Вознесенский. Я тебя никогда не забуду - Феликс Медведев

… Вот недавно появился совсем молодой поэт Вознесенский. Напечатал он всего четыре или пять стихотворений. Да, они не похожи на стихи Александра Трифоновича Твардовского, которого мы все почитаем и чтим. Стихи Вознесенского своеобразны и по-своему ярки.

«Литературная газета» поместила заметку «… И по мастерству!», где говорится о формалистических стихах Кирсанова и молодого поэта Вознесенского. Зачем это делать, зачем сразу лепить ярлык? Зачем пятнать молодого поэта ранними грехами Кирсанова? Ведь он еще только ищет свой почерк, не надо его немедленно исправлять, а то он так исправится, что станет похожим на всех, и его перестанут замечать. Научиться писать ярко почти невозможно, а переучить писать серо очень легко.

Из выступления на Третьем съезде писателей СССР, 1959

А. Вознесенский – член СП СССР

На очередном заседании Союза писателей СССР были приняты в члены Союза поэты, прозаики, критики, переводчики, живущие в Москве. Среди них – Зоя Богуславская, автор книги «Леонид Леонов», и молодой поэт Андрей Вознесенский, стихи которого часто публиковались в различных газетах и журналах.

«Литературная газета», 1960

Игорь КобзевА судьи кто?

О поэзии стали много писать. Видимо, интересной и содержательной стала сегодняшняя поэзия.

Читатели и авторы стихов ждут, что критика поможет им разобраться в этом обширном и растущем хозяйстве, возьмется отвеять зерно от половы или, как опытный лоцман, подскажет правильный фарватер.

Такую задачу, надо полагать, ставил перед собой и критик Б. Сарнов, автор опубликованной недавно в «Литературной газете» статьи «Если забыть о «часовой стрелке»…».

Но почему из множества активно работающих в поэтическом цехе мастеров и подмастерьев избрал критик только двух молодых поэтов? Судя по первым же абзацам, эти поэты произвели на Б. Сарнова наиболее сильное впечатление; он долго размышляет об их успехе…

И что же дальше?

А дальше из статьи выясняется, что и Е. Евтушенко, и А. Вознесенский – чуть ли не лицемеры и фальсификаторы, что их творчество – всего-навсего подделка под поэзию, спекуляция на добрых чувствах, замкнутый круг самодовольства и позерства…

Словом, как у Собакевича: «Один порядочный человек – прокурор, да и тот свинья!»

Унылое впечатление остается после прочтения статьи Б. Сарнова. Голо у нас в поэзии. Пустынно и скучно. А если вдруг и забрезжит на горизонте какой-то огонек – так это только мираж.

Получается, что критика стихов двух молодых поэтов понадобилась Б. Сарнову лишь для нападок на всю современную поэзию. Любящему стихи человеку трудно будет согласиться с такими выводами и в отношении творчества двух названных поэтов, и – особенно – в отношении нашей поэзии в целом.

Почему-то из многих четких и ясных высказываний Маяковского о поэзии для доказательства и обоснования своих взглядов Б. Сарнов выбирает только одно: надпись, сделанную Владимиром Владимировичем на подаренной книге: «Для внутреннего употребления». На этой цитате, точно жонглер на тонкой жердочке, громоздит Б. Сарнов весь шаткий груз дальнейших своих рассуждений.

Не надо передергивать, тов. Сарнов. По этим ли шутливым словам судим мы о Маяковском, о его взглядах на поэзию!

Нельзя согласиться и с другой придуманной Б. Сарновым, но звучащей отнюдь не ново формулировкой: «Поэзия на время перестала быть тем, чем она была всегда, – чутким барометром, безошибочно отзывающимся на малейшие изменения общественного «атмосферного давления». Опять передержка: подчеркивается одна, притом не главная сторона поэзии. Не пассивным инструментом метеоролога, а активным участником жизни и борьбы всегда была наша поэзия!

Когда Б. Сарнов цитирует Белинского, у него все получается умно и правильно. Но ведь Белинский прежде всего говорит о поэте как о гражданине. И жаль, что Б. Сарнов не делает в своей статье ни малейшей попытки посмотреть на современную поэзию и на привлекших его внимание авторов именно с гражданственных, общественных позиций. Наоборот, он предлагает какую-то свою эстетскую «поэзию внутреннего употребления»!

У Е. Евтушенко и А. Вознесенского немало стихов неудачных, путаных. Но Б. Сарнову не нравятся именно те стихи, которые не подходят для его «внутреннего употребления». И чтобы оглупить, ошельмовать их творчество в глазах читателей, критик обрушивается на самих читателей – прежде всего ссылаясь на Бенедиктова, которым публика увлекалась, пока не выступил Белинский.

Не будем пока выяснять, кто тут Бенедиктов, а кто – Белинский. Важнее другое: вправе ли критик ставить знак равенства между читателями стихов времен Бенедиктова и сегодняшними читателями? Мне думается, сегодняшние читатели стихов – это не те дворянские барышни и малограмотные мещане, у которых пользовались большой популярностью бенедиктовские сочинения. Сегодняшние читатели стихов – люди высокообразованные, владеющие сложными современными специальностями, знающие о достижениях науки, техники, культуры, хорошо разбирающиеся и в жизни, и в литературе.

Почти не касаясь идейного содержания стихов Е. Евтушенко и А. Вознесенского, Б. Сарнов судит о них только с точки зрения узко понимаемого мастерства. Но и тут его рассуждения – чисто вкусовые, случайные и необоснованные. Вот один пример. Критик жалуется, что его раздражают созвучия в стихах А. Вознесенского:

… И, точно тенор – анемоны,Я анонимки получал…

«Почему анемоны, а не астры, например? Ах да: «анемоны – анонимки»… И сразу хочется оборвать, как обрывал Станиславский актера…»

Вот образец сарновских рассуждений. Но нам тоже хочется оборвать увлекшегося критика: «Погодите, товарищ, вы еще – не Станиславский!» Анемоны – анонимки – это необходимые поэтические средства, это краски, которыми пользуется художник слова. Без них стих становится бледным и вялым. Прочтите об этом хотя бы в статье В. Маяковского «Как делать стихи», а уж потом беритесь «обрывать».

Ведь вот как щедро, например, использует сам народ в своем творчестве, в частушках, созвучия и аллитерации:

Сердце так, сердце ток,Сердце так и токает.Мой миленок в РТСТокарем работает…

Почему же не пользоваться аллитерациями поэту, если стих от этого становится ярче, звучнее, легче запоминается?

В чем же тут дело? Почему все не устраивает и раздражает критика? Вероятно, читателю да и критикуемым поэтам захочется узнать, кто их судит и поучает? И это не пустой вопрос.

Со времен Белинского мы привыкли видеть в критике прежде всего общественного деятеля, борца не только за высокую литературу, но и за прекрасную справедливую жизнь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});