История одного гоблина. Два в одном (СИ) - Болотов Андрей Тимофеевич

– Да, все-таки мы с пуутами похожи несмотря на различия и большую войну, – рассеянно добавил жахани, почесав волосатой рукой макушку возле правого рога.

– Точно, – поддержал собеседника Гарб. – Я о том же. Все разные из-за разных традиций, образования. Воспитание, наконец, играет большую роль. Если тебе с рождения внушают, что есть враг, и этот враг – мерзкий, злобный, отвратительный... Разве не будешь ты ненавидеть врага всем сердцем или чем там вы жахани ненавидите?

– У нас говорят «ненавидеть животом», – сказал Муфад’ал и добавил, – это если коротко. В моем языке для обозначения разных видов ненависти есть больше тысячи слов и выражений.

– Вот, я же говорю – традиции! –поднял вверх указательный палец гоблин. – Вас учат ненавидеть с детства. А вот если взглянуть на врага по-другому, с его точки зрения и без учета своего мировоззрения, получается совсем другая картина. Иногда выходит, что ты этому врагу вообще безразличен. В другом случае ты и сам будешь внушать страх и омерзение. Только по-настоящему разумное и образованное существо способно побороть свои предрассудки.

Муфад’ал печально улыбнулся.

– Наверное, я недостаточно разумен, мой простодушный друг, – сказал он. – К тому же, младенчество для жахани – вещь относительная. Новые жахани появляются на свет не так, как вы или даже пууты. Многие же из нас и вовсе еще помнят времена до изгнания, хотя уже и смутно. Нет, ненависть – это то, что изобрел мой народ. Мы любили Део, и все же предали его по наущению Люцифера. Мы не думали, что предаем, пока не стало поздно. Создатель отверг нашу любовь и проклял нас. Низверг в мир, в котором мы научились выживать и ненавидеть. Его, Люцифера, самих себя и всех остальных. Ненависть – это основа нашего существования. Иногда мне даже кажется, что не будь ненависти, мы бы просто исчезли. Мы нуждались в чувстве, которое помогло бы заменить нам утраченную любовь, и мы его нашли. А затем щедро поделились им со всеми остальными мирами.

– Прости, я как-то не подумал, – смутился Гарб.

– Ничего, ты всего лишь смертный, к тому же с короткой жизнью. Для меня ты не более, чем неразумное дитя. Твои рассуждения наивны. И все же есть в них доля истины.

– Значит... ты ненавидишь всех? – несмело спросил гоблин.

– Более чем ты можешь себе вообразить, мой смертный друг, – стукнул копытом об пол Муфад’ал, как бы придавая веса своим словам. – Кого-то больше, кого-то меньше. Однако меня утомил этот разговор.

– Если хочешь, потом еще поговорим, – предложил шаман.

– Всегда к твоим услугам, – раскланялся Муфад’ал и снова отвернулся к окну.

***

Начало турнира стремительно приближалось. Огромная арена для состязаний мрачно нависала над палаточным городком. Для смертных осталось загадкой, откуда взялось столько материалов для ее постройки. Хотя рудников и каменоломен поблизости видно не было, каменистая почва Рахэн-ди давала вполне прозрачный намек, что с камнем тут проблем нет. Происхождение же древесины вызывало полнейшее недоумение. За все время в Бездне компаньоны ни разу не встретили ничего похожего на дерево. Разве только плотоядный кактус с натяжкой мог бы подойти, но такие растения тоже встречались редко.

Бурбалка и Аггрх шли на поправку: они уже вполне самостоятельно передвигались и даже находились в приподнятом настроении. На фоне пережитого оба обрели товарища по несчастью и теперь постоянно предавались воспоминаниям. Правда, один из разговоров не заладился.

– Помнишь, как она сказала, что ты невкусный? – беззлобно попытался в очередной раз поддеть Аггрха человек.

У них уже вошла в привычку шутливо перебраниваться: оба оттачивали зубоскальство друг на друге. Обижаться никто и не думал.

В этот раз орк неожиданно нахмурился.

– Да, что-то я совсем перестал пользоваться популярностью у женщин, – воин запустил пятерню в начавшую отрастать густую черную бороду. – Старею, наверное. Надо бы побриться, а то скоро буду на дворфа похож.

