Золотая рыбка - Людмила Бояджиева

Крафт имел убежища на разных континентах, создающие различные условия обитания — от «Ледяного дома» на Аляске, до острова в тропиках. Он по-прежнему очень много ел и нуждался в активном сексе. Но и то, и другое выполнял механически, не требуя эффектов и разнообразия. Крупнейший специалист-диетолог выработал специальное меню, в котором нуждался организм Крафта с целью поплнения энергетических затрат. Главным продуктом питания Крафта являлась свежая человеческая кровь.

Другие специалисты, владеющие скальпелем и методом воздействия на психику, создали по заказу Крафта три дубликата Светланы. Он не хотел знать, как появились на свет эти девушки, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы, и точно воспроизводящие облик Светланы. Только одно отличало их от неповторимого образца — девушки были живыми куклами. Они не умели говорить и беспрекословно подчинялись любому приказу хозяина. У них были имена: 111, 112, 113. Временами одна из них поступала «в ремонт» и возвращалась обновленной. Однажды 112 нашли мертвой в бассейне. Глядя на лежащее на дне тело девушки, Крафт недовольно покачал головой: накануне, занимаясь любовью с тремя куклами, он сказал одной из них, находившейся внизу: «Ты мертвая. Ты должна уснуть. Уснуть на дне». Приказы в его окружении исполнялись четко. Иногда он демонстрировал подобный трюк впечатлительным визитерам.

После того, как на Крафта было совершено несколько покушений, он принял основательные меры. В разных концах земного шара, в домах, принадлежащих Крафту, находились четыре двойника, похожие на хозяина как горошины из одного стручка. Впрочем, это не представляло особой сложности. Крафт знал, какую внешность приобретет, вступив на пьедестал Властелина мира. Компьютер, получив образцы классических статуй богов, выдал варианты. Крафт одобрил тот, что был особенно похож на отпчаток лика Христа на Туринской плащанице. Его не влекли восточные божества. Хотя он не исключал возможности, что лица, как и символы поклонения, придется менять наподобие масок.

До той поры Крафт предпочел безликость. Ему было бы скучно вести жизнь затворника, знакомясь с миром, который он собирался завоевать, по цифрам, статистике, видеоотчетам, кинофильмам, газетам. Поэтому время от времени одна из четырех личин Крафта терялась в пространстве. И никому не полагалось знать, кто именно стоит в эти дни у руля империи — капитан или его двойник. А в той или иной стране, в притоне или на великосветском рауте, среди уличных попрошаек или магнатов, появлялся некто, имеющий вполне реальное имя и серенькую незапоминающуюся внешность.

И ещё один способ общения с миром предусмотрел Крафт: двери его домов всегда были открыты для любого гостя. Он знал, что сюда не заглянет случайный искатель приключений. А человек, дерзнувший на встнечу с самим Крафтом, представлял интерес. Гастрономический — поскольку в крови смельчаков и героев содержится особый набор стимулирующих веществ.

Во время путешествий и бесед с «посетителями» Крафт не без удовольствия узнавал хорошо известный ему факт: его имя стало нарицательным в среде «теневиков» разных континентов. На Крафта списывали финансовые хищения, жестокие разборки, провалы военных операций, им припугивали новичков и козыряли в серьезных кругах. Легкомысленные людишки предпочитали думать, что Крафт — фигура мифическая, порождение мира теней и «черной власти».

Он пробежал подборку статей из прессы разных стран, составленную секретарем. На бетонной терасе его серой океанской крепости особенно приятно узнать о том, ты — могущественнейший из могущественных — всего лишь безобидный фантом, порожденный писаками и массовым сознанием.

«Крафт — это демон нашего времени, за которым скрывается гангстерская структура сектантского типа, скрестившая традиции древних «орденов» с новейшими методами борьбы за власть», — заявлял американский политический обозреватель. «Крафт — пугало, фантом массового сознания. Он возраждается из пепла, как Феникс, и неуловим, как Фантомас, — иронически усмехался именитый немецкий социолог. — Его тень приводит в ужас легковерных мещан. Авторитеты «тневого» мира снисходительно посмеиваются: «Крафт? Помилуйте, оставьте сказки о Дракуле киношникам, а фантомы психотропного вооружения воякам. Детям читайте про Микки-Мауса».

«Многое, происходящее сегодня в России, покрыто мраком тайны, за которой угадывается крепкая фигура некоего человека в маске, — утверждал обозреватель момковской газеты «Аргументы и факты». — Многим чрезвычайно удобно кивать на «черного дядюшку» в очередной кризисной ситуации, деля барыши под прикрытием мифа. Во всяком случае, весьма маловероятно, что граждане России в ближайшие годы увидят лицо этого человека. Он не попадет на экраны телевизоров и не займет место в тюремной камере. Зловещий фантом всегда будет обитать в нищем государстве, как плодятся на его территории палочки туберкулеза или микробы холеры».

