Два товарища (сборник) - Владимир Войнович

Вообще-то голос у нее был нормальный, но пела она всегда тоненько (слезно), и я вспоминал при этом сказку, в которой волку подковали язык.

К бабушкиным религиозным причудам я относился снисходительно, особенно после того, как в седьмом классе наша учительница химии Леонида Максимовна (она работала по совместительству внештатным лектором в обществе «Знание») посредством нескольких химических опытов неоспоримо доказала отсутствие бога. В Библию я тоже давно не верил, но то, что все, касающееся бога, писалось там с большой буквы, мне по-прежнему нравилось. При случае мне хотелось о себе самом написать в подобном стиле. Например, как меня сажали в самолет: «И взяли Его за Руки Его, посадили Его в кабину. А Плечи Его и Живот Его и все Тело Его привязали ремнями».

Я поприветствовал бабушку (помахал ей рукой и сказал: «Приветик»), прошел к себе в комнату, снял пиджак и повесил на спинку стула. Мама вошла следом за мной и остановилась в дверях.

– Ты есть хочешь? – спросила она.

– Пожалуй, можно слегка подзакусить, – великодушно согласился я.

– Иди мой руки.

Я пошел в ванную, умылся. Вернулся на кухню. Съел две тарелки фасолевого супа, две котлеты с картошкой и с ощущением легкого голода пошел к себе в комнату.

– Ты что собираешься делать? – спросила мама.

– Хочу немного вздремнуть.

– Ты разве ночью не спал? – Мама подозрительно посмотрела на меня.

– Вообще-то спал, но еще немного подремать не мешает.

Я снял рубашку и брюки, повесил на спинку стула, забрался под одеяло и уснул как убитый.

Я проснулся с ощущением, что спал очень долго. Я открыл один глаз и посмотрел на часы – они показывали половину восьмого. В восемь я обещал Тане быть возле универмага.

До универмага на автобусе три остановки, пешком минут десять. Десять минут на сборы, пять на то, чтобы что-нибудь пожевать. Пять минут можно еще подремать. Я закрыл глаза.

Через пять минут я решил, что десять минут на сборы слишком много – пяти минут за глаза хватит. За эти пять минут я подсчитал, что на дорогу тоже оставил слишком много – если даже не будет автобуса, быстрым шагом ходьбы минут шесть. Семь от силы. Короче говоря, без десяти восемь я все-таки встал и в трусах побежал в ванную ополоснуться.

Бабушка сидела за швейной машинкой. Мамы не было.

– Физкультпривет, – сказал я бабушке, пробегая мимо.

Вернувшись, я хотел быстро одеться, но брюки куда-то пропали. Ложась спать, я повесил их на спинку стула. Теперь их на стуле не было. Не было и под стулом. На всякий случай я перерыл постель, заглянул под кровать и вышел в большую комнату.

– Бабушка, где мама? – спросил я.

– Мамы нет, – ответила бабушка, продолжая трещать машинкой. – Она ушла в кино.

– В кино – это хорошо, – сказал я. – А где мои брюки?

– А где ты сегодня ночевал? – спросила бабушка.

– Странный вопрос, – удивился я. – Я же сказал: у товарища.

– Если ты ночевал у него, почему же ты весь день после этого спишь?

– У меня летаргия, – сказал я нетерпеливо. – Где мои брюки?

Бабушка оставила машинку и посмотрела на меня из-под очков.

– Твои брюки мама спрятала, чтобы ты никуда сегодня не ходил, а готовился в институт.

– А, в институт… – сказал я. – Хотите, чтобы я стал образованным и интеллигентным человеком, a cами воруете мои штаны. Придется мне идти на улицу в трусах.

– Как хочешь, – ответила бабушка, возвращаясь к любимому делу.

Эта угроза на нее не подействовала. Я вернулся в маленькую комнату и стал рыться в шифоньере в поисках брюк. Брюки я не нашел, но нашел старую мамину юбку из какого-то лохматого зеленого материала. Я взял и примерил ее на себя. Посмотрел в зеркало. А что? Я в ней выглядел не так уж плохо.

Я снова вышел в большую комнату, сказал бабушке:

– Ну, я пошел, – и направился к двери.

– Валера, – остановила меня бабушка, – ты что, серьезно собираешься в таком виде на улицу?

Все-таки она испугалась.

– А что, разве так плохо? – спросил я простодушно.

– Нет, ты, конечно, если тебе самому не стыдно, можешь поступать, как тебе заблагорассудится. Но этим поступком ты поставишь в неловкое положение не только себя, но и нас с мамой. Где это видано, чтобы взрослый мужчина ходил по улицам в юбке?

– Взрослый мужчина, – повторил я. – Во-первых, у взрослых мужчин штаны не отбирают, а во-вторых, тут ничего такого нет, шотландцы, например, взрослые и не взрослые, сплошь и рядом ходят по улицам в юбках.

