Госпожа попаданка (СИ) - Каминский Андрей Игоревич

Она обвела опешивших послушниц «слепым» взглядом и вдруг разразилась хохотом, больше подобающим гиене, чем существу, рожденному на свет женщиной. Медленно она подняла руку и в фиолетовые отблески отразились на стальных когтях украсивших кожаную перчатку на левой руке Фербрии.

— Триморфа учит, что мир вокруг нас полон демонов, — произнесла она, — каждая травинка, каждая песчинка, каждая капля в дожде может иметь своего демона. В человеке тоже обитают демоны — может даже больше, чем где бы то ни было.

Говоря все это, Фебрия быстро расхаживала по залу, отчаянно жестикулируя. Лена не представляла себе, как диаконесса раньше могла сидеть неподвижно — сейчас, казалось, что она не способна остановиться и на секунду. Каблуки черных сапог из той же чешуйчатой кожи, мерно цокали по полу словно копыта. На поясе висел кнут, на котором с шипением поднимались змеиные головы, окидывая холодным взглядом послушниц.

— Власть над демонами — одно из важнейших умений будущей жрицы, а уж тем более диаконессы. Но нельзя надеяться повелевать демонами внешними, не ознакомившись как следует с духами, что пребывают в тебе от рождения.

Фебрия повернулась к девушкам, оскалившись в хищной улыбке — и в тот же миг ее слепые бельма вдруг окрасились в маслянисто-черный цвет.

— Демоны, что владеют вами, одновременно являются и частью вашей сущности, — произнесла она, — отпустим же их на волю, чтобы я поняла, с кем имею дело. Пусть каждая сядет возле одной из статуй — первая, что попадется на глаза. Это изваяния могущественных демонов, в присутствии которых мелочь вроде вас не посмеет скрывать свою подлинную суть.

Слова эти сопроводил дикий хохот и девушки, несколько оробев, поспешно расселись возле статуй. Лене досталось некое существо, напоминавшее помесь волка и огромного кота, но с оскаленной демонической мордой. Диаконесса тем временем сгребла когтистой перчаткой с блюдараскаленные угли и резко сдула на девушек тончайшую белую пыль. Одновременно она выкрикнула слова некоего заклятия — и в тот же миг фиолетовые глаза статуй вспыхнули ослепительно ярким светом. Пыль тут же превратилась в обжигающий белый туман, заволокший все вокруг, и из этого белесого марева продолжали доноситься слова заклинания, перемежавшиеся взрывами безумного хохота. В следующий миг белесое марево обернулось маслянисто-черным дымом, — Лена вспомнилось, как менялись глаза Фебрии, — в котором, словно фиолетовые звезды, мерцали глаза демонов. В уши вновь ударил пронзительный хохот, в ответ которому, на разные голоса ответил еще более жуткий смех, который, как сразу поняла Лена, не мог принадлежать человеку. Непроглядная тьма, клубящаяся вокруг Лены, взбурлила мощным потоком, захлестывая ее черными волнами, увлекая на дно маслянисто-черного водоворота.

Совершенно голая о на стояла посреди огромной пещеры, стены и пол в которой состояли из черного стекловидного камня. Этот камень трескался и вздымался вулканическими кратерами, выпускавшими языки алого пламени и клубы черного дыма — и вместе с ними возносились полупрозрачные фигуры, напоминавшие людей, но с длинными черными крыльями. С воплями, стонами, демоническим хохотом они носились вокруг Лены — но она почему-то не чувствовала от этого ни малейшего страха. Наоборот, молодая женщина ощущала неимоверный прилив сил, мощнейший поток энергии, казалось, переполнявший каждую ее клеточку. В руках ее вился змеей кнут — и она упоенно стегала им бушевавшую вкруг нее призрачную вьюгу, в которую слились подземные призраки. Сгоняемая ударами кнута, все эта стонущая, хохочущая, жалобно кричавшая, подобно перелетным птицам, стая в конце концов образовала нечто вроде огромного смерча, уподобившегося исполинскому змею, чья голова исчезала во мраке наверху. В следующий миг Лена оказалась внутри этого смерча с неимоверной быстротой понесшего ее вверх. Внезапно сверху в глаза ей ударил нестерпимо яркий свет — лишь спустя удар сердца она поняла, что это солнце: сколь болезненным его сияние оказалось для глаз, уже привыкшим к вечным сумерками. Вскрикнув от боли, она вскинула руку и, уже не думая, что делает, хлестнула по направлению к пышущему жаром светилу. Безобразный черный рубец пролег сквозь солнечный диск и в тот же миг нестерпимое сияние померкло, словно подернувшись невидимой пеленой. Свирепые ветра, сквозь рев которых слышалось все те же вопли и хохот, возносили Лену кверху и чем выше она поднималась, тем сильнее замутнялось темной пеленой золотистое светило, превращаясь в нечто иное, завораживающее своей непроглядной чернотой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Внезапно все кончилось — трясясь, словно в лихорадке, Лена лежала на холодном полу, съежившись у подножья выбранной ею статуи. Туника на ней была разорвана в клочья, тело покрывали синяки и кровоточащие ссадины.