Крафт бросил газеты на каменный пол. Ветер тут же подхватил листы и понес их к гранитной балюстраде. Серый день, серый океан в белой пене, серый камень, жалобные всхлипы испуганных чаек. Сорок четыре года — пора начинать новую жизнь.

Крафт услышал сигнал — его ждал завтрак. Он принимал пищу в полном одиночестве и любил иметь на столе все сразу, предоставляя глазам полную свободу выбора. Одно оставалось неизменным — высокий хрустальный бокал с золотой эмблемой Уробориса — змеи, заглатывающей собственный хвост, древним символом власти над человеческим родом. Его содержимое было похоже на подогретый томатный сок. Но пахло совершенно иначе.

Возможно, какому-нибудь садисту-вампиру было бы приятно вообразить, как только что в подвалах его дома «врачи» выпустили кровь из очередной жертвы. Но Крафт не нуждался в такого рода банальных допингах. Медленно цедя напиток из хрустального бокала, он думал о том, что охотно побеседовал бы здесь, в «Ледяном доме», с кем-нибудь из сомневающихся в реальности Крафта писак.

Глава 19

Несмотря на жару, по Мюнхену слонялись толпы туристов. От Старой Ратуши и дворца Нимфенбургов, к знаменитой Фрауэнкирхе, затем на ярмарку, в Баварский национальный музей, в глиптотеку и пинакотеку, что попросту означает собрание скульптур и живописи. Обязательный маршрут предполагает посещение бесчисленных пивных баров и ресторанчиков.

Мюнхен — столица баварского пива, идущего под обильную рабоче-крестьянскую пищу — сосиски с пюре и кислой капустой, свинину, язык, тушеные потроха. За крепкими столами в сумрачной пивной Бургербаукеллер в 1923 году начали свой путь национал-социалисты под предводительством молодого Гитлера. Свою акцию они назвали «пивным путчем», регулярно отмечая юбилеи за длинными деревянными столами, громыхая кружками и горланя патриотические песни. Теперь об этом рассказывает гид, проводя туристов по длинным залам, пропахшим капустой и специфическими запахами дешевой забегаловки.

Полина никогда не была в Париже, но она сразу поняла — баварский «общепит» — антитеза французскому. Никаких изысков, утонченности, духа экстравагантного гурманства. Все прочно, кондово, сытно, рассчитано на простоватых трудяг, набивающих желудок тяжелой, жирной, простой едой. Таков стиль, который следует поддерживать в качестве местного колоПолина, даже если ты далеко не баварец и предпочитаешь вегетарианскую кухню.

Она работала в ресторанчике «Storch», что значит «Аист» уже почти месяц и чувствовала себя так, словно всю жизнь, с пеленок, только тем и занималась, что меняла салфетки на столиках, протирала барную стойку, мыла стаканы, окна. Ресторанчик располагался в узком переулке эмигрантского квартала. Здесь часто можно было услышать русскую речь, языки бывших союзных республик и дружественных социалистических стран. Старшим барменом работал поляк, а две девушки, составлявшие коллектив, тоже явились из Восточной Европы. Ева — из Словакии, Катя — из Венгрии.

«Аист» вовсе не являлся приютом для всякой бомжовой пьяни, как поначалу воображала Полина. Это далеко не изысканное заведение, привлекало доступными ценами, чистотой, уютом, домашним качеством незатейливых блюд. В центре небольшого зала с низким потолком, обшитым деревянными брусья, возвышалась барная стойка, вокруг теснился десяток столиков под холщовыми клетчатыми абажурами. Два окна по стронам главного входа за красно-белыми шторами, с горшками гераней на подоконниках, клетчатые подушечки на деревянных стульях, старинный грамофон с раструбом в качестве декорации, пейзажики баварских деревенек на стенах, музыкальный автомат — все чистенько, скромно, с бюргерской домашней gemutlichkeit — уютностью. Даже фаянсовые статуэтки птиц, занимавшие целую полку.

«Аист» открывался в два часа дня и работал до полуночи, успевая принять достаточно посетителей, чтобы хозяин и одновременно шеф-повар, господин Юрген Шмуцке, не разорился и сумел даже расширить свои владения, отвоевав часть тротуара у маленького сквера. Сюда в теплые дни выносилось несколько столов под темно-зелеными зонтами с эмблемой аиста и пластиковые зеленые стулья.