Ожившие древности (с иллюстрациями) - Анатолий Деревянко

Несколько древних поселений и стоянок удалось обнаружить и в северной части Байкала — по речкам Холодной и Кичере. Они также относились к каменному и более позднему времени — эпохе бронзового и железного века.

Открытые и частично исследованные памятники на северном и западном побережьях Байкала в зоне строительства Байкало-Амурской магистрали позволили наметить общую картину заселения этих мест человеком, последовательность и смену культур далекого прошлого.

Наиболее ранней стоянкой на Байкале являлась Лударская, исследованная ленинградским археологом Л. Хлобыстиным. Она относится к мезолиту — переводному этапу от палеолита к неолиту. В районе строительства БАМа также обнаружены стоянки на речке Курлы относящиеся к тому же времени. Нахождение и широкое распространение мезолитических поселений на северном побережье Байкала вполне вероятно, так как в это время совершенствуется охота, появляются лук и стрелы, зарождается и развивается рыболовство, а рыбные богатства озера и впадающих в него рек не могли не привлечь на его берега древних людей.

Если для определения хронологии до неолитических культур ведущее значение имеют каменные орудия, то в эпоху неолита не меньшее значение приобретает керамика, особенно на поселениях, часто не имеющих выраженных комплексов каменных орудий. На древних поселениях Северного Байкала и Чивыркуйского залива она была преобладающей и в ряде случаев единственной.

Исходным типом глиняных сосудов для Прибайкалья являются сосуды параболоидной формы с рельефными оттисками сетки-плетенки по внешней поверхности, с прямыми венчиками, украшенными одним-двумя рядами вдавлений круглой палочкой в виде ямочек или сквозных отверстий. В некоторых случаях сосуды имеют более сложную профилировку, отогнутый венчик и орнаментированы отступающими вдавлениями прямой, овальной или зубчатой лопаточкой. Вторая группа сосудов, более поздняя, по приемам орнаментации тесно связана с последующими по времени типами сосудов и иной техникой изготовления.

На стоянке Лысая сопка в Нижнеангарске в нижнем слое найдены остатки сосудов с оттисками сетки-плетенки, имеющие прямые венчики, украшенные одним рядом ямочек. Подобные остатки сосудов найдены на Байкале в четких стратиграфических условиях на многих стоянках.

Отсутствие хорошо выраженного комплекса каменных орудий, сопутствующих такой керамике на Байкале, затрудняет датировку. Однако по аналогии с чистыми комплексами на многослойных поселениях, раскопанных на Ангаре, эти находки условно можно отнести к раннесеровской культуре и датировать IV тысячелетием до нашей эры.

Верхний слой на стоянке Лысая сопка содержит остатки гладкостенных сосудов, изготовленных, видимо, при помощи подшлепки лопаточкой, обмотанной травой, и затем заглаженных. Отказ от прежней формы изготовления керамики в твердом каркасе с применением плетеной сетки и переход к новой технике свободной лепки раскрепостил фантазию первобытного художника и позволил запечатлеть ее в пластике на влажной глине, так чутко отзывавшейся на любое легкое движение руки. Он перебирает десятки различных штампов и наблюдает за эффектом, который дает применение каждого из них. В какой-то период в орнаментике появляются устоявшиеся стандарты, но предшествует им период поисков как в мотивах, так и в технике нанесения орнамента. Не случайно поэтому так трудно свести к чему-то единому по орнаменту и формам сосудов керамику поздненеолитических стоянок и горизонтов на многослойных памятниках. Подобное мы наблюдали на стоянке Лысая сопка. Фрагменты сосудов из первого слоя орнаментированы горизонтальными рядами вдавлений овальной и прямоугольной отступающей лопаточкой; накладными валиками с насечкой, сделанными такой же лопаточкой; ромбовидными штампами, дисковидными штампами в виде концентрических кругов, квадратной сетки или в виде лепестков цветка, вписанных в окружность. Венчики сосудов в большинстве случаев прямые или слегка отогнутые, дно круглое.

Вместе с керамикой в слое удалось обнаружить орудия, ярко характеризующие быт поселенцев. Это обломки и заготовки стерженьков рыболовных крючков байкальского типа из красного глинистого сланца со следами распиловки; обломки шиферных пил, заготовка подвески, обломок лезвия шлифовального топора, нефритовый ножичек на тонкой, хорошо отшлифованной пластинке, скребки на отщепах с овальным лезвием, обломки призматических пластинок, небольшой нуклеус конической формы с прямым основанием, отщепы. Важно отметить, что на стоянке на один-два наконечника стрелы приходится около десятка рыболовных крючков и на двадцать обломков призматических пластинок около 500 отщепов. Возможно, это свидетельствует об упадке пластинчатой техники в конце неолита, а возможно, только о специфическом «разделении труда» на описываемом поселении. По хозяйственному укладу и орудиям труда поздние поселенцы Лысой сопки близки к китойской культуре Ангары.

