Хуже не бывает - Кэрри Фишер

Озера таблеток выпадали в осадок в ее ногах, замедляя ее шаг, пока она удалялась от своей пещеры, склепа вдали от дома.

Она плыла по коридорам трехэтажного карцера, не засыпающий бродяга, отягощенная клеем, которым склеили ее врачи. Глядя по сторонам, возмещая потери, украдкой восстанавливаясь, Сьюзан слегка недоумевала, всегда ли ее руки были так далеки от тела, они свисали, будто плавники.

В другом конце коридора она обнаружила детскую комнату для рисования. Класс прикладного искусства для учеников начальной школы. Длинный стол с пластиковыми стульями по обеим сторонам, рисунки и коллажи, разноцветные, ребяческие, были приколоты к стене, веселые радуги с фигурками-палочками, изображавшими людей возле домов с цветами, возле мостиков над ручьями. Оптимистичные, невинные и непропорциональные. У нее был ребенок, верно? Сьюзан пошла дальше, прочесывая коридоры в поисках других отверженных, заплутавших в этом безмолвном стерильном пространстве.

По длинному коридору она вышла в атриум со стеклянной крышей и стеклянными дверями, ведущими наружу. Вокруг стола под зонтиком стояло несколько шезлонгов. Все было абсолютно белым: белый бетонный пол, белые кресла, белый стол. Белый – цвет капитуляции, невест, снега, святых мощей, шляпы героя, призраков, рабства, побелки, слона, коня, Бетти, Барри,[44] луны, лунного – лунатика. Лунатический белый мир – слишком бледный, чтобы раскрасить дом.

Снаружи стоял пожилой человек в больничной одежде и тряпичных тапочках. Он затягивался окурком, посасывал его, словно соломинку с чем-то необыкновенно вкусным – клубничным коктейлем! Его красные обветренные ноги торчали из шлепанцев, высохшие бурые пальцы выискивали сигаретные окурки в белом пространстве. Дымящиеся ноги, явно нуждающиеся в управлении гневом, направились к Сьюзан, мужчина открыл стеклянную дверь и впустил поток теплого воздуха.

– У вас есть сигареты? – Он стоял под кругом безразличного безоблачного голубого неба и крепко сжимал в пальцах потухший окурок, ожидая ответа, крайне важного для него.

– Извините, нет. – Голос Сьюзан, задумчиво-спокойный, заглушённый лекарствами, донесся из ее медлительной, вывешенной на просушку головы.

– Я бы вам заплатил. – Расстроенный ее ответом, он потянулся к ней. – Я должен получить деньги от дочери из Аризоны, очень скоро, и как только получу, я вам отдам, клянусь.

Сьюзан отпрянула, словно его нервозность мерзко и заразно пахла.

– Честное слово, у меня нет сигарет. Извините.

Сьюзан хотела сбежать. Она уже собиралась развернуться и уйти, но тут кто-то положил руку ей на плечо. Она испуганно вздрогнула и обернулась.

– Норман, вам нужно принять лекарства. Джули ищет вас.

Прохладный целительный голос; голос, успокаивающий тревогу, возвращающий раздраженного Нормана в его стойло. Норман испуганно отскочил.

– Я ничего не сделал! Я просто хотел попросить сигарету!

Коренастая светловолосая женщина с большими карими глазами, плоским носом и тонкогубым ртом с кривыми зубами пристально посмотрела на него.

– Никто и не говорит, что вы что-то сделали, Норман. После того, как вы примете лекарство я уверена, мы найдем для вас еще одну сигарету хорошо?

Недоверчиво кивнув, он зашаркал мимо них протирая бумажные подошвы тапочек, и скрылся из виду.

– Увидимся позже, Норман, – раздался звонкий голос медсестры, подгоняя его своим вибрато.

Глядя, как его массивная фигура исчезает за углом, Сьюзан понадеялась, что он не заразный Начиная с ног и выше.

– Я Джоан, одна из медсестер.

Точно их тут было двое или больше.

Сьюзан взяла руку Джоан и пожала ее, с восторгом глядя на соединенные руки. Ее и Джоан Пациент и сестра приветствуют друг друга.

– Я Сьюзан.

И еще…

Сзади к ним подошел второй безумный завоеватель, рыжеватый мужчина лет двадцати пяти, с длинным всклокоченным «конским хвостом» и клочком волос в ямке под нижней губой, его голова склонилась набок, будто он прислушивался к далекой радиостанции, передающей прогноз погоды. Его карие глаза были кроткими и сонными, увидев Сьюзан и Джоан, он утер нос рукавом фланелевой рубашки и подошел, осторожно перебирая босыми ногами.

– Эллиот, поздоровайся со Сьюзан, она поживет с нами немножко.

