Публичное одиночество - Никита Михалков

До середины шестидесятых годов главный слоган страны был: «Лишь бы не было войны!»

И это говорилось не иронично, а совершенно серьезно. Стабильность в обществе существовала именно потому, что у власти и под властью было поколение тех, кто воевал. Не важно, солдатом ты был или генералом – все легко понимали друг друга… (XV, 52)

Гражданская война в России

(2000)

У меня была идея снять фильм о Гражданской войне, которая в большой степени навеяна Николаем Туроверовым… «Уходили мы из Крыма, среди дыма и огня…» или его стихами «В Легионе».

Вот это соединение казачества, изгнания, Африки… Все это, вместе взятое (да если еще соединить с Триестом, с концом войны, с тем, как выдали и предали всех этих казаков), рождает трагическое, потрясающее ощущение. Это квинтэссенция трагедии народной, отраженная в судьбе казачьего офицера. Но это только бродит у меня в космосе представлений, или, как гениально написал об этом Мандельштам: «Я слово позабыл, что я хотел сказать / Слепая ласточка в чертог теней вернется»…

Вот пока и у меня все находится в «чертоге теней», все «плавает», не сгущаясь в чем-то конкретном.

Была у меня и идея экранизации Донского похода… Я читал об этом времени довольно много. Донскому походу посвящено много, если можно так выразиться, литературообразных воспоминаний, не имеющих отношения к литературе. Их написали офицеры казачьи. И вот там можно найти совершенно потрясающие детали, которые немыслимо найти у профессиональных писателей…

Например, на фронт отправляется обоз с гробами. Длиннейший обоз – сто пятьдесят подвод, на каждой подводе по десять гробов. И молодой совсем юнкер, мальчик, которому поручено командовать этим обозом, и его любовная история с сопровождающей этот же обоз казачкой.

Все это настолько пронзающее.

Эти гробы через десять дней будут наполнены мертвыми телами, останками воюющих солдат и офицеров. Но все равно жизнь и любовь, как трава, пробиваются сквозь окружающую человека смерть… (XII, 5)

Первая мировая война

(2012)

Вопрос: Хотели бы Вы снять фильм о павших в Первой мировой войне? Согласны ли Вы, что они совершили не меньший подвиг, чем воевавшие во Вторую мировую войну, однако из-за смены правящего режима о них незаслуженно забыли?

Да, я согласен с этим.

Это трагедия огромная. И память об этих людях, она, к сожалению, действительно искажена. После Октябрьской революции они предстали империалистами и неправедно воюющими, неправедно посылаемыми в бой, и так далее… Вообще не хочу серьезно вдаваться в историю, но войну-то мы выигрывали, и по большому счету, если бы не произошла революция, то мог бы быть совершенно другой исход мировой истории в тот период, и следовательно, и во все остальные.

Я думаю, что эта страница истории действительно требует внимательного рассмотрения. Мы же видели Первую мировую войну, в принципе, только как переход ее в Гражданскую. А все кино про Гражданскую войну было о доблести красных и о ничтожности белых. Я думаю, что это очень серьезная тема. Очень много Солженицын посвятил своего времени, труда и таланта разбору того, что являет собой Первая мировая война.

Я считаю, что такого рода картина историческая должна быть. У меня просто не было этого в планах, но я, в принципе, убежден, что эта тема достойна того, чтобы сделать о ней большую историческую картину. (XV, 64)

«ВОЙНА И МИР»

(2003)

Первое мое настоящее соприкосновение с Сергеем Федоровичем Бондарчуком произошло на пробах на роль Пети Ростова <в «Войне и мире»>.

Помню, он вошел в гримерную, зорко поглядел на меня и поговорил не как со знакомым мальчиком, а как с актером. Первый раз в жизни мне завили волосы. Я тогда еще очень надеялся, что они такими вьющимися и останутся.

Не помню деталей, помню замечательную атмосферу в съемочной группе, атмосферу всеобщего благоговения перед Сергеем Федоровичем. И еще помню в комнатах съемочной группы фильма «Война и мир» гигантское количество материалов: копии исторических документов, исторические журналы, картины, эскизы, литографии, редкие иллюстрации, огромные фолианты произведений Льва Николаевича Толстого…

Я снялся только в одной сцене – в эпизоде «Охота». Благо детство я провел на конном заводе, поэтому верхом ездил довольно прилично. В «Охоте» меня снимали на общих планах.

Мы жили в подмосковной Кашире, снимать уезжали недалеко, но уже в Тульскую область. Стояла золотая прекрасная осень, октябрь выдался теплым, охотничий сезон в разгаре, а я охочусь с детства и в киноэкспедицию взял с собой ружье. Настреливал диких голубей, их тушили в сметане, угощалась вся группа, обслуживающие съемки вертолетчики приносили спирт… И начинались восхитительные вечерние посиделки с рассказами, раздумьями вслух… Причем над всем этим витал дух общего восхищения прозой Толстого, этой описанной им дворянской охотой.

Я слушал эти беседы, может, не все понимал, но меня просто захлестывало счастье, и еще… так сладостно замирало сердце только от одного взгляда на Люсю Савельеву. Такая она была прелестная, светящаяся потрясающей улыбкой, перевязанная белой шерстяной шалью, восседающая амазонкой в седле…

Очарован Люсей был не я один – композитор Овчинников, хватив спирта, творил чудеса, ревновал, показывал всю удаль русского влюбленного человека. А меня захватывала вся эта съемочная стихия, весь этот мир с лошадьми, с борзыми и русскими гончими… и мой костюм из тонкого сукна, и скачки галопом, и влюбленность в Наташу Ростову…

Я был как отрок, впервые пригубивший вкусного вина и почувствовавший хмельную легкость от нового, головокружительного ощущения. А сейчас думаю, то дивное время было поистине волшебным подарком Господа Бога…

В Кашире я жил с Сергеем Федоровичем Бондарчуком в одном доме. Не помню уж, почему меня решили поселить вместе с ним и поставили рядом с его кроватью для меня раскладушку. Нет, я не требовал к себе особого внимания, не позволял никакого амикошонства, однако же так получилось, что я оказался допущенным в святая святых. Помню одну ночь, мы проговорили почти до рассвета, он мне рассказывал о брошюре Циолковского «Монизм Вселенной». И это было для меня абсолютным открытием. А еще большим открытием явилось то, что он занимался не только романом Толстого, он увлеченно и горячо сосредоточивался на вопросах, казалось бы, от романа и фильма далеких. «Как же так? – поражался я, вытянувшись на своей раскладушке. – Снимать «Войну и мир» и изучать Циолковского: один ракеты изобретал, другой писал про первый бал Наташи Ростовой, где же логика?..»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});