На пути в рай - Дэйв Волвертон

Наши тела еще не приспособились к новой силе тяжести. Конечно, это не сокрушительный вес четырех или пяти g, когда воздух застревает в легких, кровь отливает в ноги, а кости ноют так, как будто при первом же движении лопнут. Ощущение такое, словно медленно погружаешься в пол; тяжесть кажется невыносимой, потому что постоянно увеличивается. Мои мышцы окрепли, я сбросил лишний жир. Однако я испытывал усталость, казался себе изношенным и хрупким. Мы пытались уговорить самураев дать нам день для празднования. Но на них не произвела никакого впечатления незначительная, по их мнению, победа наших друзей на Земле.

Надевая защитное снаряжение, я все время ждал, что Абрайра подбодрит нас, но она только сказала:

— Надеюсь, вы готовы совершить очередное путешествие в ад.

Мавро одевался без своей обычной мрачноватой улыбки, а у Завалы глаза блестели, как у сумасшедшего. Все в нашей маленькой группе ощущали некую подавленность. Мы оделись, заняли свои места в машине, и Кейго подключил нас.

«Сценарий 66: Дальний патруль».

Я увидел зрелище, внушавшее надежду, — такого не было уже много дней. Поскольку мы перешли от программы средних патрулей к дальним, мы должны увидеть новые места; это означает также, что мы совершенствуемся и получили повышение, несмотря на свои постоянные проигрыши.

Сценарий перенес нас в самую страшную пустыню, какую мы только видели на Пекаре, плоскую равнину с растрескавшейся поверхностью, твердой, как бетон, и тянувшейся во все стороны, насколько хватало глаз. Никакой растительности. Нет даже камней и скал. Только мерцающая жара пустыни создавала миражи: на расстоянии нагретые пространства казались озерами. Мы на самой высокой скорости неслись по этой равнине, и судно не гремело. Ощущение было, словно летишь по асфальту.

Ябандзинов мы заметили на востоке на расстоянии в десять километров: солнце отражалось от металла их машины. Будет дуэль на открытой местности, проверка самых основ нашего мастерства — малоприятный сценарий. Абрайра направилась прямо на юг, ябандзины попытались перехватить нас. Напрасно. Они могли выйти на наш курс километра за два, так они и сделали. Мы целый час уходили от них, не давая им быстрой победы. Все немного повеселели, Мавро даже начал рассказывать анекдоты. Но тут мы оказались в удивительном каньоне.

Как будто весь остальной мир отделился, пропал за спиной. Раскрашенные в красное, желтое и белое горы виднелись в дымке километрах в семи от нас, а поблизости, на нашей стороне гигантского разлома, поднимались обветренные столбы скальной породы. Словно поджаренная поверхность Пекаря раскололась, обнажив каменное нутро. Я видел на Земле Большой Каньон, но по сравнению с этим он — просто трещина. Сейчас дальний край разлома было просто невозможно разглядеть, впереди — только бледно-фиолетовое небо и облака.

Вначале огромный каньон показался непреодолимым, но прямо перед нами было заметно, что местность опускается не вертикально: в скале существовало множество склонов и проломов с древними, сильно выветрившимися стенами. Если повезет, мы можем спуститься на дно.

— Я за то, чтобы попробовать спуститься, — предложила Абрайра. Ябандзины догоняли нас, и я подумал, разумно ли мы поступаем, но наш сержант продолжала: — И так как я водитель, имеет значение только мой голос. — Она направила машину вниз.

Следующие пять минут продолжалось едва контролируемое падение, мы скользили под углом в сорок градусов, постоянно набирая инерцию; с одной стороны каменная стена, с другой — обрыв. Я бросил ружье, зацепился за перекладину сиденья ногами и впился в поручень.

Перфекто нервно рассмеялся:

— Я вам уже говорил, что боюсь высоты?

Мавро ответил:

— Не так плохо. Когда ударишься о дно, ничего не почувствуешь.

Абрайра разрывалась между необходимостью уходить от ябандзинов и желанием спускаться помедленней. Машина шла быстро, слишком быстро. Дорога напоминала «американские горки» — мы чуть не упали вниз с обрыва. Перфекто стонал. Он так вцепился в рукояти своей пушки, что случайно выстрелил в скалу над нами, и поток породы обрушился нам на головы. Машина шла на воздушной подушке, поэтому ей трудно давались крутые повороты. Мы повернули в очередной раз, и обнаружили, что путь заканчивается тупиком. Абрайра дала полный назад, однако на таком крутом спуске двигатели только взвыли, машина же продолжала скользить вперед. Мы с Завалой прыгнули за борт. Перфекто сидел за передней пушкой, у него не было возможности выскочить, Абрайра тоже не могла выбраться с места водителя. А Мавро как будто и не хотел.

