Высшая ценность - Александр Лоскутов

Нет, чтобы так пальнуть с пятидесяти метров, ориентируясь исключительно на слух, это какой же талант надо иметь?.. Талант или удачу, что, в принципе, почти одно и то же.

И что только этот парень на стене делает? Ему же прямая дорога в Управление — вот где пригодились бы его навыки. Надо будет при случае выяснить, кто стрелял, и поговорить с ним. Порекомендовать парню вступить в наши стройные ряды…

Бесполезные отвлеченные размышления. Кто меня сейчас послушает? Кому нужны рекомендации отступника, изгоя, предателя? Какой совет может принять обычный законопослушный набожный парень от человека, которого церковь объявила пособником тьмы?

Мрачно вздохнув, я опустился на пол и опустил ноги в люк. Удерживаясь на руках, медленно выпрямился. Тяжелые ботинки глухо ударили о металл. Я постоял немного, высовываясь по пояс из настежь распахнутого люка, потом еще раз вздохнул и, согнувшись, с головой нырнул внутрь.

Труба была широкая, диаметром не меньше метра, так что особой тесноты я не испытывал. Но темно здесь было, как в сердце у бездушного. Да и воняло тоже изрядно, хотя что могло так вонять, мне было непонятно: старый водовод уже давно не действовал, от него осталась только ржавая, местами прохудившаяся труба — еще один источник металла для промышленности нового Челябинска.

Сморщив нос, я оставил позади пятно вливающегося через открытый люк света и на четвереньках пополз во тьму.

Сумасшедший дождевой червяк, заблудившийся в подземных ходах. Нравится мне быть сумасшедшим земляным червем? Нет! Но и выбора особого у меня нет тоже. Так что надо ползти.

В общем-то, все нормально. Клаустрофобией я отродясь не страдал… Еще бы воняло здесь поменьше, А то в нос так и шибает…

Сквозь плывущий в воздухе тонкий аромат гнили и разложения пробивался еще какой-то запашок, слабый, невнятный, но чем-то неуловимо знакомый и ассоциирующийся почему-то с приближающейся опасностью.

На минуту я прекратил шлепать руками по грязным внутренностям трубы и принюхался. А потом, вздрогнув, резко потянулся к оружию.

Выхватить меч в этой трубе — акробатический номер, который так просто с ходу не провернешь. Так что вооружился я пистолетом, тем более что здесь и сейчас именно он был моим самым мощным оружием. Мечом, стоя на карачках и упираясь спиной в холодный ржавый металл, особенно не помашешь. А вот пуля в такой трубе — страшная вещь. Ей здесь просто некуда больше лететь, кроме как во врага.

Застыв на месте и стараясь даже не дышать, я вглядывался вперед, пытаясь что-то рассмотреть в поджидающей меня впереди кромешной тьме. Инстинкт самосохранения предательски молчал. Опасности я не чувствовал. Но вот запах неотступно твердил мне другое: оборотень. Он где-то здесь, где-то совсем близко…

Безмолвно ругнувшись про себя, я осторожно перебросил пистолет в левую руку. И, не переставая бестолково целиться во тьму, достал спички.

Вспыхнувший в абсолютной тьме слабый огонек ударил по глазам, вырвал из плена мрака темные, покрытые густой чешуей ржавчины стенки трубы… и озарил оскаленную пасть оборотня, находящуюся всего в полуметре от моего носа… Очень близко. Смертельно близко.

Только чудо удержало меня от того, чтобы бездумно пальнуть в темноту и тем самым разом разнести в клочья мой замысел тихо и незаметно проникнуть в город. Чудо и бессильно вывалившийся между зубов распухший синий язык оборотня.

Некоторое время я, разом позабыв про окутывающий все вокруг запашок, жадно кусал воздух. Пялился на обросшие редкими волосами уши, мутные глаза и бессильно скрючившиеся почти человеческие руки-лапы.

И в самом деле оборотень. Только дохлый. Навек застывший посреди ломающего тело превращения. Уже не зверь, но еще и не человек. Нечисть.

Еще один заблудившийся в подземной тьме червяк.

Дня три он уже тут лежит. Не меньше. Понятно теперь, откуда эта вонь.

Как бы мне еще перебраться через его тушу?

Спичка догорела и погасла, напоследок успев обжечь мои пальцы. Я чертыхнулся, оставшись во тьме, но другую зажигать не стал. Вместо этого протянул руку и осторожно коснулся грязной свалявшейся шерсти… Дьявольщина. Придется перелезать. Вот удовольствие-то. Потом вонять буду, как будто… как будто с дохлым оборотнем в подземной трубе обнимался…

Кое-как преодолев сие малоприятное препятствие, я продолжил свой путь, шепотом ругаясь и испытывая искушение остановиться на пару минут, чтобы хорошенько вытереть ставшие вдруг маслено-скользкими руки.

А потом, когда бетонная стена периметра, по моим расчетам, была как раз у меня над головой, я наткнулся на решетку. На крепкую такую решетку, сваренную из толстых — в два пальца толщиной — металлических прутьев. Снова чиркнув спичкой, я торопливо осмотрел очередное препятствие. М-да. Неказисто, но более чем надежно.

Хмыкнув, я подергал прутья, особо, впрочем, не усердствуя. Если уж оборотню не хватило сил их вывернуть, то что говорить обо мне? Нет, силовой способ не годится. Впрочем, чего-то подобного я ожидал. И потому заранее продумал свои действия.

Я перевернулся на спину и на ощупь вытащил из-за пояса сверток. Развернул. Шершавая рукоять кинжала вновь кольнула мою ладонь неземным холодом. Незримым черным светом вспыхнуло во мраке острие. По трубе, забивая даже сладковатую вонь разлагающегося трупа, поплыли мягкие волны тьмы.

Говорят, меч шефа режет железо с такой же легкостью, как и масло. Посмотрим, насколько хорош в этом деле мой кинжальчик… И спасибо Господу, что здесь стоит решетка, а не бетонная затычка, которую я мог бы ковырять до самого Судного дня.

* * *

У любого города существует множество лиц. Он может быть красивым, с высокими зданиями, чистыми тротуарами и привычным многолюдьем на улицах. Бывает он и заброшенным, с проспектами, загроможденными ржавыми автомобилями, и битком набитый нечистью. Но это еще не все. Город бывает грязным, заполненным мусором и заселенным всяким человеческим отребьем, готовым в любой момент продать свою душу (и не только свою) за копейку. Был бы только покупатель…

Городские кварталы, что непосредственно примыкают к тонкой ниточке опоясывающей город защитной стены — именно о них я думаю, когда представляю себе заваленные всевозможным хламом дворы, вонючие костры и грязных людей, сидящих с самокрутками на ступеньках и алчно поглядывающих на случайных прохожих. Эти люди не ходят в церковь и не чтят имени Бога. Им все равно, что случится с ними после смерти. В их душах уже давно пустила корни тьма. Но это не сверхъестественная тьма, а исконно человеческая. Ее еще иногда называют безразличием.

Именно среди этих людей я и собирался найти себе временное пристанище.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});