Сердце кошмара (СИ) - "Swfan"

После этого я отпрянул и стал пристально следить за Вестников. Как ни странно, копьё, — разумеется особенное, которое было в сотни раз крепче и острее, чем обыкновенная сталь, — осталось у него в глазницы.

Сложно было измерять расстояние, но, будь он обычным человеком, жало вонзилось бы в его черепушку примерно на десять сантиметров.

Вестник ощупал «инородный объект» своими сморщенными белыми руками, повернул, поднял голову и улыбнулся.

Ему было всё равно.

После этого посреди воздуха возникла Сион, замахнулась и ударила его молотом; показался чёрный титан Куросаки. Вспыхнул красный луч, который вонзился прямо в зубы монстра… Однако Вестнику было всё равно. Он стоял на месте и улыбался. Затем повернулся и посмотрел в сторону моря. На континент. Туда, где находились люди

Мы снова перестали представлять для него интерес.

В его глазах мы были простыми игрушками.

Он хотел пошутить — он пошутил.

Он хотел показать, что мы не в состоянии его ранить — он это сделал.

Сейчас же я просто наблюдал. Я тоже пытался бить, атаковать, использовать разные заклятия, но Вестник был невозмутимым. Быть может, для него это была игра. Быть может, в первую очередь он хотел посеять отчаяние именно в наших сердцах. Быть может, именно мы были единственной причиной, почему он до сих пор не уничтожил весь мир… Но лишь потому что ему хотелось сломать нас, меня, самыми первыми.

49. путь

С каждой секундой я всё сильнее ощущал великую разницу; ощущал себя капелей перед морем. Более того, в один момент я почувствовал, как это море пытается меня сожрать. Поглотить. Ведь по мере того, как Вестник вырастал передо мной в фигуру всё более непоколебимую, его образ стремился проникнуть в моё сердце…

Всё это было проявлением великой разницы в силе нашего тумана. Разницы колоссальной, непостижимой. Мне нужно было преодолеть этот барьер — но как это сделать?

В очередной раз я бросился на Вестника и со всей силы ударил его в грудь. Раздался лязг. Я ударил ещё раз, затем ещё и ещё, я рвал, я кусал, я бил, я ломал, а затем бросился в сторону и понял, что он на меня даже не смотрит…

Что же делать?

Мой взгляд невольно на великую пустошь.

Там находилась Х.

Именно она была порталом, через который Вестник пробрался в этот мир.

Может если… нет.

Я помотал головой.

Так нельзя, и ещё это было… бессмысленно. Даже если она умрёт, портал закроется, и Вестник исчезнет — это будет лишь временная мера. Он явится снова. Через десять лет, через двадцать, а может быть уже завтра. Я должен остановить его прямо сейчас; я должен найти решение именно сейчас.

Мне всего лишь не хватало туманности, и даже СТРАЖ не позволял…

И тут словно что-то цокнула у меня в голове.

Даже СТРАЖ… Стоп, а ведь по сути СТРАЖ действительно был инструментом, с помощью которого я мог использовать больше туманности, чем было внутри меня самого.

Раздался грохот.

Сион нанесла удар с такой силой, что на добрый десяток километров взмыла пылевая буря.

Тысячи песчинок стали ударяться о стальные чешуйки моего титана, однако мысли мои были уже не здесь, не снаружи, но внутри.

С одной стороны, можно было представить СТРАЖА как обыкновенный инструмент; с другой, мне вспомнился, когда я впервые пытался использовать внутри него магию. В те времена туманность стального титана казалась вязкой и неподвижной, и мне пришлось погрузиться в него, слиться с ним, сделать его частью самого себя чтобы подчинить её своей воле. Всё это продолжалось не больше секунды, но… Что если это можно повторить? Только не с одним конкретным СТРАЖЕМ, а с туманность целого…

Я приподнял взгляд и посмотрел на белую фигуру, которая постепенно обретала очертания среди серого песка.

…Мира?

Цок.

— Куросаки… — проговорил я в рацию и удивился хриплости своего голоса.

«Слушаю?»

— Камеры на наших СТРАЖАХ ещё работают?

