Наступление ч. 4(СИ) - Александр Афанасьев

Ефрейтор еще раз ощупал подсумки — гранаты у него были. Целых три — две РГД и одна мощная оборонительная Ф1, которую он взял на растяжки. Были и патроны — до того, как ему принесли три подсумка, у него оставалось ровно семнадцать патронов. Плюс — как и у многих здесь служивших — еще один, в железной капсуле из-под таблеток валидола.

Ефрейтор тщательно осмотрел магазины, ему не понравились два. В одном из них верхние патроны были грязными, во втором — помяты щечки и это грозило задержкой.

Грязные патроны он вытащил, облизал и снова вставил в магазин. Патронами из поврежденного наполнил пустой.

Взглянул на часы.

Время умирать…

Темнело…

Пакистанские коммандос заходили слева, они пытались взять небольшой холм, подавив находящуюся там огневую точку с трофейным пулеметом ДШК и, оказавшись на холме, прицельным огнем подавить остальные огневые точки, пробив брешь в линии обороны. Почему то на сей раз вперед не пошла военная техника, то ли решили что достаточно, то ли не знали, что противотанковых средств больше нет. Одновременно с коммандос — в лобовую атаку ринулись боевики из приграничных лагерей, перешедшие границу вместе с пакистанской армией.

Ефрейтор, перебежав со своей позиции в показавшийся ему более удобной воронку от снаряда, бил одиночными, пытаясь нащупать боевиков до того, как они подойдут на бросок гранаты. У боевиков были и снайперы — одна сейчас весь снайперский огонь был сосредоточен на холме, пулемет надо было подавить любой ценой.

Хлоп!

Есть!

Угадал — когда после перебежки боец залегает — он всегда откатывается влево или вправо. Пятьдесят на пятьдесят. Ефрейтор помнил, что когда человеку все равно, в какую сторону — обычно выбирают сторону рабочей руки, а у большинства людей она правая. Вот и еще один — поднялся для перебежки — словно споткнулся.

Одиннадцать

Одиннадцать человек за сегодня — более чем достойная плата и за позицию, и за него самого. Одиннадцать — за одного. А может — и больше.

— Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! — понесшие потери боевики и пакистанские солдаты поддерживали свой дух воинственными кличами.

— Шурави, таслим! Галава рэзать!

Щас тебе будет и Акбар и таслим, разом.

Ефрейтор решил сменить позицию — относительное затишье, лучше встретить врага с новой, чем с известной и уже пристрелянной. Голова гудела от разрывов, глаза слезились от порохового дыма — но надо было стоять, потому что за ними… нет, не Москва, не Сталинград. Просто за ними свои. Советские солдаты.

Прикрываясь остатками кустов, которые здесь высаживали на каком-то госхозном поле, ефрейтор пополз назад и вправо, примерно прикинув позицию, которая даст ему хоть небольшое, хоть пару метров — но господство над местностью. Холм — хотя и такой низкий, что его почти и не видно. По пути рука наткнулась на что-то мягкое, он не стал смотреть, что это такое — отдернул руку и пополз дальше. Когда он дополз до позиции — он увидел распростертого на земле человека, попытался повернуть его — и наткнулся на ствол.

— Э, э! Свои.

Это был Варейкис, пулеметчик с другого взвода, вопреки общепринятому мнению о латышах маленький и чернявый. Звали его все Игорем.

— Игореха…

Левая глазница пулеметчика была наскоро замотана какой-то грязной тряпицей вместе с частью головы, отчего он походил на свихнувшегося пирата.

— Ты чего? С глазом…

— Нормально… — пулеметчик скривился — повоюем еще. Какой-то осколок мелкий, б… А ты…

— Пистоль у тебя откуда?

— От капитана. Ему он уже не понадобится.

Игорь помолчал и добавил

— Убили капитана.

— Что…

Игорь внезапно толкнул Заточного в сторону

— Ах ты, б…

Варейкис повалился в сторону, из горла его торчала стрела, короткая и с оперением, несмотря на то что стемнело — каким-то чудом ефрейтор это увидел. Рука Игоря упала — и он каким-то чудом перехватит Стечкин, развернулся — и жахнул прямо в лицо меньше чем с метра поднявшемуся с земли пакистанскому коммандос. Вспышка выстрела высветила раскрашенное черным лицо пакистанца, изумление и испуг на мгновение промелькнувшее в его глазах — а потом он упал и что-то — плюхнулось рядом, увесисто плюхнулось, тяжелое. Ефрейтор каким-то чудом успел откатиться, громыхнуло, что-то стегануло по его руке, по боку — но под руки попался автомат и он вскочил в полный рост. Взлетевшая с позиции ДШК осветительная ракета осветила его сектор — и он увидел ползущих прямо на него людей в черном и с оружием, их было двадцать или даже больше, они ползли по изрытой воронками земле медленно и целеустремленно, стараясь застичь десантников врасплох.

