Полярная фактория - В. Козлов

Тов. Шахов и Нуми Тусида отправляются на оленезаготовки.

По существу это весьма скромная цифра. Но богатые туземцы-оленеводы уходят все дальше на север. Они не хотят дать и 10 проц.

Шахов и Кабанов, ответственные за исход дела, в тревоге. Они не уверены, в успехе работы.

16 февраля они выехали на север для об’езда кочующих чумов.

У Шахова большие козыри: его популярность, его мастерство говорить и ладить с туземцами. Поддержанный серьезной внешностью и угрюмым молчанием присутствующего Кабанова, он, возможно, добьется результатов.

Эта поездка отнюдь не легкая. Сделать сотни верст на оленях, колесить по тундре, разыскивая чумы, ночевать сплошь и рядом под открытым небом на морозе в 50° — вот условия, в которых пройдет эта работа.

Мы на фактории ждем известий. От успеха контрактации зависит от’езд новопортовских работников обратно домой, в район.

Ларионов неоднократно пробовал договориться с туземцами о найме легких нарт для 700-километрового путешествия до Нового порта. Переговоры успеха не имели. Туземцы считают такой пробег на легких нартах невозможным. По их словам в это путешествие можно пуститься лишь с чумом, т. е. передвигаться медленно по 25—30 километров в день с длительными остановками для пастьбы оленей. Так они каслаются, перегоняя стадо с одного пастбища на другое.

Если удастся контрактация, то явится возможность ехать на своих трестовских оленях и путь в 700 километров сделать в неделю на легких нартах. Исхода контрактации все ждут с нетерпением.

24 февраля от Шахова получено извещение, что оленезаготовки надо считать сорванными. Кулаки твердо стали единым фронтом и не дают ни одного оленя. Судя по записке Шахова, ему едва-едва удалось законтрактовать 150 ездовых быков, необходимых для путешествия в Новый порт. И эти-то 150 пришлось собирать по 10—20 штук в разных оленьих стадах. Как всегда вошли в соглашение с наиболее энергичным из знакомых туземцев — с Гришкой Тусида, или, как его стали теперь звать, Нуми Тусида. Он согласился подыскать ямщиков, собрать из разбросанных по тундре чумов 150 законтрактованных оленей, наладить легкий чум, в котором вся экспедиция будет иметь передвижную базу.

Кроме четырех путников — Шахова, Кабанова, Ларионова и Аксенова — повезут полторы тысячи кило пушнины и еще какой-то груз. Налаживается свыше десяти упряжек.

На нарты с упряжкой в 4 быка-оленя можно положить до 150 кило — не больше. Если груз, то уж без седока, так как олени — животные слабосильные и больших тяжестей возить не в состоянии. Но зато с десятью пудами они мчатся вихрем, делают по 100 километров в день и без кормежки, с одним лишь ночным роздыхом, способны в последующие 2—3 дня делать такие же пробеги. Так ездят туземцы Ямальской тундры. Для тундры это незаменимые животные. Оставленные на ночь у нарт, они копытами разбивают толстый и плотный наст снега, докапываются до земли и едят мох. Только оленем жив туземец: он служит и для касланья и для пищи. Кроткое, беззлобное животное. Оно пугливо и робости необычайной. Наш конь Пегашка производил бывало целые переполохи. Когда этот страшный зверь, выпущенный из хлева, появлялся на дворе, все упряжки приезжих туземцев путались и сбивались в кучу. Он был любопытен и потихоньку шел к рогатым товарищам. При его приближении олени срывались с места и во весь дух уходили в тундру.

Впрочем Пегашка наводил страх не только на глупых оленей, но и на самих туземцев. Они далеко стороной обходили, конька, а когда он, заигрывая, бежал рысью к ним, то туземцы в панике спасались, кто куда может.

Нам немалых усилий стоило показом приучить их к понятию, что Пегашка обыкновенное, безопасное, домашнее животное.

19 марта транспорт, наконец, сорганизовался. Главным вожатым — Нуми Тусида.

Остановка в пути.

С двух факторий Шахов увозит песцовые шкурки, тюки оленьей пешки, медвежьи, волчьи, росомашьи шкуры. Пушнина высокосортная, валютная.

Часа в 4 дня при ярком солнце, по бело-яркому снегу наши гости тронулись.

Мы снова остались одни.

ПРОГУЛКА

Уже с конца марта стало чаще и ярче светить солнце. Дни до уродливости удлинились. В 4 часа утра восход, в 10 вечера солнце все еще светит. От зеркального белого снега лучи отражаются с таким блеском, что на тундру больно смотреть. Вообще наступил сезон, когда глаза надо прятать по защитные очки.

У нас в лавке продаются прекрасные очки с дымчатыми стеклами. Ими глаза так хорошо защищены, что раздражения сетчатки абсолютно не чувствуется.

Я целыми днями хожу по окрестностям, и никакое солнце мне не страшно.

До южной сигнальной мачты 3237 шагов, считанных и проверенных. До северного мыса, где мачта свалилась, 5670 шагов. Все точно измерено.

Сквозь дымчатые стекла я без напряжения оглядываю белоснежную даль, даже рассматриваю солнце. Этой возможности лишены туземцы. Они ежедневно обращаются ко мне с жалобами на глаза. У некоторых настоящий „весенний“ кон’юнктивит — очень неприятная, беспокойная болезнь. Но это нечасто. В большинстве страдание ограничивается острой гиперемией. Моему совету приобрести очки следуют неохотно даже кулаки. Цена в 3 рубля кажется им непомерно высокой.

Было бы со стороны здравоохранения очень кстати закупить такие очки в большом количестве и снабжать ими туземца-промышленника бесплатно.

Это избавило бы десятки людей от страданий и произвело бы наилучшее впечатление.

А раздача капель, примочек и т. п. не приносит существенной пользы, раз не устранена причина, вызывающая болезнь.

Позавчера я взял палку, позвал Маяка и Роберта и направился к южному мысу.

3237 шагов еще раз проверены.

С высоты мыса открывается далекий горизонт. Во все стороны он одинаково бел и ослепителен. Губа открыта до противоположного берега и лишь плохая приспособленность нашего зрительного аппарата мешает видеть гыдоямский берег Оби.

Становище на Ямале.

В сторону тундры рельеф более разнообразен. Идут холмы, видны глубокие пади, где летом красуются тихие озера.

Сейчас все до некоторой степени нивелировано снегом, но все же есть на что посмотреть.

Глубоко внизу, по берегу замерзшей речки, бежит какая-то зверушка. Я направил бинокль — песец. Белый на белом фоне, он плохо уследим.

Пальцем я указал Маяку. Он втянул воздух, вгляделся. Но Роберт уже опередил его, стремглав кинувшись вниз. Маяк бросился вслед с громким лаем. Этот лай испортил дело. Песец оглянулся, увидел двух здоровенных псов и ходко пошел на утек. Я следил за ними в бинокль. Рытвины, сугробы, овражки песец перескакивал с изумительной легкостью и проворством. На белом снегу трудно уследить за его движениями. Сам белый, он порой на несколько минут скрывается из поля зрения, сливаясь воедино с белизной пустыни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});