Внезапно перед ней появилось лицо Фебрии вновь изменившей цвет глаз — с жутких бельм на вполне живые, ярко-зеленые очи. Да и жуткий фиолетовый лик сменился лицом красивой девушки с алебастрово-белой кожей и кроваво-красными губами.

— Как тебя зовут, милочка? — почти нормальным голосом спросила диаконесса.

— Елена…Лена…

— Ты из Росковии? — получив утвердительный ответ, жрица довольно кивнула, — кажется, я уже слышала о тебе. Напомни, кто твоя наставница, дорогуша?

— Кайра…Кайра Моррикан.

— Серьезно? — Лена аж шарахнулась от очередного взрыва безумного хохота, — надо же, лоркнийка сноваменя удивила. Что же, наконец-то, появился повод с ней побеседовать.

— О чем?

— Не все сразу, милашка! — Фебрия небрежно погладила ее по волосам, затем опустила руку Лене на затылок и привлекла к себе, взасос целуя девичью губу. В следующий миг Лена отпрянула с криком боли — острые зубы прикусили ей губу.

— Привет для твоей наставницы, — произнесла Фебрия, слизывая кровь с уголков губ — поговорим об этом после занятий.

Она обернулась к остальным девушкам, что сейчас, лежа в самых неудобных позах, со стоном приходили в себя.

— Теперь я вижу всех вас насквозь, грязные сучки, — весело крикнула она, — все то, что ваши демоны скрывали от вас самих. Давайте, скорее очухивайтесь и приготовьтесь слушать и запоминать — дальше учеба пойдет веселее.

Полный шкаф скелетов

Когда решатся боги света,

Покинуть проклятый наш мир.

И в виде огненной кометы,

Уйдут в космический эфир.

Когда исчезнет солнце с небосклона,

И засияет Черное Светило.

Когда война, болезни, похоть, голод,

Откроют в человеке зверя рыло.

И с человеком зверь сношаться будет,

И порождать потомство омерзенья.

И сотни тварей диких вдруг из леса выйдут,

Чтобы людям отомстить за все мученья.

И Древний Змий совьет свое кольцо

Удавкой вокруг хилой шеи мира.

И люди отдадут своих детей.

Для украшения владыкиного пира.

На алтарях пролита будет кровь,

Последних человеческих вождей.

И Боги Мрака снизойдут на землю вновь,

И кончится презренный Век Людей.

Все это велеречивое, с выражением, чтение Фебрия сопровождала отчаянной жестикуляцией, словно переигрывающая актриса на сцене третьеразрядного театра. Закончив декламацию, она нарочито громко захлопнула книжицу в черном переплете с серебряным тиснением и посмотрела на Кайру. Та пожала плечами.

— Такая себе поэзия. Кто это написал?

— Некрон Тотенштайн, семнадцатый принц Брокгарта, — произнесла жрица Мании, — слышала о таком?

— Краем уха, — ответила Кайра, — Тотенштайны — это ведь боковая ветвь Рокштайнов?

— Да, хотя в императорской семье не очень любят вспоминать об этих родичах. Эта ветвь угасла полтора века назад — и последним в роду как раз был Некрон. Считается, что он приходится нынешнему императору Фрэгу двоюродным пра-пра-пра-пра-дедом, хотя Икоан Лушганг, старший магистр Геральдической коллегии, считает, что степень родства во многом фиктивная, а значит…

— Перестань! — поморщилась Кайра, — мне не нужны хитросплетения имперских родословных. В Никтополийском монастыре мало кому интересны геральдические штудии Брокгартского университета.