Бриллиантовый джокер - Сергей Соболев

— Будешь выступать, братишка, я и тебя трахну! — брякнув это, Крюк принялся весело ржать, как-будто сказал что-то необыкновенно остроумное.

— Заткнитесь все на минутку! — Шумахер чуть повысил голос. — Крюк, ты тоже погоди ржать! Серый… и ты — Жанна! Вы, в натуре, не просекаете пока фишку! Вы не врубаетесь, что я действую в наших же общих интересах!..

— Тогда чего держишь нас на цепи? — всхипнув, спросила Жанна. — Хозяин со своей собакой и то лучше обращается…

— Помолчите децал… и послушайте, что я вам скажу! — Шуми присел на корточки возле порога, поочередно глядя на закованных в цепи экс-напарников. — Тачку эту… «лагуну», которую мы увели от «Нуратиса»… сейчас усиленно разыскивают! Ищут и тех, кто это сделал… доверьтесь моему нюху и моему опыту! Я, когда подписался взять вас в подручные, говорил, что мы должны твердо следовать определенным правилам! Говорил я вам такое?!

— Шуми, я лично никому про тебя не рассказывал! — облизнув спекшиеся — в наросшей коросте — губы, сказал Сирейка. — Не первый же день «замужем», блин!.. Как и договаривались, за два дня до того, как идти на дело, я прозвонил тетке в Каунас и сказал, что уезжаю примерно на неделю в Таллин… к знакомому по Англии корешку… «Тевас» [60] уже год, как в Ирландии где-то на стройке пашет! Из пацанов знакомых у меня в Литве сейчас никого особо не осталось… все как-то разьехались! Ну а то, что мы в последнее время… после того, как меня «депортнули» из Англии… вместе работаем… об этом, Шуми, не знает ни одна живая душа!..

— А я к матери заехала… еще в субботу днем! — скороговоркой произнесла Жанна. — Как ты, Шуми, велел, сказала, что уезжаю с парнем децал развлечься… сначала в Ригу, потом в Таллин, а там — типа — будет видно…

* * *

— Ну так вот! — Шуми поднял вверх палец. — Слушайте сюда! Мы в обычных-то случаях… путаем след! И потом, после «дела» — неделю отсиживаемся! А тут чисто по случаю взяли чужую «кассу»! Тут уже совсем другой расклад! Понятно?!

— Пока не очень врубаюсь! — мрачно процедил Серый. — Ну взяли… и взяли!

— Вот поэтому я старший… а вы у меня на «подхвате» были! Соображать же надо…

— Послушай, Шуми! Камера… если и зафиксировала нас на точке, то… ну, зае…ся они нас опознавать!.. Мы с Жанкой были в париках и гриме, ты тоже… типа «ряженый»! Хрен они нас вычислят! Опять же… вы нас щелкнули на фото… рядом с трупом Бугра! Разве этого недостаточно… чтобы мы молчали всю оставшуюся жизнь!?

— Слышь, братело, ты меня уже достал! — Крюк — он стоял в дверном проеме — прицелился в забившегося в свой угол Сирейку. — Шуми, давай я его грохну… хули нам от него толку!

— Погоди, братишка, не кипятись! И убери покамест ствол! — Шуми неодобрительно покачал головой. — Если все сделаем по уму, то не будет больше никаких покойников! Серый, эта вот бумага… которую я прошу написать… мне нужна чисто как страховка! Ясный перец, я не собираюсь ее никому показывать! Будет лежать в укромном месте… на всякий «пожарный» случай! Зато вы с Жанной… когда мы расстанемся… случится это дня через три или четыре… будете помнить, что надо держать пасть на замке! Всю оставшуюся жизнь! И про «лагуну», и про меня с Крюком! Потому что бумага эта… написанная вами собственноручно… в случ-чего попадет не только в полицию… но и к «бригадным»! И про фотки не забывайте! Про те самые, где вы по одному засняты… рядышком с мертвым Бугром! Если где-нить проколетесь и начнете болтать на эту вот тему лишнее, весь этот матерьяльчик всплывет наружу… даже не сомневайтесь! Вот в чем моя задумка, врубаетесь? Вот сделаем все по уму… с бабками децал разберемся, чтоб без обид, значит… и заляжем тогда на дно… хрен нас найдут!

— Я так под пальмой где-нить залягу! — весело оскалив зубы, сказал Крюк. — Смуглые сисястые телки… виски-киски… полные ноздри кокса!..

— Ниче я писать не буду! — мрачно изрек Сирейка. — Жанка, ты тоже не подписывайся… это ж нам смертный приговор, млин!

Шуми, не подавая вида, что расстроен или рассержен несговорчивостью этой парочки, сделал знак приятелю, что им пора уходить.

— Подумайте децал над тем, что я вам сказал, — оставив в их закутке свет включенным, он принялся запирать дверь. — Даю вам час времени! И запомните: будет так, как я сказал… и никак иначе!

