Другая Белая - Ирина Аллен

Эвита, демонстративно отвернувшись от Марины, оживленно переговаривалась только с длинноногой Дженни, как обычно, жутко кашлявшей, поскольку она не пропускала танцулек и бегала на них, как и все девчонки ее возраста, полуголой в любую погоду. Будущий разведчик Том не сводил с Дженни глаз — он любил ее в любом виде и состоянии. Марина молча пила кофе. Рой, как правило, тоже молчал. Жаль, что «дама в шляпке», Линда, отбросившая свои «светские» манеры и оказавшаяся отличной теткой, в подклет никогда не спускалась, поскольку работала на полставки и пила кофе только дома.

И вот в один из дней, когда они уселись на заднее сиденье мягко катившегося автобуса, Рой рассказал ей, что вчера пережил ужасный стресс и до сих пор не может от него оправиться.

— Что случилось, Рой, что-то во дворце? — У Марины вчера был выходной.

И он рассказал о страшном скандале в подклете, который вчера, пользуясь отсутствием обоих менеджеров и самой Марины, устроила ему Эвита. Причина была в том, что накануне, выслушав очередной донос о якобы плохом поведении Марины, не предложившей ему, Рою, перерыв на кофе, он повысил голос и сказал, что это ложь, перерыв ему Марина предложила, и он успел выпить даже две кружки кофе. Рой не мог пересказать Марине, всего, что ему пришлось выслушать, но текст был примерно такого содержания: «Так ты за нее!!! Ты против нас??? Ты готов горшки из под нее выносить!»

— Марина, я до сих пор эмоционально выпотрошен, а вчера, еле живой, целый час плелся до дома пешком, чтобы успокоиться.

Наверное, он рассказал об этом не только ей, потому что на следующий день Фил вызвал к себе Эвиту (Марина, как назло, была на этом этаже), и та вышла от него с пунцовым, перекошенным злобой лицом.

Потом он вызвал к себе и Марину. Заговорил первым:

— Марина, я прекрасно понимаю ситуацию… Я сам не раз был бит за то, что лучше образован, больше знаю…

«О чем это он? Что он может знать об элементарной женской зависти?» Фил продолжал:

— В этом вся причина…

— Нет, Фил, причина — ваш комплимент!

Тот расхохотался:

— Она заявила, что вы… больно умная.

«Ну да, я больно умная и всегда говорю о непонятном», — про себя усмехнулась Марина.

От Фила она узнала, что в конфликт уже вовлечены все. К нему приходили коллеги, чтобы ее защитить. Он передал слова Линды: «Марина — леди. Мы все видим, как она работает и общается с посетителями. Нельзя позволять кухарке вносить разлад в наш коллектив».

Коллектив встал на ее защиту!

Дома Марина, конечно же, дала волю слезам, но это были слезы счастья: «За что они все… так добры ко мне? Что я им сделала… хорошего? Я чужая. Взять сторону „своей“ было бы гораздо легче…» И вдруг соленый поток иссяк, в голову пришла мысль, и Марина стала ее думать.

«Это ведь мне какой хороший урок, я всех их любила, но не доверяла им — мол, ксенофобы, к иностранке не могут хорошо относиться. Начиталась всяких исследований. Сама вековечную российскую ксенофобию сюда привезла. Ничего я о них не знаю. И хорошо, что друзья Дэвида не стали тогда говорить со мной о национальных различиях, а предпочли им различия климатические. Они были взрослее меня. О чем я могла им тогда поведать? „Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут?“[141] Я здесь начинающая британка, и, право же, это страна стоит того, чтобы быть в ней начинающей в любом возрасте! Люди здесь хорошие, справедливые и честные, и даже национальные особенности их совсем не портят (Марина уже успела прочитать бестселлер „Watching the English“[142]). А „эвиты“ — так они в любой стране есть. Ее, бедную, тоже можно понять: была красавицей, пользовалась успехом — и вдруг все кончилось. Женственность пропала, муж ушел к белорусской девице, стала носить мужскую одежду, юбки носить не может из-за ножек-спичек — тут любой характер испортится…»

На следующий день Марина вошла во дворец, залитый солнцем: значит, ответственным был второй менеджер Хью. Два менеджера, мягко говоря, не ладили между собой, что не отражалось на работе, потому что они никогда не выносили сор из избы. Просто все знали, что, когда во дворце Фил, нужно делать то-то и то-то, когда Хью — все наоборот. При Филе нижний коридор погружался во мрак: он считал, что вид роскошного сада отвлекал посетителей от осмотра дворца. «Нет вопросов, сделаем, как пожелаете!» — таково было общее мнение.

