Никогда не смотри через левое плечо - Рене Маори

– М… много…

– Вот видишь. А что говорят? Наверное, говорят, что я вампир?

– Нет, – затряс головой Фил. – Говорят, что колдун, чернокнижник.

– Ты живешь в моем доме. Скажи, ты хоть раз замечал, чтобы я занимался колдовством?

– Нет…

– Конечно, нет. Потому что это неправда. Но люди говорят. А все почему? Потому что никто из них никогда не пытался узнать правду. Ведь для этого нужно прийти в мой дом или хотя бы поговорить со мной. Так? Кто-то придумал, что колдун – и понеслось. А ведь что проще – прийти и спросить? Только теперь они напуганы настолько, что уж точно никто не придет. Сами придумали, сами боятся. Но я не хочу, чтобы ты повторял их ошибки. Человек, боящийся собственных домыслов, – трус, достойный лишь презрения. Ты понял? Понял?!

Беркеши схватил Фила за подбородок и заглянул ему в глаза. Впервые мальчик видел это лицо так близко, и на мгновение ему показалось, что в черноте глубоких глаз пляшут красные искры. Конечно, это было лишь отражением лампы от витражного окна библиотеки. Но ему все равно стало страшно. И опекун словно прочитал его мысли:

– Я напугал тебя? Ну, извини. Мне просто очень не хочется, чтобы ты уподоблялся этим глупцам. Я такой же человек, как ты или любой другой. Все – иди, мне нужно писать.

– Спокойной ночи, – послушно сказал Фил и вышел.

Спать он, однако, не собирался. Спрятанная рукопись не давала ему покоя. Она, словно светящаяся точка, постоянно напоминала о себе. Кроме того, Фил боялся, что ее могут обнаружить и забрать. Но едва лишь он переступил порог спальни, как его неодолимо потянуло ко сну. Он рухнул на постель, не раздеваясь, и проспал до самого утра.

Иштван вернулся к работе, но писать не мог. Его мысли постоянно возвращались к одному и тому же, и вы ошибаетесь, если думаете, будто его потрясло известие о том, что в городе его держат за колдуна.

– Значит, она может очнуться в любой момент…– бубнил он, как заведенный, – в любой момент, в любой… как я мог быть так слеп? Нельзя, нельзя этого допустить!

Он с грохотом стукнул кулаком по столу, что для его флегматичной натуры означало высшую степень гнева. Если бы Фил увидел в эту минуту своего опекуна, то был бы очень удивлен. Гримаса злости исказила безупречные черты венгра, руки бессознательно сжались в кулаки. Он вскочил со стула, опрокинув его, но даже не заметил этого. Верхняя губа приподнялась, обнажив удлинившиеся клыки. Он зарычал, как дикий зверь, смахнув со стола раскрытый ноутбук и письменный прибор. Хрустнул вырванный с мясом кабель, и компьютер грохнулся на пол. Книги, оказавшиеся на столе, разделили ту же участь. Иштван едва заметил образовавшийся беспорядок. Прекрасные глаза сузились до двух щелочек, в которых плясали багровые искры. Он рванул на себя оказавшийся рядом шкаф, книги горохом посыпались с полок, а следом с грохотом рухнул и сам шкаф, расколовшись на две части. Но и этого венгру показалось мало. Размахнувшись, он изо всех сил пнул разбитый шкаф, словно тот был виноват в его несчастьях. Он продолжал пинать его, злобно шипя сквозь зубы что-то по-венгерски. Иштван успокоился, только когда перед ним оказалась бесформенная куча обломков, уже не имевших ничего общего с книжным шкафом. Он молча стоял над этим разгромом, плотно сжав бледные губы.

В палате Алекс установилась плотная и душная больничная тишина. Ночь была тем самым временем, когда особенно явными становятся признаки душевных болезней. Обитатели четвертого отделения неспокойно спали в своих постелях. То раздавались приглушенные крики, то невнятный голос произносил какие-то никому не ведомые слова. Сон окончательно лишал больных воли, и наружу вырывалось то страшное, из-за чего они и находились в больнице святого Игнация.