* * *

Они вышли из сарая. Крюк подошел к колодцу, где в ведре с ледяной колодезной водой охлаждались две бутылки пива. После вчерашнего у него гудела голова. Вернувшись с «дела», — далеко за полночь — они как следует «отметили». Чируха, хотя и отказалась с ними выпивать, накрыла стол и выкатила из своих запасов бутыль отборной «домашненькой»… крепостью градусов эдак под семьдесят. Выпили сначала за фарт, — Крюк только после общения с Гемой реально поверил, что им с Шуми волею случая удалось сорвать неслабый «банк» — потом за упокой души самого Гемы, и опять за «фарт», а также за открывающиеся теперь перед ними блестящие жизненные перспективы… Спать увалились уже на рассвете, наказав Чирухе не спускать глаз с пленников и еще не забывать поглядывать на единственную шоссейку, по которой — да и то не без труда — можно добраться до ее уединенного хутора…

Шуми, хотя и пил вроде бы наравне, похмельем сегодня, кажется, особо не мучился. Крюк, залпом выглохтав банку пива, чуток воспрял духом, вытащил из пачки сигарету, закурил. Из окна дома выглянула Чируха и тут же задернула занавески обратно. Крюк — хотя и не говорил это вслух — считал, вслед за теми немногими, кому доводилось с ней сталкиваться, что у хозяйки хутора «не все дома», что она человек с большими странностями. К ним двоим — особенно к Шуми — она относится хорошо, по-доброму, но кто его знает, что за мысли реально ворочаются в башке у этой ведьмы?..

«Надо быть все время начеку! — в очередной раз подумал про себя Крюк. — Никому нельзя доверять… на кону, млин, стоит гора денег! Шуми, курвец, отсыпал лишь децал брилликов… а весь остальной „клад“ где-то прикопал! Нет, тянуть дольше нельзя… Ночью — сейчас тошно и башкарь трещит! — надо брать за хобот… и самого кореша Шуми и эту ведьму — днем они оба будут настороже!.. Узнать, где спрятаны брюлики… забрать камни… и ходу отсюда, ходу!!»

Они присели на лавочку неподалеку от торцовой стены сарая. Вся округа — хотя время уже близилось к полудню — была затянута плотной влажной кисеей. Туманы, вообще-то, здесь частое явление. Местность низменная, изрядно заболоченная, кругом «немецкие» каналы, поросшие по берегам кустарником, ивняком и березой. Сразу несколько окрестных рек и мелких речушек, с поросшими камышом берегами, своими извивистыми путями вливаются в Куршский залив. После недавнего весеннего разлива некоторые «шоссейки» стали частично непроходимы для транспорта. Так, например, к хутору, где хозяйничала Чируха, может добраться на легковушке лишь человек, который хорошо знает данную местность. Иначе машина сядет по самое днище и еще не всякий трактор сможет ее выдернуть на относительно проходимый участок дороги… Вообще этот район считается одним из самых неблагополучных в Литве. Производства или турбизнеса здесь сроду не существовало. Колхозы порушены еще в начале девяностых, а фермеров, кто смог подняться, можно на пальцах перечесть. Молодежь либо сбежала в города, либо вообще подалась в эмиграцию. Многие живут контрабандой сигарет и спиртного — до границы с Калининградской областью от хутора Чирухи, к примеру, всего-то три километра…

Что касается самой Чирухи, то многие окрестные люди — сами не очень-то нормальные, надо сказать — считают ее сумасшедшей. И в основном сторонятся ее владений. Кое-кто из аборигенов старшего поколения поговаривал, что эта «женщина-с-большими-странностями» когда-то была шутрой, разбитной бабенкой и некоторое время проживала в городе (вроде бы даже в Вильнюсе). В родные места она вернулась в начале восьмидесятых, — и не одна, а с двумя мелкими «выблядками» — причем где-то в это время с ней как раз и случился некий «сдвиг по фазе». Жила она тихо, вдвоем с матерью, — «выблядки», если это и вправду были ее дети, потом куда-то испарились — но временами сильно попивала. Иногда у нее появлялся мужик-приживала, но надолго возле нее никто не задерживался…

Где-то около полугода назад умерла ее мать, такая же вредная старуха и — по слухам — тоже ведьма. Чирухе, которой самой уже было далеко за полтинник, достался хутор и почти шесть гектаров земли (большую часть площади занимает подходящий почти вплотную к хозпостройкам лиственный лесок). На весну и лето она берет — чтобы помогали по хозяйству — двух-трех «батраков», из числа бомжей, с которыми иногда и сама напивается самогоном до полного умопомрачения. Телефона у нее нет, но зато есть мобилка, которую купил ей Йозас-Шумахер — он же проплачивает «кредит». Когда тот ей прозвонил — во вторник поздно вечером — Чируха только-только отошла от почти двунедельной пьянки, после которой она прогнала вон своего нового и совершенно никчемного работника. И хотя она была Йозасу не родной матерью, а мачехой, она по-своему любила этого скупого на слова, но весьма расторопного в своем воровском деле парня, и готова была для него воистину на все…