Рубенс - Роже Авермат

Объяснение довольно сложное. Но картина великолепна. Написанная с удивительным темпераментом, она производит сильное впечатление единством своей композиции, хотя в попытке увлечь все фигуры единым движением вправо есть некоторая заданность. Однако невольно возникает вопрос: легко ли разгадать замысел художника? Это произведение героического стиля, как нельзя более идеализирующее сюжет. Этого ли добивался Рубенс?

Он писал аллегорию бедствий войны, писал «Конец войны», композицию, быть может, менее совершенную, но вдохновленную той же благородной идеей, и его доброе намерение заслуживает всяческих похвал — ведь война сопутствовала Рубенсу с самого его детства, преследовала его всю жизнь. Все страны Европы были вовлечены в борьбу. Родина художника все время была ареной военных действий, осад, военных захватов. Величайшие полководцы его времени, Спинола и Пикколомини, не смогли добиться мира — цели, которая одна могла бы оправдать их разрушительные деяния.

Ни надменная Испания, ни упрямая Голландия не хотели складывать оружия. За год до этого Фредерик Хендрик Оранский взял Бреду и свел на нет победу Спинолы, которую Веласкес обессмертил своим шедевром. В июне 1638 неутомимый штатгальтер сделал попытку овладеть Антверпеном, по его ближайший помощник Вильгельм Нассауский был разбит при Калоо кардинал-инфантом и потерял в битве своего единственного сына. Голландская армия в панике отступила, побросав артиллерию, знамена и провиант. Это был настоящий разгром. Рубенс из Антверпена мог видеть пороховой дым битвы. Антверпен устроил пышное празднество по случаю испанской победы, будто этот частный эпизод мог положить конец войне. На свет божий были извлечены торжественные колесницы, причем к традиционным колесницам была добавлена новая, триумфальная, прославляющая победу под Калоо. Ее сделали по рисунку Рубенса. Вечером в городе были праздничная иллюминация и фейерверк. Народная радость похожа на потешный огонь и, как этот огонь, недолговечна… Война продолжалась.

С наступлением лета Рубенс уезжает в Стен. Здесь он может забыть о людском безумии. Он пишет, занимается своими делами. Как всегда, его одолевает подагра. Она надолго приковывает его к постели, но, как только приступ проходит, он снова берется за работу. Ни его голова, ни его рука не знают усталости или слабости. Он все такой же неутомимый труженик, каким был всю свою жизнь. Взять как можно больше от каждой минуты — не означает ли это жить более полной жизнью?

Из Стена Рубенс пишет своему дорогому Люкасу Файдербе[275], что ему «незамедлительно необходима доска» для работы. Он просит, чтобы ее немедля доставил сам Файдербе. Так Рубенс отдыхает в Стене. Молодой скульптор из Мехельна — Файдербе работает у Рубенса с 1636 года. Он стал хранителем дома на Ваппер, сменив Паннеелса. Хозяин советует ему: «Приезжайте поскорей, чтобы можно было запереть дом, потому что, пока Вы не уедете, из него не выкуришь всех остальных. Надеюсь, что Вы исполнили мое распоряжение и спрятали в надежное место мою золотую цепь, чтобы с божьей помощью она сохранилась». Не забывает Рубенс позаботиться и о грушах и фигах, которые садовник должен вовремя ему прислать. А кроме того, он просит доставить ему несколько бутылок Аи, потому что «те, что мы привезли с собой, уже выпиты» [276]. Как видим, подагра не мешает ему любить шампанское…

Год 1639-й проходит так же, как и предыдущий, на фоне неизменной декорации — войны. Испанцы терпят неудачи. Из шестидесяти семи кораблей с тринадцатью тысячами солдат, направившихся в Нидерланды, только девять спаслись от нового блестящего полководца — голландского адмирала Тромпа[277].

Несмотря на то, что приступы подагры одолевают его все чаще, Рубенс продолжает работать и интересоваться новостями. Стоило английскому королю Карлу I пожелать, чтобы Иорданс расписал апартаменты королевы Генриетты в Гринвиче, и в игру не замедлил вступить Жербье. Этот проныра лезет из кожи вон, ведет переговоры, плетет интриги, чтобы заказ передали его прославленному другу. Убедившись, что Лондон не намерен внять его увещеваниям, он, как ловкий коммерсант, тщится отбить у Иорданса хотя бы половину заказа. Речь идет о росписи девяти плафонов и тринадцати настенных панно. Жербье старается, чтобы плафоны достались Рубенсу под предлогом, что Иорданс ничего не смыслит в «красоте перспективы». Жербье никогда не отличался бескорыстным усердием — нетрудно догадаться, кто водит его рукой. Впрочем, безуспешно…

