Братья Sisters - Патрик де Витт

Наконец вода в чайнике закипела, и седой налил нам по чашечке кофе. Вкус у напитка был дрянной, да настолько, что меня передернуло. С трудом, призывая на выручку всю свою вежливость, я поборол желание сплюнуть. Сунув же в кружку палец, на дне я нащупал камешки! Я понюхал их, облизнул и понял: седой заварил в чайнике землю. Иногда пробуешь блюдо и говоришь, мол, на вкус как земля, однако сейчас мне и правда налили воду с землей. Видно, долго пробыв в одиночестве, седой совсем тронулся умом, начал заваривать грязь вместо кофе. Я уж думал обратить его внимание на эту безумную подмену, однако, угощая меня, он едва не светился от гордости и довольства. Мне стало неловко. Да и кто я такой, разубеждать его в истине, ставшей за много дней и ночей непреложной? Ладно, дождусь, когда его опять схватит судорогой, тогда уж и выплесну грязную воду.

Вернулся Чарли. Я взглядом предупредил его не пить «кофе», и когда седой предложил угоститься, мой братец отказался.

— Нам больше достанется, — сказал седой и налил мне еще кружку.

Я в ответ слабенько улыбнулся.

— Скажите, — заговорил тем временем Чарли, — вы поблизости никого не встречали? Мы ищем двух наших друзей. Они, скорее всего, шли вверх по течению. Один бородатый, второй нет.

— Они с собой несли много инструментов? — спросил седой.

— Знаю, что борода у одного друга рыжая.

— Точно. Они тащили с собой целую гору инструментов. При них было два мула, оба нагружены, и каждый нес вдвое больше, чем тащит мой Бенни.

Он указал на мула, оставленного рядом со Жбаном и Шустриком. Никогда бы не подумал, что мул унесет на себе столько груза.

— И что у них за инструменты были? — спросил я.

— Лотки, парусина, веревки, колья — все как обычно. Удивился я одному: каждый мул у них нес по два бочонка на двадцать пять галлонов каждый. Рыжий сказал, что в них вино, а сам не продал мне и капли. Вот скопидом! Я не меньше ихнего люблю выпить, но тащить с собой столько вина в лесную глушь — вот это небывалая жадность, которая добром не закончится. Мулы не железные, их силы имеют предел. И те двое, думаю, вскоре благополучно загнали своих зверюшек в могилу.

— Не знаете, куда наши друзья могли направиться?

— Я им рассказал о бобровой плотине, и они живо ею заинтересовались. Говорю, мол, держаться от нее надо подальше, а они — нет, нет, расскажите подробнее.

— И где же плотина?

— А-а, вот и у вас глаза заблестели. Ладно, скажу вам то же, что и тем двоим: делать у плотины нечего. Станешь там лагерем, и бобры начнут таскать у тебя все деревянное. Только отвернись, и все, нет инструмента. Войдешь в реку с лотком или с ситом — выйдешь без него. Тварюги потаскушные! О как, слыхали? По-моему, недурно вышло: этакие потаскуны деревяшки таскают.

Тут его вновь скрутило судорогой, и я выплеснул мутную воду в траву. Когда приступ закончился, седой заметил, что кружка у меня пуста. Налил еще земляной бурды, призывая пить смелее и больше. Я же поднес кружку ко рту и сомкнул губы так плотно, что ни капли внутрь не просочилось.

Чарли сказал:

— Если наши друзья и правда отправились на плотину, там их и навестим.

— Ладно, только потом не говорите, что я вас не предупредил. О приближении к плотине узнаете, когда минуете еще один лагерь милях в пяти отсюда. И не вздумайте останавливаться и напрашиваться к этим людям в гости. Они не особенно расположены к общению. Даже напротив, это отпетые грубияны. Впрочем, не важно, вам останется проехать всего две мили. Бобровую плотину, эту здоровенную дуру, ни за что не пропустите.