Почти неделю вели мы раскопки и разведку памятников на Северном Байкале. Одновременно воевали за вертолет, что не давало положительных результатов. На наше счастье, мы узнали, что до Уаяна по Верхней Ангаре пойдет небольшая 20-тонная баржа с грузом для строителей БАМа, и мы ринулись по начальству, чтобы получить разрешение отправиться на ней. Этот вопрос мы решили быстро и через несколько часов вместе с командой уже грузили строительный материал, оборудование, продукты для строителей.

Баржа «Арбикли» оказалась небольшой. Главное достоинство, что она плоскодонная и могла проходить по самой малой воде. Вместе с нами отправлялись шесть геологов. Баржу загрузили до предела, а у геологов остались на берегу три лошади, необходимые им для полевых маршрутов. Пришлось еще раз переложить весь груз, чтобы и им найти место. Для нас нашлось лишь несколько квадратных метров в трюме, но мы радовались, что наконец решилась проблема транспорта.

Уже под вечер мы вышли из Нижнеангарска по одному из рукавов Верхней Ангары. В нижнем течении река разливается на несколько километров, и, насколько хватал глаз, всюду расстилалась пойма с большими озерами, на которых гнездились тысячи уток и другой водоплавающей птицы. Стоял тихий вечер. Косые лучи солнца мягко отражались в воде, поросшей осокой. Пойма, постепенно поднимаясь, переходила в ровную со свежей зеленью долину, уходящую далеко к высоким вершинам Байкала. Баржа, тихонько постукивая мотором, не спеша разрезала голубоватую гладь воды. Мы все собрались на носу и вели неторопливую беседу.

За четверть века мне пришлось побывать во многих уголках Сибири и Дальнего Востока. Я люблю этот удивительный край за его природу, наполненную сдержанной, суровой красотой, и особенно люблю людей, живущих и работающих здесь. Во время экспедиции часто приходилось делить радость и горе с людьми случайными, а порой и незнакомыми, с которыми ты встретился всего несколько часов назад. И сколько доброты, внутренней душевной силы и щедрости можно встретить у сибиряка. Первое его стремление — помочь человеку, попавшему в беду, а потом уже расспросить, кто ты и откуда. Среди коренных сибиряков редко встретишь человека, который прежде сделает для себя, а потом для другого. В любом доме здесь можно найти кров и пищу.

Скоро мы познакомились и многое знали друг о друге, появились общие заботы и интересы. Остановившись на ночлег, готовили сообща ужин. У нас с Мазиным оказалась картошка, привезенная из Новосибирска, большая редкость здесь в это время года. Еда получилась отличная: картошка с тушенкой, свежекопченый омуль и хариус, крепко заваренный чай. У большого костра, почти до утра слышались рассказы об экспедиционной жизни, охоте, рыбалке, и чувствовалось, что никому не хочется засыпать. Утром я проснулся от стука мотора. Команда баржи жила по своему расписанию.

Днем мы расстались с геологами. На высоком берегу реки среди тайги они выгрузили свой груз, свели лошадей, которые, почувствовав под ногами землю, нарушили девственную тишину веселым ржанием. Мы долго махали друг другу на прощание. На барже стало просторнее, но в душе каждый из нас чувствовал какую-то утрату. Пройдет время, и, встретившись, мы можем не узнать друг друга. Нас сдружили часы, случайная встреча, но сколько тепла оставили эти люди в сердце.

На третий день показался Уаян, небольшой поселок, затерянный в байкальской тайге. Совсем недавно здесь жили в основном тунгусы, буряты, русские. А сейчас в пяти километрах от Уаяна строилась большая станция Байкало-Амурской магистрали. На его улицах можно было видеть молодых загоревших людей со всех концов страны.

На этом наше путешествие не кончалось, а только начиналось. Нам предстояло найти моторную лодку, чтобы на ней подняться дальше, вверх по реке, до Северо-Муйского хребта. Найти лодку в это время оказалось сложно. Все взрослые были на сенокосе или готовили запасы для зимней охоты. В сельсовете нам посоветовали обратиться к Ивану Реену — старожилу здешних мест. Он работал проводником во многих экспедициях и хорошо знал верховье реки.