Выродок (Время Нергала) - Вячеслав Барковский

Обращения были, но, естественно, не те. В основном невинные граждане, жертвы грабежей и хулиганства, реже жертвы бандитских разборок.

Журналист предложил опубликовать в газетах все предполагаемые фотороботы Выродка, включая ЕГО фотографию двадцатилетней давности, когда ОН еще был в интернате.

Граждан, видевших Выродка, как всегда, оказалось необычайно много. Но разговоры с опознавшими практически все оказались бесполезными.

Лишь один человек опознал Выродка с уверенностью и ужасом, но не пришел и не заявил об этом.

Любомудров не оставлял своей идеи подловить Выродка на изверге враче. Но того и след простыл. К тому же органы, перегруженные текучкой, всячески увиливали от поисков доктора. Аргументы у них были железные.

Доктор отсидел за свои преступления, а то, что он помог бежать Гаврилову и навел на него наркоманов, не доказуемо до тех пор, пока не обнаружится сообщник в психбольнице, где содержался больной, да и вообще помощь в организации побега не такое уж преступление, чтобы мобилизовать на поиски доктора весь аппарат.

Тогда Любомудров решил действовать в одиночку.

Он навестил Успенского, вкратце объяснил ему свой план.

Генерал позвонил в Управление и приказал выписать Любомудрову командировку как временно задействованному по делу „Выродок“ с выплатой всех причитающихся денег.

Через день Любомудров уже сидел в кабинете начальника Иркутского УГРО Севастьянова Алексея Александровича.

Надо прямо сказать, что и здесь его приезду мало обрадовались. Дел у самих было выше головы. Но адрес бывшей жены Голованова дали.

Вера Сергеевна Чистовская, так она значилась в новом браке, работала в районном управлении торговли бухгалтером. О первом муже вспоминала неохотно.

— Вышла, потому что жалко стало! По профессии врач, сидел ни за что, оклеветанный. Вышел — ни кола ни двора. Да и мне надоело в девках ходить. Как-никак уже тридцать один исполнился. Жили неплохо, только как-то скучно…

— Как скучно? Он что, не выводил вас „в свет“, не ходили вы никуда? Или как человек он был скучный?

— Да нет, не в этом дело, — смутилась вдруг Вера Сергеевна, потом вдруг решилась: — Он был фактически импотентом. А когда я пыталась приласкаться, он злился, говорил, что мы уже оба старые и незачем предаваться разврату… Он так и говорил — „разврату“, — с обидой в голосе повторила она. — Мы за все время замужества только и были вместе раза два, три, да и то скорее всего потому, что он пьяный был и я его соблазнила. — Вера Сергеевна покраснела.

— Вы назвали его доктором. Вера Сергеевна, а он работал врачом после освобождения?

— Некоторое время трудился разнорабочим; потом устроился то ли по блату, то ли за взятку в детскую поликлинику, принимал подростков с неврозами.

— Но ведь он был лишен права врачебной практики?

— Официально да, но… не знаю, — она вдруг стала нервничать. — Видно, помог кто-нибудь восстановить диплом.

Журналист-вздохнул. Уж больно не хотелось ему ворошить прошлое этой женщины, но он все-таки сказал:

— Не хочу вас винить, Вера Сергеевна, но ведь, наверное, это вы и помогли ему.

Она помолчала, потом с вызовом сказала;

— Ну да, я и помогла. Я тогда в исполкоме работала. Ко мне в любовники большой чин набивался. Я и поставила ему условие: сделаешь, будь по твоему. Может, я и разведусь даже. Он похлопотал и скоро выполнил обещание. Только любовницей его я так и не стала. Ну… пару раз было… Потом он мне так надоел, что я его шуганула. А у моего бывшего мужа вскоре начались неприятности на работе. Какая-то истеричная мамаша обвинила его, что он приставал с непристойностями к ее сыну, требовал раздеться догола, якобы, чтобы проверить рефлексы, и начал его ощупывать. Скандал удалось замять, но после этого случая он стал еще больше чуждаться меня, говорил, что я будто бы поверила его врагам и не поддержала в трудную минуту. Чушь все это. И в то, что приставал, я могу даже поверить, потому что уж больно равнодушен ко мне был. Да и к другим женщинам, судя по всему, тоже.

— Простите за назойливость, а как же вы развелись?

— Обычно. Я подала на развод, он согласился. И все. Правда, я его еще от одной неприятности спасла, о чем сейчас жалею. Когда у нас уже документы были поданы на развод, он в городском парке избил подростка, потом, якобы в наказание, раздел его и оставил голого, а одежду с собой унес, потом выбросил.