Он снял с огня чайник, чтобы налить себе безумного варева, и поморщился от усилия. Я спросил: не ранен ли он. Седой ответил, что да, его ранил индеец. Они схватились на ножах, и седой победил, однако противник успел тяжело ранить его. (Потом наш гость долго валялся подле трупа, собираясь с силами.) Задрав рубашку, он показал прикрытую дерном рану под сердцем: края начали рубцеваться, однако середина превратилась в струп. Да, еще бы чуть-чуть и… Седого ранили недели три назад.

— Сильно он меня зацепил, но я все ж покрепче буду.

Встав, он отошел к своему Бенни и стал привязывать чайник с кружкой к общей поклаже.

— Гд е ваша лошадь? — спросил Чарли.

— Я не сказал? Из-за лошади мы с индейцем и подрались. Первый раз он увел мою лапочку Джесси, пока я спал. На следующую ночь явился за Бенни, но я поджидал негодяя. Что ж, отличный сегодня день для прогулки. Если Старик Бенни может идти, то и я дорогу осилю. — Он приподнял шляпу. — Благодарю за компанию. Доберусь до города — выпью за ваше здоровье.

— Желаю вам осуществить все планы, — сказал я седому вслед. Тот, улыбнувшись безумной улыбкой, ответил:

— Хех!

И пошел дальше, уводя навьюченного Бенни.

Когда же седой отошел на приличное расстояние, Чарли спросил:

— А что не так с его кофе?

Я протянул братцу свою кружку. Он осторожно отпил и тут же сплюнул.

— Земля, — произнес Чарли.

— Знаю.

— Так он заваривал и пил землю?

— Вряд ли он понимал, что пьет землю.

Чарли отхлебнул еще немного бурды, погонял ее во рту и снова сплюнул.

— Да как же можно не понять? Земля есть земля.

Я вспомнил, как седой дергался в судорогах, вспомнил мужика с цыпленком и бородача, которому продавил череп, и высказал мысль:

— Нельзя в одиночку долго работать в глуши. Вредно для рассудка.

Чарли подозрительно и недоверчиво оглядел окружающую нас чащу.

— Давай-ка сниматься, — сказал он, сворачивая постель.

Жбан выглядел совсем плохо. Предстояло влить ему в глазницу еще порцию спирта, однако делать этого не хотелось: приступ боли отнимет у коня остатки сил, на которых он мог бы довезти меня до плотины. Жбан тяжело дышал и пить отказывался.

— Чарли, мне кажется, ему конец.

Братец окинул животину взглядом. Он не стал соглашаться со мной вслух, да и не надо было — я все понял по выражению лица братца.

— Нам осталось-то проехать совсем чуть-чуть. Думаю, у плотины мы задержимся надолго — Жбан успеет перевести дух и окрепнуть. Вливай ему спирт, и поедем.

Тогда я объяснил, почему не желаю проводить процедуру, и Чарли в голову пришла мысль. Улыбаясь, он достал из седельной сумки бутылочку.

— Забыл? Забыл про обезболивающее средство?

— И правда, — ответил я, припомнив случай у зубного доктора.

— Ну так давай вольем Жбану малость этого зелья, а потом уже проспиртуем его глаз? Обезболивающее быстро подействует, и твой конь ничегошеньки не почувствует, вот увидишь.

Я думал, чудесное средство надлежит вкалывать, иначе оно не подействует. Но мне стало любопытно, и я — не без опаски — влил средство Жбану в глаз. Конь взбрыкнул и приготовился к боли, но когда ее не последовало, снова встал смирно. Я поспешил влить спирт. Жбан опять напружинился, однако не заржал, не взбрыкнул и не обоссался. Хорошо, что Чарли вспомнил про обезболивающее! Да и сам братец порадовался. Он вполне искренне погладил коня по носу и пожелал ему поскорее выздороветь.