— Вот вам! — длинная автоматная очередь стеганула по распростертым на земле телам, перерезая их одно за другим, вбивая в землю — вот вам таслим! Сейчас тебе будет с. а таслим!

Со стороны пакистанских позиций хлопнул один снайперские выстрел, потом другой, забубнил ДШК, подавляя снайпера, поднимая фонтанами землю — но ефрейтор Алексей Заточный не ложился, он поливал врага огнем, пока в магазине были патроны. И лишь когда он закончились — он постоял еще секунду, а потом, виновато улыбнувшись, опустился на землю, сжимая в мертвеющих руках автомат с магазином, расстрелянным до последнего патрона.

Афганистан, Кандагар Район Дих Квайя Ночь на 23 марта 1988 года

Ну давай же… Давай!

Давай… Здесь никого нет. Давай…

Танк, по-видимому, М60, американский, с прожектором над стволом — полоснул лучом по выщербленным пулями стенам, луч скользнул дальше, в дымную темноту улицы. Там догорал кочующий миномет — сто двадцать миллиметров в кузове Зил-130. Миномет этот работал весь день — но все же под вечер попал под случайный гаубичный разрыв.

Танк пополз вперед. Странное шипение мотора и лязг гусениц заглушал команды — танк сопровождала пехота…

Только бы не заметили…

В проломе показалась гусеница танка, надгусеничная полка — и…

Танк был слишком большим, он совершенно был не похож на советские, афганские и даже американские танки, какими их показывали на занятиях. Он был слишком большим… прямые линии надгусеничной полки, шепчущий двигатель и башня… намного выше, чем обычно…

Луч света мощного, аккумуляторного фонаря высветил провал, снова раздались гортанные, хорошо слышимые слова команд — и прапорщик понял: пора. У него был гранатомет РПГ-29 и единственный кумулятивный заряд к нему. Он занял позицию в расчете на один- единственный выстрел, который должен быть точным и сделанным с минимального расстояния. Выстрел — и все, надо уходить. У них от роты осталось восемь человек, в разгромленном, чужом и насквозь враждебном городе им не удержать позиций.

Когда проем осветило светом фонаря, и кто-то что-то крикнул — прапорщик понял, что ждать больше нельзя ни секунды, прицелился — и нажал на спуск. Гранатомет рявкнул, в ушах привычно поплыло, его окатило горячей волной от сгоревшего гранатометного заряда. За провалом что-то бухнуло — но прапорщик ничего этого уже не слышал. Бросив на позиции ненужный уже гранатомет, он бросился бежать…

Маршрут отхода он знал хорошо, прошел по нему дважды. Прежде чем командовавший пакистанской пехотой офицер успел скомандовать и за дувал полетели гранаты — прапорщик Мельничук нырнул в полуразрушенный, оставленный хозяевами дом, пробежал до пролома в стене, прикрытого циновкой, отбросил ее — и вывалился на соседнюю улочку, как и все в старом Кандагаре кривую и узкую. Поскользнувшись — он все-таки удержался на ногах, бросился прочь, за спиной суматошно трещали выстрелы, потом впереди что-то хлопнуло — и автоматная очередь веером вымела улицу. Спасаясь от пуль, прапорщик упал на землю, перекатился в тень дувала. Потом вскочил — и бросился до одному ему известного пролома в стене.

А вот и он.

— Свои! — гаркнул он, потому что знал, что на пролом нацелен автомат. Он — последний, больше никто не выйдет.

— Да-да-да! — простучала короткая автоматная очередь с крыши, прапорщик сделал несколько неверных шагов и не упал, а буквально рухнул в проем. На руки своих…

Кто-то дал длинную очередь куда-то вверх, по крышам. Кто-то подхватил прапорщика, в которого попали все три пули, и потащил в темноту. Он чувствовал, как его тащат, тяжело сопя и ругаясь — он не хотел, чтобы его тащили. Он хотел, чтобы его положили на землю и дали отдохнуть, ведь он так устал за целый день…

Его вытащили на улицу, положили в УАЗ-таблетку, в которой был фельдшер — и в этот момент прапорщик умер. Все, что он мог сделать на сегодня — он сделал.

Танк, который подбил прапорщик — это был не М60. Это был М1 Абрамс, один из трех, которые поставили американцы в пакистанскую армию и которые пакистанцы решили проверить в боевых условиях, включив в состав авангарда.