Можно подумать, она приехала в гости из другого штата, на каникулы. Она столько слышала о здешней еде и пейзажах, что не могла не приехать. Возможно, Эллиота тоже соблазнили красоты этого туристического аттракциона. Высокий, неуклюжий парень смотрел на нее с каким-то удивлением и глупо ухмылялся нижней частью лица.

– Привет, добро пожаловать в «Трясущиеся мозги», Сьюзан, – сказал он, криво ухмыльнувшись.

В Эллиоте чувствовалась взрослая усталость, в сочетании с мальчишеской мягкостью и мальчишеской рабочей рубашкой. Хотя, судя по росту, он явно взрослый мужчина, но глаза у него были отсутствующими и напуганными, как у ребенка. В нем было что-то скрытное. Сьюзан хотелось спросить его о воспоминаниях. О чем он вспоминал, когда за ним пришли. Но она не могла заставить свой рот сделать то, что хотел ее мозг. На самом ли деле он выглядит как ребенок? Или Сьюзан просто хочется так думать? И способна ли она вообще думать? Оценивать окружающих, смешивать их, сопоставлять и обменивать на друзей. Но ведь это пугало в мешке, правда? У нее нет друзей, чтобы их смешивать и сравнивать (и калечить). Может, этот мальчик/мужчина мужчина/мальчик сумеет стать ее доверенным лицом? Когда-то она могла обращать все в шутку, все вопросы и ответы, что сопутствуют дружбе… Но для этого требуется различное снаряжение, и лучше при этом не быть накачанной лекарствами.

А еще может возникнуть настоящая любовь. Если Сьюзан что-то и понимала в те времена, когда еще была способна понимать, так это что романтические комедии процветали на почве пикантных свиданий: чем пикантнее свидание, тем романтичнее, а нет ничего пикантнее, чем встреча в заключении: «Их рассудок расстроен, но сердца уцелели, две родственные души случайно встретились над манжетой шоковой терапии…» Вдруг Эллиот – ее родственная душа – ее судьба – в конце концов, разве Натали Вуд не познакомилась со своим мужем-доктором в психушке? Хотя она и состояла в связи с Уорреном Битти, замужем она была за врачом.[45] И Дэвид и Лиза,[46] о, должны быть и другие. Люди ведь все время знакомятся друг с другом в Интернете. Ну а здесь, пусть это не электронная сеть, если не считать электрошокового лечения, но тоже своего рода чат, в который попадаешь, если у тебя проводка не в порядке. Когда люди будут спрашивать, где они с Эллиотом познакомились, она ответит: «В «Тенистых аллеях», психиатрической клинике. Это Мекка для больных психически, но здравых эмоционально».

Сьюзан не могла думать сейчас – голова начинала болеть от напряжения, – но пообещала себе вернуться к этому позже, как к упражнению, к способу определить, насколько далеко она от края.

Но втайне она надеялась, что, несмотря на все определения и головную боль, она в самом деле оказалась в этом безумном бункере для того, чтобы украдкой отыскать любовь своей жизни. У нее были довольно странные и чрезвычайно секретные доводы:

А. Его не будет нервировать, что у нее маниакальный психоз, поскольку у него тоже есть проблемы… а если и будет нервировать, значит, скорее всего, ему нужно сменить лекарство.

Б. Велика вероятность, что он окажется натуралом, потому что, по мнению Сьюзан, невозможно быть одновременно геем и сумасшедшим – ты не можешь быть сумасшедшим, потому что ты гей или… ну, логика в этой области у нее явно хромала. Кто еще мог, оказавшись в психушке, сразу начать поиски любви своей жизни? Как там говорят? «Если вам достался лимон, сделайте из него лимонад, а если псих – отправляйтесь с ним на свидание»?

Сьюзан посмотрела на Эллиота. Что он сказал? Определенно, ей стоит слушать повнимательнее, если они собираются пожениться.

– «Тенистые аллеи», «Трясущиеся мозги»… дошло? – пояснил Эллиот. Он протянул к ней открытые ладони, точно предлагая мир. Сьюзан закрыла глаза, облегченно улыбнувшись.

– Дошло.

Теперь она была уверена, что они поженятся, на лужайке перед клиникой, все в белом, накачанные лекарствами. «Берешь ли ты, Эллиот, Сьюзан со всеми ее успокоительными и антидепрессантами и обещаешь ли ты любить, уважать и заботиться о ней до тех пор, пока вы продолжаете посещать психиатров?»

Оказалось, что у Эллиота тоже был психотический срыв. Очень похожий на тот, который приключился со Сьюзан, по крайней мере, ей хотелось так думать. Его нашли голым на второй букве «Л» на надписи «ГОЛЛИВУД» на вершине Маунт-Ли, он выл и лаял на луну. Дойдя до конца слов, он избавился от покрова языка и погрузился в теплые, дикие воды чистого звука. Эллиот выл до тех пор, пока его не нашли. Его завернули в одеяло, чтобы прикрыть наготу, и отправили в заключение, где его жажда сна оставалась неутоленной целых восемь дней.