Алекс с вечера казалась неспокойной, поэтому после обхода врач дал сестре указание сделать больной укол успокоительного. На всякий случай ее пристегнули к кровати широкими ремнями – мера, обычная в этом заведении. В ту ночь дежурила сестра Вероника. Высокая и мускулистая, как и все работники психиатрического отделения, она одна могла бы справиться с любой из своих пациенток, но все равно каждую ночь в отделении оставался еще и санитар. Хотя не было случая, чтобы к его услугам прибегали в такую глухую пору. Поэтому сейчас он просто спал на кушетке в коридоре.

Ровно в десять вечера сестра Вероника вооружившись шприцем, направилась в двадцать пятую палату.

Алекс лежала на спине, но не спала, глядя широко открытыми глазами в потолок. Осторожный луч уличного фонаря падал прямо на ее лицо, заставляя загораться глаза кошачьим блеском. В темноте этот эффект производил страшное впечатление, и сестра Вероника поспешила задернуть занавеску, которую с вечера почему-то оставили открытой. Потом она зажгла под потолком маленькую лампочку с матовым абажуром. Больная перевела пустой взгляд на эту искусственную луну и снова застыла в неподвижности.

Сестра Вероника не привыкла работать молча. Тишина наводила не нее жуть, поэтому она постоянно говорила, даже если ей не могли ответить. Вот и сейчас она трещала без умолку:

– Как мы себя чувствуем? – спрашивала она и тут же сама отвечала, – благодарю, сегодня неплохо. – А почему у нас такой грустный взгляд? – Соскучилась по дому. – Ничего, скоро поправишься и поедешь домой. А вот мы сейчас укольчик сделаем и будем спать, а завтра проснемся здоровые…

Она протирала место будущего укола ваткой, смоченной в спирте, а сама все ворковала, словно над ребенком, который никак не хочет спать. И уже поднесла шприц к руке больной, как вдруг ощутила за спиной чье-то присутствие. Таинственный острый взгляд как ледяными иглами колол затылок. И Вероника вдруг почувствовала, как ее с головой накрывает черная тоска. Никогда до этого момента она не знала, как скучна и пуста ее жизнь. А кто-то прекрасный и загадочный звал ее обернуться и увидеть, что жизнь может быть и другой. Светлой, красивой, интересной. Кто-то шептал в ухо про то, что у людей бывает любовь и счастье. Кто-то дышал в плечо, заставляя томиться все ее сильное тело. Бессильно опустилась рука, сжимающая шприц. Вероника стояла возле кровати, выпрямившись во весь рост и слегка покачиваясь. Перед ее глазами проплывали картины, одна соблазнительнее другой, а голос все звал и звал обернуться и посмотреть на того, кто изменит все ее будущее.

Вероника начала медленно поворачиваться влево, скользя по палате отрешенным взглядом, пока наконец ее глаза не встретили… Два красных, светящихся как угли, глаза не мигая смотрели на нее в упор. Вероника взвизгнула, вскинула руки к лицу, словно защищаясь от удара, и как безвольная кукла повалилась на пол. Алекс на секунду отвлеклась от созерцания лампочки и, повернув голову, с интересом вгляделась в тело, лежащее на полу без движения. Потом ее внимание привлекла черная тень, стоявшая над бесчувственным телом сестры. Она увидела черные крылья, сложенные за спиной подобно длинному плащу, увидела широкую грудь и костлявые плечи. Она увидела короткую шею и маленький, словно вдавленный вглубь черепа, нос. Подняла глаза выше и столкнулась взглядом с алыми глазами чудовища, пристально рассматривавшими ее. Вдруг ее тело охватила дрожь. Она задергалась в ремнях, надежно ее удерживающих. В эту секунду к Алекс, наконец, вернулся рассудок. Вместе с рассудком возвратилась память, освободившаяся от внушения. Воспоминания вернулись к ней полностью, вплоть до мельчайших деталей. Она вспомнила, как пришла в мотель и как потом застрелила незнакомого мужчину, вспомнила, как откуда-то спустилась черная тень и жадно приникла к шее трупа. И еще через мгновение, Алекс поняла, что ее ожидает буквально в следующую минуту. Он пришел за ней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});