— И как же он объяснил свой поступок?

— Говорит, шел через парк, мальчишки стали приставать, угрожали. Он их раскидал, а одного поймал и наказал. Вообще-то похоже на правду. Подростки иногда бывают очень опасны, но никому бы в голову не пришло раздевать парня. Хотели привлечь его, да я опять заступилась, поговорила со своим „высоким покровителем“, дело прекратили. А после этого он уехал из города.

— Вера Сергеевна, мне неприятно об этом спрашивать, да и вряд ли вы можете об этом знать, но в те времена не было у вас в городе случаев насилия над подростками?

— Ходили слухи, что маньяк объявился. Двух мальчиков нашли изнасилованными и убитыми… Вы думаете, это он? — с ужасом спросила она. — Нет, не может быть! Мы в то время были женаты…

— Всякое бывает. Простите, что побеспокоил вас. До свидания.

После визита к Чистовской, журналист снова пошел в УГРО. Его отправили в прокуратуру, где подтвердили, что в 1979–1980 годах были случаи убийств подростков с изнасилованием. Дело вел следователь Шевелев, который привлек в качестве подозреваемого некоего Шейкина, отсидевшего срок за изнасилование малолетнего В. Подозреваемый был бомжем, не работал. Вину свою отрицал, но под тяжестью улик признался в содеянном и был расстрелян.

Потом журналист отправился в поликлинику, где когда-то работал Голованов-Горелов. Там уже персонал почти весь сменился, но Любомудрову все-таки назвали врача, который работал в то время и должен был знать Голованова.

Доктор Соколов действительно помнил коллегу, но отзывался о нем с прохладцей, говорил, что, несмотря на довольно высокий профессионализм, Голованов был человеком неприятным, молчуном, хамом. К коллегам врачам относился свысока.

— А могли ли быть у него какие-нибудь отклонения в сексуальном плане? спросил Любомудров.

— Этого я лично, — подчеркнул доктор, — никак знать не могу. — Ходили, правда, сплетни, что в лагере Голованов стал голубым, но насколько это правда… не знаю.

— А он не говорил, куда собирается поехать?

— Говорил, что надоело нищенствовать и он хочет поехать на стройку за длинным рублем. А вот на какую?.. Минутку, я же его встретил перед отъездом. Шел на вокзал, сказал, что едет в Красноярск. Вот! — Соколов был явно доволен своей памятью.

В Красноярске никто ни Голованова, ни Горелова вспомнить не мог, но в угрозыске подтвердили догадку Любомудрова. Действительно, с 1981 по 1985 год в городе был совершен ряд преступлений на сексуальной почве, из них несколько „по почерку“ похожих на совершенные в Иркутске. В 1981 году осенью был жестоко избит, изнасилован, а затем задушен одиннадцатилетний К. В 1982 году подобных преступлений было совершено три. Затем был арестован и осужден гражданин Л., который сознался в одном из трех убийств. Остальные остались нераскрытыми, хотя формально и эти преступления повесили на П., тем более что после его ареста убийств подростков не было в городе более года. Однако в 1984-м последовала серия однотипных преступлений. Исчезли пятеро мальчиков от десяти до тринадцати лет. Тела их впоследствии были найдены в разных районах города, в основном в подвалах. Все были изнасилованы, причем насилие сопровождалось жестокими побоями, затем либо зарезаны, либо задушены. В этих случаях преступника обнаружить не удалось. В конце ноября 1985 года был обнаружен еще один труп подростка четырнадцати лет. После этого преступления прекратились, дело повисло.

Любомудров направился в Москву, имея при себе официальные копии протоколов всех названных ему преступлений.

На этот раз на Петровке его встретили гораздо более любезно. Оказывается, на МУРе тоже уже на протяжении нескольких лет висели подобные серии убийств подростков. Часть из них была раскрыта, и после судебно-медицинской экспертизы в институте Сербского преступники были осуждены. Но несколько преступлений, среди которых было восемь изнасилований и убийств, оставались висеть на следователе, причем никто из осужденных ранее вину за эти убийства на себя брать не хотел.

Поэтому следователь Пьяных Анатолий Федорович ухватился за версию Голованова-Горелова всерьез. Стал ее раскручивать и выяснил, в частности, что в психбольнице № 2, откуда совершил побег Гаврилов, у доктора Горелова было несколько добрых знакомых, среди них санитар Рощин Александр Григорьевич, известный тем, что чуть ли не открыто проповедовал среди медперсонала преимущества гомосексуальных связей перед обычной половой жизнью, и его закадычный друг, молодой врач-терапевт, год тому назад поступивший на работу в больницу сразу после окончания института.