Человек-луч - Михаил Ляшенко

В глазах Юры на мгновение словно проскочила искра. Рука его дрогнула. Врачу показалось, что Юра тянется куда-то. Шагнув вперед, врач хотел помочь, но не успел. Тяжелая рука Юры безвольно проползла по простыне и повисла вдоль кровати.

Прошло, наверное, не более минуты, самой мучительной минуты в жизни всех присутствующих.

Старый врач, стоя в ногах постели, выпрямившись, как часовой, сказал, глядя прямо в лица товарищей:

— Все… Наступила клиническая смерть…

Было так тихо, что все они услышали осторожные, почти бесшумные шаги профессора Павермана, услышали, как он взял телефонную трубку и, что-то выслушав, неожиданно резко сказал:

— Всем слушать мою команду! Немедленно доставить Сергеева в фотонную камеру линкора… Великий хирург Синг Чандр предлагает свои услуги…

Обернувшись к радисту, Паверман коротко приказал ему:

— Свяжитесь с самолетом Андрюхина. Сообщите ему и Шумило, пусть возьмут курс на Калькутту.

В сверкающей серебром металла и белизной калькуттской хирургической клинике, у пустого операционного стола, рядом с Синг Чандром, стояла в напряженной позе Анна Михеевна Шумило. Оба были в белых хирургических масках, в их руках тускло поблескивали инструменты. Окружившие их ассистенты держали наготове перевязочный материал и шприцы.

Лишь один посторонний был допущен в эту хирургическую, где еще не было больного, но он мог возникнуть ежесекундно… Этим посторонним был Иван Дмитриевич Андрюхин. Сидя в стороне, под бесшумным вентилятором, он считал:

— Семнадцать… Шестнадцать… Пятнадцать…

Голос его глухо звучал сквозь плотную марлевую повязку.

Группа врачей застыла, как мраморные изваяния. Растопырив пальцы в маслянистых перчатках, наклонив крупную курчавую голову, увенчанную белоснежной шапочкой, впереди неподвижно стоял великий кудесник Синг Чандр, не отводя глаз от пустой, блестящей белизны стола.

— Шесть… Пять… Четыре… — все тише, но напряженнее считал Андрюхин.

И, словно подчиняясь его голосу, Чандр и Шумило непроизвольно нагнулись над столом.

— Один! — неожиданно громко сказал Андрюхин.

Искры полыхнули по острым ребрам стола, над ним заколебалось искрящееся туманное облачко. Врачи, жмурясь, невольно выпрямились. Но тотчас шагнули вперед. Когда они открыли глаза, на столе, несколько набок, в неудобной позе, было уже распростерто мертвое, слегка тронутое желтизной тело Юры Сергеева…

— Внимание! — глухо произнес Синг Чандр, нагибаясь над этим огромным, бессильным и все же прекрасным телом.

Андрюхин, коротко вздохнув, направился к двери, за которой его ждали сотни представителей печати и радио, — ждал весь мир, притихший от томительной неизвестности, от острого страха за судьбу Человека-луча…

Глава пятнадцатая

СИЯНИЕ НАД ЗЕМЛЕЙ

Прошло немало дней, прежде чем Юра очнулся и открыл глаза.

Однажды ночью Женя, дремавшая в кресле у его постели, проснулась от тревожного ощущения, что на нее смотрят, и, открыв глаза, увидела глаза Юры.

— Женька… — Юра хотел сказать это весело, но вышел шелестящий шепот.

— Заговорил!… — Она сползла с кресла на пол и, стоя на коленях, на мгновение приникла распухшим от слез лицом к его бледной руке. — Заговорил!…

Она метнулась к двери, но, не решаясь оставить его, только нажала кнопку звонка, который был установлен в каюте Анны Михеевны.

— Где мы? — с трудом вымолвил Юра, поводя глазами по сторонам.

Действительно, огромная комната, прямо-таки величественная кровать, хрустальные люстры, великолепные гобелены на стенах, все это совершенно не походило на строгий лазарет «Ильича»…

— Молчи! Молчи! — Женя метнулась к нему, но остановилась у кровати, стиснув у шеи худые кулаки и не решаясь даже нагнуться. — Юрка! Заговорил!…

— Почему я должен молчать? — Он с радостью чувствовал, что живет, попробовал даже пошевелиться, но тотчас острая боль едва не швырнула его в беспамятство.

— Не шевелись! — крикнула Женя. Лицо ее мгновенно исказилось той же болью, какая пронзила его. — Молчи!

Привычно застегивая халат и поправляя белоснежную круглую шапочку, в дверях показалась Анна Михеевна, вопросительно глядя на Женю.

— Заговорил! — Женя поспешно отодвинулась от кровати.

— Здравствуйте, Анна Михеевна! — прошелестел Юра, вглядываясь в знакомое моложавое лицо, над которым упрямо вились кудри седых волос.

— Ну, ну… Очень рада! — Она присела рядом с кроватью. Ее широкая, мягкая ладонь легла на Юрино лицо, на шею, отодвинула простыню.

И Юре, впервые после многих дней увидевшему свое тело, стало неловко за его ватную слабость, неподвижность. Он опять попробовал шевельнуться, и снова мрак на мгновение затопил его мозг.

— Лежать! — прикрикнула Анна Михеевна. — Действительно, Бычок! Никакая наука не может пока создать, брат, такое сердце, такие легкие… — Приложив к его туго забинтованной груди ухо, пристраивая его между бинтами, она потянулась к Жене за фонендоскопом. — Не болтать!

Тщательно выслушав больного, Анна Михеевна аккуратно свернула фонендоскоп и отдала его Жене, продолжая рассматривать Юру.

— Кормить атмовитаминами, начнете с номера пятого… Утром сделайте вливание витоглюкозы…

— Вливание? — Юра умоляюще взглянул на Анну Михеевну.

— Запомните! — отрезала она голосом, не допускающим никаких возражений. — Вы находитесь на флагманском корабле флота Академии наук, на лайнере «Ломоносов». Родина и весь мир оказывают вам величайшие почести. Вы — Человек-луч, Герой человечества и прочее!… Но, пока вы мой больной, забудьте об этом. Вы будете делать только то, что я прикажу. Сейчас я приказываю спать… Женя, вы уйдете со мной!

— Но ведь я ничего не знаю… — пробормотал было Юра.

— Вот и отлично! — Анна Михеевна, пропуская Женю вперед, плотно закрыла за собой дверь.

Он долго лежал с открытыми глазами, удивленно улыбаясь, иногда хмурясь, вспоминая все, что с ним было, и думал о словах Анны Михеевны. Как он очутился на «Ломоносове»? Что это все значит? Что обозначают ее слова о почестях и прочем?

Профессор Шумило была права: Юра, Женя и академик Андрюхин, профессор Паверман и Ван Лан-ши, а также ребята — Пашка, Бубырь и Нинка — возвращались домой на научном флагмане «Ломоносов». Почти все страны мира просили разрешения участвовать в почетном эскорте. И сейчас следом за «Ломоносовым» шло не менее семидесяти различных кораблей всех флотов мира. Даже ночью, даже в самую злую штормовую погоду корабли шли иллюминированными чуть ли не от ватерлинии до верхушек радиомачт, словно целый лес огромных новогодних елок… С авианосцев в воздух то и дело срывались, как стаи ласточек, самолеты. Фигурами высшего пилотажа, целым каскадом головокружительных взлетов, падений, своим виртуозным мастерством они словно пели песню бессмертному подвигу Сергеева, простого парня, секретаря заводской комсомольской организации.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});