Не искушай меня - А. Мередит Уолтерс

своем пути. Продолжал продавать. Оставался парнем, который вызывал во мне отвращение всеми возможными способами. Теперь я не хочу иметь с ним ничего общего.

Холодная сущность парня, который бродил в толпе, продавая наркотики и насыщая воздух превосходством и снисходительностью, разорвала в клочья надежду, которую я испытывала — надежду, в которой до сих пор ощущалась некая связь с воображаемым Максом. Эта надежда всего лишь мечта маленькой наивной девочки, которая подлежит жестокому и насильственному уничтожению.

В этом Максе нет ничего, что я могу понять, даже если эта надежда до сих пор жива где-то во мне.

Когда он развернулся лицом в мою сторону, я словно приросла к месту, надо мной мигали огни, а вокруг танцевали люди. Мне хотелось, чтобы он заметил меня. Хотелось крикнуть «Лжец!» в его глупое прекрасное лицо. Хотелось накричать на него. Спросить зачем он занимается всем этим. Зачем заставил поверить в его ложь. Зачем вызывает во мне миллионы разных ощущений, которых у меня никогда не было раньше, чтобы затем разрушить их правдой, которую мне отчаянно хотелось так никогда и не узнать.

Но он смотрел сквозь меня, его глаза не зафиксировали моего присутствия. Он не ожидал увидеть меня здесь, так что его затуманенный наркотиками мозг просто не замечал меня. И, когда он отвернулся, я была одновременно разочарована и счастлива.

— Вот ты где! Я везде тебя ищу! Ты готова идти? Уже очень поздно, а мне рано вставать на подготовку к экзаменам, — крикнул Брукс мне в ухо, схватив меня за локоть. Я отвела глаза от Макса и посмотрев на своего друга, кивнула.

— Конечно, — ответила я, быстро возвращаясь взглядом к тому месту, где стоял Макс.

Но он ушел.

Исчез.

И я не собираюсь снова искать его.

Глава 14

Макс

Я весь перепачкан краской. Она на моих волосах, между пальцами, мои штаны тоже забрызганы ею. Окунув кисть в красную краску, я провел ею по кирпичной стене. Я балансирую на верней ступеньке ненадежной трехметровой лестницы, а мои краски расположились на деревянной перекладине.

Уже начинает светать, и я должен быть дома, в кровати, а не отмораживать тут свою задницу. Меньше, чем через четыре часа у меня начнутся занятия. И запланирована масса дел на вечер. Но я торчу здесь с часу ночи. Потому что не могу уснуть. Из-за того, что могу думать только о ней.

Об Обри.

Мы провели вместе всего несколько часов, но я почувствовал, как во мне что-то надломилось. Я хочу ее. Ее вкус опьяняет меня. Между нами вспыхнула легко узнаваемая страсть.

Но, как ни странно, это даже нечто большее, чем страсть. Мне было легко и комфортно сидеть рядом с ней в зале кинотеатра и смеяться. Я расслабился в компании Обри. Есть в ней что-то уютное.

Затем она начала задавать мне вопросы. Ясно дала понять, что хочет познакомиться поближе со мной. Прошло очень много времени с тех пор, как кому-то было дело до человека, которым я являюсь, до мужчины, который прячется за маской, которую сам же создал.

С Обри, на одно великолепное мгновенье, я почувствовал, что возможно я смогу стать кем-то другим. Что смогу стать проще. И что, возможно, я нравлюсь ей какой есть. Глубоко в душе, я признаю, что всегда жаждал признания, и Обри, кажется, принимает меня безо всяких условий.

Поэтому я поцеловал ее. Не смог удержаться и не прикоснуться к ней. Не смог сдержать свой порыв создать с ней какого-то рода физический контакт.

Но оказалось, что все произошло слишком быстро. Это подавляло меня. И да, я до чертиков испугался.

И бросил ее.

Сбежал, как трус.

Но прекратить думать о ней не смог. Не смог перестать хотеть то, проблески чего я замечал тогда, когда мы бывали рядом, какими бы нереальными эти проблески ни казались.

Сейчас меня переполняют противоречивые эмоции, и мне нужно каким-то образом выразить их. Я могу сделать это только с помощью рисования.

Мои последние рисунки предназначались для клуба. Конечно же, я очень креативно шифровал в них координаты, но они словно не были изначально моими. Будто принадлежали кому-то еще. Предназначались для них, а не для меня.

Этот рисунок, это изображение… оно очень много значит для меня. В нем выражено все, что я чувствую, но не могу высказать.

Я нарисовал кистью большую дугу красным цветом, затем оранжевым и фиолетовым — грандиозный закат. Но он совершенно не девчачий и не милый. Блядь, нет. Я не рисую такое дерьмо.

Я изобразил двух людей, держащихся за руки. Ясное голубое небо разверзлось над ними, и с него хлынула кровь. Она затопила все. И эти двое, такие уверенные друг в друге, такие счастливые вместе, были смыты и унесены волной крови.

Да, мрачно. Но никто никогда и не считал меня ангелочком во плоти.

Я закончил рисовать небо и медленно спустился вниз по лестнице. Я так пьян, что едва могу стоять. Я уже должен бы лежать в луже собственной слюны, так много «окси» я успел принять сегодня.

Но когда настроение поднимается, нет смысла отрицать к чему это приводит меня. Я собрал краски и швырнул их в мусорный бак. Нет смысла тащить их обратно домой. У меня нет на это энергии. Не теперь, когда я закончил рисовать и адреналин, который привел меня сюда, сошел на нет.

Я сложил лестницу и оттащил ее обратно в переулок, где и нашел ее. Я всегда импровизирую, когда дело доходит до моего искусства, одалживаю или беру все, что удается найти, чтобы воспроизвести картинку, нарисовавшуюся у меня в голове.

Отойдя на некоторое расстояние, я смотрел на свою огромную картину в свете уличного фонаря, пока медленно приближался рассвет. Она получилась огромная. Охренительно сложная. Но, черт возьми, в этом весь я. И каждый грамм моей тоски изображен на чертовой стене.

Голова опустилась, веки начали слипаться. Мне лучше отправиться домой, прежде чем я отключусь на обочине дороги.

Я едва помню, как добрался до дома.

***

Я проснулся позже, чувствуя дурноту. Скукожившись, я лежал в кровати, абсолютно замерзший. Должно быть, забыл включить отопление, прежде чем отключился. Все суставы и мышцы болели.

Я потянулся к тумбочке, пытаясь нащупать мешочек, который, как я