Возвращение Викинга - Петер Жолдош

Дальше в моей памяти пробел. Не то, чтобы я ничего не помнил, напротив - все смешалось, все краски и формы, как в калейдоскопе. Осколки мира не складываются в логически осмысленную мозаику. Дальше, по времени, следует дикий кабан, так как с ним связан скальпель; но с этой поры скальпель начинает играть самостоятельную роль в моих воспоминаниях...

Я лежу на небольшой изумрудной полянке. Вокруг меня - зеленые заросли. Выбираю наиболее сочные стебельки и отправляю в рот: этот с горечью, другой - сладковатый; оба одинаково безвкусны. Если ядовиты, мне будет плохо, но мысль об этом скользнула мимо сознания, я уже не во всем мог отдать себе отчет... Поворачиваю голову на шум в кустах. На поляну вываливается кабан. Увидел меня, коротко хрюкнул, выражая одновременно испуг и угрозу. Сразу понял, что я для него безопасен. Принял к сведению мое присутствие и начал подрывать землю на противоположной стороне полянки. В груде мокрой земли мелькнуло желтое тело корнеплода. Вслед за тем послышалось чавканье. Я приподнялся на руках, пытаясь рассмотреть, как выглядит корнеплод в надземной части. Если кабан поедает его с таким аппетитом, значит, он и мне не противопоказан. Лиловые мясистые ростки толщиной с палец прячутся под нависающими ветвями кустов. Хрупкие. Легко обламываются. А до корнеплода с голыми руками не доберешься, надо бы раздобыть палку или острый камень. Нигде ничего такого не видно. Что-то давит в бок. Ощупываю рукой - скальпель! Из моего горла вырвался хриплый звук радости. Кабан встревожился. Не сводя с меня маленьких зорких глаз, он с наклоненной головой обходит мою странную, диковинную персону по дуге - наверное, взвешивает возможности нападения. Или бегства. Внезапно он с громким хрюканьем бросается в кусты и исчезает.

Скальпель! Передать невозможно, как я обрадовался. Даже в голове прояснилось. Пытаюсь выдернуть этот хирургический инструмент из пояса. Невероятно! Такое впечатление, что в голове что-то тенькнуло - и я с ужасающей четкостью и ясностью осознаю, где я и что со мной происходит...

Луковицы тоже горьковаты, но их удобно есть. Это не трава, не корешки. Сочная плоть хрустит на зубах. Копаю все новые и новые луковицы, поедаю, кое-как очистив от прилипшей земли. Вскоре в животе появляется непривычная тяжесть, но пока еще можно затолкать в него лишнюю луковицу, я не останавливаюсь - пусть раздувается.

Тут же вспомнил, что у меня на запястье левой руки был аптатор. На перекрестных ремнях висели баллоны с кислородом... Все это потерялось. В кармашках пояса нащупал две герметичных упаковки стимулина. Я даже не подозревал, что они там хранятся. Видно, Дэйв вложил их на всякий случай - и как же вовремя они обнаружились!

Несколько луковиц я положил в поясную сумочку. Почувствовал себя несколько лучше - и в путь. Я рвался к "Викингу". "Викинг"- это мой дом, частичка моей далекой любимой Земли. Я верю, что движусь в нужном направлении. Стимулин придал мне силы, и я снова полон надежды.

Это я сейчас знаю, что время дождей на чужой планете - единственное время года, когда о вылазке в джунгли и помышлять нечего. Грозы "судная неделя" для множества животных. Они тысячами гибнут в оврагах и долинах, не успев забраться на холмы. Они приближаются стремительно. На земле подобного рода стихийные бедствия большинство животных предчувствует и уходит в безопасные места. Здесь же, по моим наблюдениям в течение четырех лет, ни люди, ни животные не чуяли беды. Она заставала всегда врасплох. Вместо того, чтобы убегать, животные забивались в чащу в самых пониженных местах долин и оврагов. Можно сказать так: многие из них случайно спасаются, но погибают не случайно. После гроз хищникам и санитарам лафа - не тратя больших усилий, на неделю обеспечивают себя едой. Травоядные тоже благоденствуют - вчера еще выжженные зноем луга сегодня покрываются сочным разнотравьем...

Наверное, потому и оставил в покое дикий кабан беззащитного пришельца. Постоянно раздраженные в засушливую пору, эти звери миролюбивы во время дождей. Словом, сезон дождей - это такое время, что если тебя не унесет потоком, не придавит падающее дерево и не попадешь под оползень, то останешься жив.

Жуткое зрелище являют собой оползни. Стоит огромный холм. На нем спокойно растут кусты и деревья, между кустами пасутся животные. И вдруг холм вздрагивает. Вслед за тем его пробирает мелкая дрожь. Еще мгновенье - и склон холма с тяжким стоном начинает ползти вниз. Еще мгновенье - и все переворачивается вверх ногами с грохотом и треском. Движущаяся масса с нарастающей скоростью сметает все на своем пути; даже огромные скалы, сорванные с места напором стихии, летят кувырком, как обычные камни. Бедствие со всего маху обрушивается в долину и с тяжким гулом врезается в противоположный склон...

Помня, что тучи движутся с моря, я старался идти против их движения. За моей спиной оставались крутые подъемы и скользкие спуски. Я потерял им счет. Я почти уверовал в то, что еще один холм, еще два, три, пусть десять - и я увижу море.

На какой-то вершине холма, когда я остановился перевести дух, в желудке началась невыносимая резь. Сразу же появилась тошнота со всеми ее последствиями. Я не мог стоять на ногах, чувствовал, что теряю сознание. Встал на колени перед ближайшей лужей и попытался выпить как можно больше воды. Вода изверглась обратно вместе с содержимым желудка - травой и луковицами. Я, корчась от болей, катался в грязи. Живот сводило судорогами. Потом я потерял сознание.

А когда пришел в себя, понял, что проиграл битву, а, возможно, и жизнь.

Хорошо помнится, как я пил воду. Я переползал от лужи к луже, чтобы напиться до одури и сразу же извергнуть ее. Я пил ее снова и снова, потому что только ощущение свежевыпитой воды на короткое время успокаивало болезненную жажду.

...Лежу на спине. В лицо хлещут дождевые струйки. Временами дождь прекращается, и тогда я смотрю, как надо мной проносятся низкие тучи. Вершины холмов - я вижу их краем глаза - покачиваются. Стоит мне слегка пошевелить головой, как начинается головокружение. Понимаю, что не могу лежать бревном, надо что-нибудь сделать, но что - это было недоступно моему пониманию, двигатель воли работал вхолостую, луковичный яд опустошил мозг, мышцы отказывались повиноваться...

Я ловлю открытым ртом капли дождя. Жажда больше не донимает, желудок напоминает о себе тихим нытьем. Лежу и боюсь новых приступов боли. Надеюсь, что ядовитый костер погашен. Мысли и опасения за собственную судьбу странно притуплены. Во всяком случае, движение туч занимает меня больше. Иногда кажется, что они плывут так низко, что стоит протянуть руку - и пальцы запутаются в их длинных космах. Но я не могу поднять руку. Переворачиваюсь на живот. Это стоит мне стольких сил, что я валюсь лицом в глинистую землю. Пальцы погружаются в грязь, подсознательно ощупывают ее, направляемые стереотипом профессии, отмечают крупные и мелкие каменные фракции...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});