Приключения без путешествий - Марк Зосимович Ланской

два фонарика, направленные со двора. Шурик просунул в щель Нюшкину голову, и девочку тотчас же подхватили. Шурик вернулся к Вере. Она протянула к нему тонкие руки.

— Берись за шею, — скомандовал Шурик.

Вера была тяжелее Нюшки, но нести ее было нетрудно. Они благополучно дошли до окна, и через секунду Вера была на дворе. Еще раз осветив фонариком кочегарку, Шурик ухватился за край щели, подтянулся и осторожно просунул голову и плечи. Четыре руки вцепились в него и выдернули наружу.

Виктор обрадованно ощупывал его и бормотал:

— Вот друг! Вот молодец! Вот друг!

Веру и Нюшку врачиха тотчас же увезла на своей машине. Повеселевший начальник команды громко распоряжался, готовясь повалить опасную стену. А Виктор дотошно выпытывал у Шурика все подробности о судьбе отца и матери.

— Понимаешь, какое дело, — оправдывался он, — столько было работы, совсем замотался. А тут передали, что ты звонил, я по дороге и забежал. Гляжу — одни развалины, подумал, что и ты там… Значит, квартиры нет?

— Нет.

— И вещички там остались?

— Нет, я чемодан унес, он у Славикиной бабушки. Их в другой дом увели…

Виктор что-то прикидывал в уме.

— Пойдешь со мной. Жену с сыном я эвакуировал, сам на казарменном, но в квартире одна бабка осталась, поживешь несколько дней, а там посмотрим…

8

В райкоме Шурик не сразу нашел нужную ему комнату. Здесь уже и следов не было той деловитой суеты, того многолюдья, которые он видел летом. На лестницах и в длинных коридорах — нежилая тишина. В какую дверь ни толкнешься — либо закрыта, либо открывается в пустой кабинет. По всему видно, что комсомольцы района вместе со своим штабом ушли на передний край города-фронта.

Услышав за дверью одной из комнат голоса, Шурик приоткрыл ее, увидел несколько человек за столом и подался назад. Но девичий голос окликнул его, и он вошел.

— Ты ко мне? — спросила девушка, сидевшая в пальто, накинутом на плечи и с поднятым меховым воротником.

— Мне к Тоне Кузьминой, — повторил Шурик имя и фамилию, названные ему Виктором.

— Садись. Ты откуда?

— Ниоткуда. — Шурик смешался и добавил: — Я — Орехов.

Девушка провела черной рукавичкой по колонке выписанных фамилий, поставила около одной из них галочку и сказала:

— Есть. Вот и этот товарищ к вам, — добавила она, обращаясь к своим собеседникам.

Их было не так много, как вначале показалось Шурику, всего трое — два парня и одна девушка. У парней были откровенно огорченные лица. Один из них искоса взглянул на Шурика, как-то обидно усмехнулся и насмешливо спросил:

— А свисток выдадут?

Тоня Кузьмина, не поняв или не приняв иронического тона, отвела рукавичкой прядь волос, закрывавшую ей правый глаз, и с привычным спокойствием очень уставшего, но терпеливого человека ответила:

— Ты просто не хочешь понять всей важности предстоящей работы. От комсомольского полка будет зависеть спокойствие в городе, безопасность населения.

— Как же! Снаряды будем шапками ловить.

— Опасны не только бомбы и снаряды, — так же спокойно продолжала Тоня. — Опасны для города и уголовные элементы, и немецкие лазутчики, ракетчики, шпионы. Это враги серьезные. Может быть, ты боишься, так и скажи.

Парень хотел что-то возразить, но его опередила сидевшая рядом с ним девушка в черной меховой шубке, стянутой простым ремешком. Она забавно всплеснула руками и заговорила так, будто была самой умной:

— Стыдно, Федоров! Честное слово, стыдно! Сидим и торгуемся, как на базаре. Ты думаешь, что на войне самое важное это гарцевать верхом на танке. Всё важно! Любое дело! И не к лицу комсомольцам торговаться. Стыдно. Пиши, Тоня, направление, и мы пойдем.

Шурик никогда не разглядывал девичьих лиц. Ему было всё равно, какие они. Спросили бы у него, какого цвета глаза или какой нос у Тамарки, он бы ни за что не вспомнил. А от лица этой девушки, которая всех пристыдила, он не мог отвести взгляд. Худенькое, бледное, оно как будто было освещено отдельной лампочкой. Этот добавочный свет отражался в ее больших глазах, смело и прямо смотревших на каждого, в губах, готовых улыбнуться, и даже в легких как дым волосах, выбивавшихся из-под черной шапочки.

И было в этом лице еще что-то, видимо, мешавшее людям обидеть девушку возражением или упреком. Оба парня даже слова не проронили, когда Тоня Кузьмина послушно выписала направление и сказала:

— Вот, на четверых. Желаю, товарищи, успеха.

Только на улице Федоров вроде опомнился и повернулся к девушке:

— Здорово ты нас пристроила, светленькая. Как тебя зовут?

Шурика удивило, как хорошо подошло к девушке прозвище — Светленькая.

— Зовут меня Оля, фамилия Чернова. Давайте знакомиться.

Федорова звали Леонид. Он еще год назад окончил ремесленное училище, успел поработать на заводе и, должно быть, считал себя взрослым, многоопытным человеком. Выше всех ростом, длиннорукий и широкоплечий, он посматривал на своих спутников с насмешливым снисхождением и в то же время как бы посмеивался над собой.

— Давайте, граждане, не будем толпиться, — говорил он густым «милицейским» басом. — Пройдемте, гражданочка, со мной на предмет взыскания штрафа.

Оля Светленькая охотно смеялась. Она ни с того ни с сего взяла Шурика под руку. Это было очень странно — ходить с девчонкой под руку. Ничего приятного и даже как-то