо на центральную улицу посёлка, никаких тебе заборов и прочих излишеств. Такой вот незамысловатый подход к организации взлётно-посадочной полосы. Что характерно, улица была даже не бетоном залитая — просто хорошо укатанная грунтовка. Сесть на неё могли, понятное дело, преимущественно Аны, а значит, долететь из Лаврентия можно было максимум до Анадыря, где был уже аэропорт поприличнее, Ил-62 оттуда летали даже до Москвы, не то что до якобы нужного мне Владивостока.

Получив в авиакассе от ворот поворот, приволоклись мы на квартиру.

Дома у Андрея всё носило отпечаток ухоженности и одновременно давнишней безлюдности.

— Ленка моя на лето поварихой в экспедицию устроилась, — объяснил он прохладную пустоту и кинул на диван в зале подушку с одеялом: — Располагайся. Я до базы, вечером буду. Жрать захочешь — консервы на кухне в столе. Да не кисни, сходи погуляй, — постарался подбодрить меня Андрей. — В музей загляни или в дом культуры. Библиотека у нас есть.

А ещё школа. И магазины, да. В одном из них Андрей по дороге купил хлеба, банку сливового повидла и пачку макарон.

Нет, библиотека — это, возможно, было бы даже интересно, но… По улицам я ходить-светиться не очень жаждал. Народу мало, все на виду. Бабулька вон мгновенно среагировала. Пристанет ещё, начнёт расспрашивать: как, что? Буду врать — рано