«Хм?»

— На них были камеры, я помню. Они работают?

«Нужно проверить, однако причин для обратного — нет».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Они только снимают или могут транслировать? Вы же наблюдали за нашими схватками, так? Значит была трансляция.

«Верно. Мисс Надесико, а можно конкретней, чего именно…»

— Вы можете запустить трансляцию на весь мир? То есть, крутить её по телевизору. Люди сейчас в бункерах, но там ведь есть экраны, верно? Мне нужно, чтобы они это увидели. Нашу схватку и меня.

«…Занятная просьба. Я посмотрю, что можно сделать».

— Только скорее… — процедил я через зубы и снова сосредоточился на Вестнике.

В моей голове стремительно, словно фигурка оригами, разворачивались подробности моего плана. Он был простым и в то же время чрезвычайно рискованным. В первую очередь для меня самого, причём риск этот был смертельным. Если у меня не получится — мне конец.

На одной чаше весов был этот мир.

На другой: моя собственная жизнь, а вместе с ней и вся вселенная, если я правда единственный, кто может остановить кошмар.

Поэтому наиболее логичным было ничего не делать.

Ликвидировать Х, вернуться в дом на берегу, прочитать дневник моего предшественника и потратить ещё некоторое время на опыты и размышления в смутной попытке разрешить неразрешимую задачу.

Либо рискнуть всем прямо сейчас.

Ха…

…Надо было оставить завещание.

Я усмехнулся, отпрыгнул на пару сотен метров и стал терпеливо дожидаться сигнала Куросаки. Его не потребовалось. В один момент я просто почувствовал, как на меня обращаются неисчислимые взоры. Моя туманность затрепетала, как в те моменты, когда я слышал молитвы, обращённые к Золотым крыльям.

Я немедленно сосредоточился на этом ощущении собственной формы в чужом сознании… А затем стал постепенно снимать барьеры, которые пролегали между мной и моим СТРАЖЕМ.

Всё это время я выполнял роль своеобразного мозга, медузы, которая запускала в титана свои щупальца и повелевала его силой; теперь я стал погружаться в безграничное море его тумана.

Я настраивал свои мысли на мысли СТРАЖА; разливал в него свою кровь, душу, свои эмоции. Грань между нами становилась всё более зыбкой и неразборчивой. На секунду я чрезвычайно ясно ощутил окружающий мир: пыль, песок у себя под ногами, холодный ветер и тончающий дрожь, которую вызывали звуковые волны.

А затем всё померкло, ибо померкло моё собственное сознание.

Голос.

Второй.

Третий.

Сперва они были совсем тихими; затем, постепенно, я перестал различать среди них свой собственный.

В чём… ещё раз… вспоминай… В чём… да… в чём заключался мой… мой план… Я… говорю со скрипом… в чём заключался… в смерти… нет… мой план.

Форма. Вера… вера в меня… вера образует форму. Вера задаёт форму… Значит граница… не нужна. Значит граница моего сознания… не нужна… значит я могу задать любую… форму… Но при этом сохранить себя если только…

Если только.

Не помню…

Что я должен сделать, чтобы сохранить себя?

Был план.

Я его не помню.

Сломанная мозаика.

Я должен…

— Верить.

— Ах?

Солнце.

Небо.

Школьный дворик.

Я удивлённо посмотрел вокруг и неожиданно понял, что нахожусь среди главного дворика перед школой Ямато. Да и сам я был Ямато, а передо мной была другая девочка. Короткие чёрные волосы, мятая юбка, светлое лицо… Она казалась была прилизанной… Ясное дело, линейка, первый день, и в то же время казалась немного нерасторопной.

Её большие чёрные глаза смотрели в небо.

Потом: на меня.

— Мая?..

50. вера

Я удивлённо посмотрел вокруг и понял, что нахожусь среди главного дворика перед школой Ямато. Да и сам я был Ямато, а передо мной была другая девочка. Короткие чёрные волосы, мятая юбка, светлое лицо… Она была прилизанной… Ясное дело, линейка, первый день, и в то же время казалась немного нерасторопной.