Весной следующего года Рубенс приобрел несколько произведений Франсуа Дюкенуа[278], брюссельского скульптора, который с 1618 года живет в Риме и стяжал там большой успех. Папа Урбан VIII заказал Дюкенуа гигантскую статую св. Андрея, которая должна быть поставлена у одного из четырнадцати столбов, поддерживающих купол базилики св. Петра. Дюкенуа создал произведение в духе времени — как нельзя более напыщенное и помпезное. Для Рубенса это повод поздравить собрата: «За себя и за наше отечество я радуюсь успеху Вашей милости и вкушаю его славу. Не будь я прикован к дому возрастом и подагрой, я отправился бы в путь, чтобы иметь удовольствие полюбоваться столь совершенными и уже стяжавшими столь громкую славу произведениями. Надеюсь, однако, что Ваша милость вернется к нам, в нашу дорогую Фландрию, которая когда-нибудь еще будет гордиться Вашими творениями. Мне бы очень хотелось, чтобы это произошло до моей смерти, и я мог бы увидеть шедевры, созданные рукой Вашей милости»[279].

Это письмо написано 17 апреля. За несколько дней до этого Рубенс написал сердечную рекомендацию Люкасу Файдербе, который ушел из его мастерской: «Благодаря моим наставлениям, своему усердию и блестящему уму он извлек самую большую пользу из того, что сближает искусство скульптуры и живописи». Художник особенно хвалит одно произведение своего ученика — фигуру богоматери для церкви бегинок в Мехельне. «Это превосходное произведение создано в моем доме, и я уверен, что ни один скульптор в нашей стране не смог бы исполнить его лучше»[280].

Но, увы, здоровье художника ухудшается. К концу месяца он не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. В начале мая ему снова становится лучше. По случаю свадьбы Люкаса Файдербе Рубенс посылает ему любезную поздравительную записку: «Я с радостью узнал, что первого мая Вы посадили майское дерево в саду Вашей милой жены. Надеюсь, что оно будет цвести и в один прекрасный день принесет плоды». Он просит молодого скульптора выполнить фигуру ребенка из слоновой кости, «но это не к спеху, Вам сейчас надо сделать другого ребенка — поважнее». Как видим, он по-прежнему полон неуемной любви к жизни! И сам подает другим пример этой любви. Едва оправившись от страданий, он жадно пьет из чаши наслаждений. Он знает, что смерть может настигнуть его в любую минуту, но, пока он жив, он не упустит драгоценных даров жизни. Он ни словом не жалуется Файдербе на свое здоровье. Наоборот, он приглашает его к себе: «Ваш приезд для нас всегда большое удовольствие» [281].

К концу мая ему опять становится хуже. 27 мая он составляет завещание. По справедливости определив каждому его долю наследства, Рубенс просит своих наследников, чтобы они жили в согласии и ни в коем случае не прибегали к судебным тяжбам. 30 мая 1640 года, незадолго до полудня, его сердце не выдерживает приступа подагры — наступает конец.

В тот же день тело Рубенса было перенесено в Синт-Якобскерк, в склеп семьи Фоурмент. 2 июня состоялись погребальная служба и традиционное поминальное пиршество. В феврале 1641 года, то есть восемь с половиной месяцев спустя после смерти мужа, Елена Фоурмент родила дочь, Констанцию Альбертину — последнее доказательство неизбывной жизненной силы художника. Потом начался раздел имущества. Настало владычество нотариуса, оценщиков, торговцев. Пошли в ход описи и расписки. Понадобилось около пяти лет, чтобы завершить все формальности.

Сначала пришлось составить список «картин, произведений искусства, древностей, документов, доверенностей и ценных бумаг». А потом все те предметы, которые при жизни окружали «покойного господина Пьетро Пауло Рубенса, кавалера, состоявшего при доме Его высочества блаженной памяти эрцгерцога Альберта, владельца Стена и прочая и прочая», разошлись по разным владельцам.

Серебро и драгоценности были поделены между наследниками: сыновьями от первого брака Альбертом и Николасом, а также Еленой Фоурмент и ее пятью детьми — Кларой Иоганной, Франциском, Изабеллой Еленой, Петером Паулем и Констанцией Альбертиной. Медали и геммы достались старшим сыновьям. Альберт, который наследовал отцу в должности секретаря тайного совета, получил также библиотеку.

Портреты членов семьи были отданы тем, кого они изображали. Таким образом, «Шубка» досталась вдове. Остальное пошло по рукам. Изделия из слоновой кости, раковины, гипсовые слепки и даже глобусы были проданы. Продан был и гардероб покойного. Потом настала очередь картин, как произведений самого Рубенса, так и работ других художников, которые входили в его коллекцию.