В солнечном коридоре к Марине подошла Эвита и поздоровалась первая.

— Я ни с кем не хочу быть в ссоре, я просто хочу работать, — объявила она об окончании военных действий.

— Я очень рада, — ответила Марина.

* * *

Эта история совпала с тем обстоятельством, что в дешевой с прекрасным видом Марининой квартире жить стало невозможно: кран с горячей водой заглох через месяц, а еще через три месяца пришел счет за электричество на пятьсот фунтов. Кто жил в квартире до нее, Марина не знала, но этот кто-то за электричество, как видно, не платил никогда. Найти хозяина квартиры, которого она никогда в глаза не видела, не удавалось. В агентстве разводили руками: владелец сам управляет своей собственностью, обычно этим занимаются они за дополнительную плату, но ее лэндлорд решил, видимо, сэкономить. Компания — провайдер электричества — долго ждать не стала, а отключила свет и поставила счетчик. Никто не объяснил Марине, что с ним делать. В конце концов она выяснила, что теперь она должна платить за электричество поминутно, причем, вперед, покупая где-то — никто не мог сказать где — какую-то карточку и впечатывая какие-то цифирки в этот счетчик. Потратила выходной, нашла лавчонку и купила эту карточку (в дорогом и законопослушном Ричмонде найти подобное было нелегко), сделала все, как было написано, — через три дня свет отключился снова. Оказывается, мало заплатила. Это десять фунтов за три дня мало!? Вот так здесь борются со злостными нарушителями.

Теперь уже решившая доверять своим друзьям-коллегам Марина не скрывала своих проблем, и ей старались помочь. Фил на бланке организации написал письмо в агентство о том, что ценный сотрудник вынужден отвлекаться от своей очень важной работы из-за жилищных проблем; Хью, позвонив жене, что не сможет сегодня захватить ее с работы, повез Марину смотреть другие квартиры. И все вокруг советовали звонить в Бюро помощи жителям, которое есть при каждом местном Civic Centre[143]. Позвонила, очень вежливый сотрудник выслушал и посоветовал перестать платить за квартиру, спросив на прощанье, чем еще может помочь. (Марина не переставала удивляться тому, что здесь никто никогда не бросал трубку, ждать ответа приходилось иногда долго, но уж коль дождалась, все внимание — только тебе одной, никакой спешки, а в конце всегда этот вопрос про помощь. Трубка была брошена только один раз, когда с огромным трудом дозвонилась до сове… до российского посольства: «таких справок не даем» — бац!)

Она перестала платить за квартиру, как ей посоветовали. А потом — откуда что взялось! — посвятила целый выходной составлению жалобы на владельца квартиры, своим бездействием нарушившего ее права съемщицы и, более того, права человека на свет и тепло. В конце жалобы она потребовала вернуть ей депозит, в противном случае пообещала обратиться в суд.

Марина нашла другую квартиру, без вида и не так близко к работе, но со всеми функционировавшими удобствами. И что удивительно: депозит за прежнюю квартиру ей вернули с извинениями!

* * *

В конце октября дворец закрывался на зиму. В подклете под низкими кирпичными сводами устроили прощальный вечер (стол, между прочим, организовала Эвита, которая была мастером этого дела). Пришли все волонтеры, приехали Джулиан и Роз, были речи, были слезы, были обещания встречаться, и — это обязательно, об этом просил Фил! — вернуться во дворец на следующий сезон. Этого обещания Марина не сдержала.

* * *

В лето 2008 от Рождества Христова, через шесть лет после своего приезда в Великобританию, Марина была торжественно посвящена в британки. Эта церемония называлась натурализацией. После нее получение паспорта — простая формальность, которая делается по почте. Когда дошла Маринина очередь подняться на сцену за свидетельством, в ее сумке, оставленной на стуле, зазвонил отключенный мобильник — не иначе родина напоминала о себе. Марина выяснила потом, что звонила мама. Каким образом ей удалось включить мобильник, осталось тайной — мысль материальна? Фотограф, уже нажавший кнопку камеры, так и заснял выражение полного смятения на лице новоиспеченной британки и ободряющую улыбку королевы на портрете рядом. Молодая элегантная женщина-мэр в какой-то «исторической» мантии, приветливо улыбаясь, сказала:

— Вы у нас не первая женщина из России, прошедшая натурализацию, а вторая!

Марина удивилась: она рассчитывала услышать «двести вторая»: русская речь была повсюду.