– Но ты же не шотландец.

– А кто знает? Я же не буду каждому паспорт показывать.

С этими словами я направился к выходу.

– Валерий! – строго сказала бабушка.

Я остановился.

– Я не могу позволить тебе в таком виде выходить на улицу.

– Тогда отдай брюки.

– Хорошо, я тебе отдам брюки, но маме я скажу, что ты меня вынудил.

– Согласен, – сказал я.

Бабушка открыла ящик стола, на котором стояла машинка, и достала брюки. На них были пятна от пыли.

– Прежде чем прятать брюки, надо как следует протирать ящик, – сказал я. – У меня лишних выходных брюк нет.

Я пошел к себе в комнату и, не снимая ботинок, быстро переоделся. Было без пяти восемь.

– Валера, – еще раз попыталась образумить меня бабушка, – зачем ты уходишь, если мама тебе не разрешила?

– У меня дела, – сказал я.

– Какие могут быть на улице дела?

– Разные.

Я вышел.

Когда я пришел к универмагу, было четыре минуты девятого. Я оглянулся вокруг – Тани не было. Хорошо, что пришел раньше я, а не она.

Скамейку под часами захватила группа ребят. Их было много, скамейки им не хватило. Посреди скамейки сидел белобрысый парень с гитарой на веревочке и нещадно рвал струны. Остальные, которые сидели от него справа и слева или стояли напротив, покачивались в такт музыке и, делая зверские рожи, что-то такое пели. Песни у них были разные, а припев ко всем песням один:

Эх, раз! Еще раз!Еще много-много раз!Лучше сорок раз по разу,Чем ни разу сорок раз!

При этом один из стоявших парней хлопал себя по ляжкам и лихо взвизгивал:

– Ух-ха!

Шла двадцатая минута девятого, Тани не было. Под часами остановилась какая-то девушка. Я подошел ближе, посмотрел на нее сбоку. Девушка держала в руке изящную сумочку, на которой был изображен космонавт Леонов, свободно плавающий в космическим пространстве. Подпись под рисунком гласила: «Пролетая над Крымом». Я пригляделся к этой девушке и понял, что Таню в лицо я как следует не запомнил. То ли она, то ли не она. Они сейчас все одинаковые. Делают большие глаза и прически вроде тюрбанов. Я описал вокруг девушки глубокий вираж, посмотрел ей в лицо – ничего не понял. Сделал еще один круг в надежде на то, что если это Таня, то она узнает меня. Девушка взглянула на меня равнодушно и отвернулась. Значит, не Таня. Я отошел к газетному стенду, прочел заголовки: «Не снижать темпы заготовки кормов», «Новые злодеяния расистов», «Москва приветствует высокого гостя», «Демократия по-сайгонски», «Замечательная победа советских ученых», «Переполох в Белом доме».

Я вернулся к часам.

Ребят с гитарой на скамейке уже не было, на их месте сидели старичок с газетой и старушка с вязаньем. Было без пяти девять. Ну что ж, не пришла – значит, не пришла. Я пошел было по улице в надежде встретить Толика, но тут же вернулся. А вдруг она что-нибудь перепутала и решила, что мы встречаемся не в восемь, а в девять.

Я проторчал там еще ровно двадцать минут и только после этого ушел.

Толика я нигде не встретил, он был уже, наверное, в парке. В парк мне идти одному не хотелось, я вернулся домой.

После полета со Славкой во мне что-то словно бы перевернулось. Где бы я ни был – на работе, дома или на улице, – я все время представлял себе, что летаю.

Мама с бабушкой чувствовали, что со мной что-то произошло, но никак не могли понять, что именно, а я им ничего не рассказывал, понимая, что это бессмысленно – все равно не поймут.

Мать однажды не выдержала и спросила:

– Что ты ходишь все время словно очумелый? Может, у тебя какие-то неприятности? Неужели ты не испытываешь желания поделиться с родной матерью?

– Мама, у меня нет никаких неприятностей, – сказал я, – у меня все в порядке.

Вскоре, однако, меня крупно разоблачили. Как-то я вернулся домой с работы раньше обычного. Мама с бабушкой стояли над фанерным ящиком от посылки, в котором у нас хранились документы. Сейчас содержимое ящика было вывалено на стол беспорядочной грудой.

– Чего вы тут роетесь? – спросил я с самым беззаботным видом.

Мама выпрямилась и строго спросила:

– Где твой аттестат?

Я хотел сказать сразу правду, но не решился и уклонился от прямого ответа:

– Какой аттестат?

– У тебя что, много разных аттестатов? – повысила голос мама.

– А, – сказал я, – разве его здесь нет?

– Валера, куда ты дел аттестат?

– Я его не брал, – сказал я.