Они пронеслись по карнизу и свалились вниз. Перфекто кричал:

— Ах! Ах! Ах! — словно задыхался.

Мавро всего только и сказал:

— Не так плохо.

Я крикнул:

— Прощайте, друзья! — и тут они ударились о камень. Я подошел к краю обрыва и посмотрел вниз.

Машина несколько раз перевернулась и застряла в узкой впадине. Еще два поворота, и она свалилась бы со следующего обрыва. Но и первое падение было достаточно долгим.

Завала рассмеялся. Я вспомнил последние слова Мавро и присоединился к Завале. А тот лег на камень и хохотал, держась за живот.

Отсмеявшись, он сел и спросил:

— Анжело, а где твое ружье?

— Осталось в машине.

Он показал мне свое. Ствол погнулся, использовать его больше нельзя.

— А я упал на свое, — продолжил Завала. — Как ты думаешь, долго мы продержимся, если нападем на ябандзинов с голыми руками?

— Секунды три, — ответил я.

Завала рассмеялся.

— Si. Я тоже так думаю. Как ты хочешь умереть: поджариться или упасть? — спросил он, потом разбежался и бросился вниз с обрыва. Когда он ударился, я услышал легкий треск.

— Надо подумать, — сказал я, ни к кому не обращаясь.

У меня не менее десяти минут, прежде чем ябандзины сюда спустятся, — достаточно времени, чтобы выработать план. Но чем больше я думал, тем больше мне казалось, что никакой план мне не нужен. Если они будут спускаться быстро, то упадут с того же обрыва. Может быть, мне даже повезет и никто из них не сумеет выпрыгнуть из машины. Мне нужно только спрятаться где-нибудь повыше в расщелине и подождать, пока они проедут.

Я начал подниматься, присматривая место для укрытия. Но стена гладкая, лишь кое-где над ней нависал камень. Этого недостаточно, чтобы спрятаться. Через пять минут я отыскал место, которое в крайнем случае подойдет — небольшую вертикальную щель на самом верху холма «американской горки», там, где ябандзины вынуждены будут вцепиться в поручень и держаться изо всех сил. Я обнаружил, что, если сниму защитные пластины на груди, смогу втиснуться в эту дыру. Так я и поступил. Завала… В нашей группе до сих пор никто не совершал самоубийства. Некоторые из наших маневров в последних тренировках можно было бы назвать безумно рискованными, но не самоубийственными. Хотя смысл в его поступке есть. Самая болезненная смерть — это смерть в огне, и он выбрал наиболее легкий конец. Однако мне все же казалось неправильным отказываться от борьбы.

Я услышал рев, и мимо пронеслась машина ябандзинов. Как я и предвидел, они были так заняты этим смертоносным поворотом, что не заметили меня. Я включил наружный микрофон и вслушивался в звуки двигателя. Он взревел, когда самураи попытались затормозить на краю обрыва. К несчастью, им это удалось. Двигатель перешел на низкое гудение, оно становилось все громче: машина возвращается.

Я вышел из расселины, решив встретить неизбежное лицом к лицу. Оружия у меня не было, поэтому, когда машина появилась из-за поворота, я поднял руки, показывая, что сдаюсь.

Машина остановилась, ябандзины подозрительно смотрели на меня. Я хорошо знал, что в каждой схватке мы встречаемся все с теми же самыми пятью японцами. Один из стрелков — приземистый человек, которого Мавро прозвал Поросенком. Захваченные этим примером, второго стрелка мы прозвали Бочонком, потому что у него была широкая выпуклая грудь. Артиллерист задней пушки все время склонял голову вправо и потому получил прозвище Ленивая Шея. Эти трое выпрыгнули из машины и направились ко мне. Они не знали, что делать, и остановились. Их красное снаряжение совершенно сливалось с песчаником, поэтому они казались частью ландшафта. Ленивая Шея подошел, осмотрел меня и покачал головой. Я слышал, как он смеется и разговаривает с товарищами через шлемофон тон его голоса мне не понравился: похоже, он делал унизительные предположения по поводу моих сексуальных наклонностей. Бочонок прошел мимо меня и проверил дорогу выше по склону, а Поросенок все время держал меня на прицеле своего ружья. Я вдруг вспомнил, что за все время нашего пребывания в симуляторе никто никогда не сдавался, и меня охватило тревожное чувство.

Вернувшись, Бочонок пнул меня так, что я упал лицом вперед, и все трое принялись колотить меня по ребрам. Я свернулся клубком и закрыл руками голову.