– Нет же, она добавила, что ты насквозь провонял жахани, а не дворфом, – ухмыльнулся бывший ученик чародея, тоже потирая пробивающуюся полоску усиков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда-то он носил такие в той далекой прошлой жизни еще во время ученичества. Щеки он брил одному ему доступной магией, а усы решил оставить. Вроде как, они ему шли. Так однажды заявил учитель Велмсли.

Аггрх тут же свернул разговор и быстро вышел из комнаты, оставив человека в недоумении. Воину было что рассказать, вот только он не мог придумать, с кем можно поделиться своими тревогами. Антонио уж точно не подходил для этой роли.

Головные боли донимали орка все чаще, вызывая раздражение и напоминая о споре с Лю. Они начались именно после попадания в Бездну, и воина это сильно беспокоило. Ни снадобье Гарба, ни собственные иголки, ни даже лечение Михеля не помогали. Странные шепотки в голове сопровождали каждый приступ, и это пугало больше всего. Первый раз случился, когда он сделал тот злосчастный шаг к Хиенне. Второй после превращения Каввеля. Тем словам Меридианы Аггрх значения не придал, пока Бурбалка не напомнил о них. Что же она почувствовала?

Тем временем Михель с мрачной решимостью на лице днями отрабатывал удары, техники и приемы в специально отведенном для него заброшенном уголке замка. Со стороны выглядело жутковато, когда молодой человек не слишком крепкого телосложения крошил кулаками каменные колонны. Иногда, входя в особое состояние, парень применял исключительно секретные монашеские штучки, и камень рассыпался в пыль еще до соприкосновения с его руками или ногами. С тренировок Михель возвращался усталый, пыльный и недовольный собой. Гарб несколько раз пытался выяснить, что не так, но человек всякий раз уходил от ответа. Наконец гоблин улучил момент и буквально взял монаха за грудки, чтобы тот не улизнул, как обычно:

– Что с тобой творится?

Мужчина недовольно поморщился. У него ныли кулаки после тренировки, а от постоянного молока вместо воды побаливал живот.

– Тренируюсь, – туманно ответил он, грустно улыбаясь.

Гарба ответ не удовлетворил.

– Я твой друг и хочу знать, что происходит. Может, нужно срочно принимать меры, пока чего-то не случилось!

– Это все из-за нее, – покраснел Михель. – Я не могу понять, действительно ли она меня любит или это все притворство.

– Я надеюсь, ты учитываешь, что вы принадлежите к разным видам и тебе могут быть непонятны ее чувства и мотивы? Я даже не уверен, что вы совместимы в физическом смысле. Ну, то есть, конечно, она суккуба и черпает силу из мужчин, но все-таки… – шаман отпустил монашескую робу, аккуратно вернув человека на пол. – Будь осторожен. Я… мы все не хотим потерять тебя.

– Хотелось бы верить, что любовь присуща всем видам без исключения, – пробормотал монах. – Меня учили, что это то, что Вседержитель вложил в каждое свое дитя и не стал забирать даже у демонов.

– Владыка света наверняка слишком мудр, чтобы не дать шанс заблудшим на исправление, – ответил Гарб. – Может, это как раз нужный способ. Все-таки, если она тебя обидит, дай знать. Хорошо? У меня с ней уговор по этому поводу.

– Хорошо, – вяло пообещал человек, стараясь не утратить баланс между желанием сохранить отношения с гоблином и нежеланием пускать постороннего к себе в душу.

Саму суккубу слишком занимала подготовка к состязаниям, поэтому испытывать какие-то эмоции она просто не успевала. Пуута разрывалась между необходимостью следить за сооружением арены и собственными тренировками. Из-за этого свободного времени у нее едва хватало на сон и еду.

Адинук выпросил для себя отдельное помещение и проводил в нем за закрытыми дверями большую часть дня. Пару раз проходивший мимо Аггрх с содроганием отмечал, что он не знает и знать не хочет, почему из-за двери, кроме звуков какой-то возни, доносится чуть слышный шелест и иногда громкое чавканье.

Гарб тренировался то по-шамански, то по-жречески, а иной раз и по методике Михеля. Расслабляющие и укрепляющие сеансы медитации сменялись для него часами жаркой молитвы. В такие моменты даже друзья не рисковали ходить мимо его комнаты. Про слуг, которые, как оказалось, водятся в замке в изобилии, и говорить не приходилось. Демонята, быстро и бесшумно снующие по своим делам, зал с молящимся Гарбом предпочитали обходить или облетать через соседнее крыло замка. Они чувствовали исходящие из комнаты потоки божественной энергии, приводившие их в состояние суеверного ужаса.