В тени Алтополиса - Артем Юрьевич Углов

носил, и не было ничего. Как говорится, нищему собраться – только подпоясаться.

- А спать на полу будешь? – поинтересовался бобыль, увидав недоуменное выражение на моем лице. – Или думаешь, отдельный диван выделят?

Я ничего такого не думал, поэтому схватил тяжеленую раскладушку и потащил верхом на спине. Благо тащить было недалеко – дом бобыля вплотную примыкал к зданию автомастерской. Оставалось лишь пересечь двор и зайти с черного хода.

Внутри царило непривычное оживление. Большинство мастеровых решило переждать неспокойные времена на работе. Кто привел семью, кто друзей и знакомых. Спальни оборудовались в машинах, а кому не хватило места – прямо на полу. У ворот организовали постоянное дежурство, а меня, как самого глазастого, отправили на крышу – дозорным.

Работа оказалась легкой, знай себе – сиди и смотри. Мне даже настоящий армейский бинокль выделили. С ним и развлекался, осматривая ближайшие окрестности. Жаль только, с высоты третьего этажа многого не увидишь: лишь окрестные улицы, да крыши соседних домов. Ну еще зеркальные столпы вавилонских многоэтажек, ставших особенно заметными на фоне закатного неба. Интересно, находящиеся внутри небожители знают о том, что творится внизу или опомнятся только, когда поселок полыхнет, затянув верхний город невыносимой гарью?

Среди ночи ко мне заглянул сменщик – вихрастый парень по имени Еремей.

- Чего там? - без особого интереса спросил он. Долго зевал, кутаясь в теплую куртку. Ворчал на плохую погоду, от которой вечно в носу свербит. Я уже думал он обратно уйдет, досыпать остаток ночи. Но тут на крышу заглянул Лука, и парень был вынужден заступить на службу. Взяв протянутый бинокль, нехотя произнес:

- Вали уже.

Я сбежал вниз по лестнице и нырнул в тепло ждущей меня раскладушки - хорошо! А на утро спящее здание автомастерской разбудили истошные вопли. Тут же заплакал младенец на первом этаже, заволновались встревоженные женщины. Вскочив на ноги, я принялся метаться в поисках укромного уголкп, думая, что вот оно – началось. Но по итогу это оказались не погромщики, а мой горе-сменщик, которого в ходе проверки обнаружили спящим на посту. За что и наградили тумаками.

Еремей заметно прихрамывал, когда спускался вниз, а под глазом ярким цветом наливался фингал.

- Где бинокль? – спросил я о насущном.

Еремей лишь зло зыркнул в ответ – мол, а не пойти ли тебе... Я бы пошел, но без оптики путешествие не выглядело таким уж заманчивым. Скучно целый день на крыше торчать.

Бинокль нашелся рядом со спальным местом Еремея. Парень оборудовал его прямо у карниза, натащив толстую стопку картона и одеяло. Дурак-человек, зачем столь явно нарушать дисциплину? Он бы еще подушку приволок вместе с матрасом.

До полудня ничего интересного не происходило. Поселок привычно дремал, а до ушей долетал лишь гул далеких улиц города. Над степью белым маревом стелилась загадочная дымка, напоминая о былых временах, когда жив был дед Пахом. На востоке туман ложился плотнее – сплошным покрывалом, а на западе шел рваными клочками, оставляя большие просветы, сквозь которые проступали комья бурой, не успевшей зацвести земли. Ну ничего, недолго до весны осталось. Пройдет неделя и наполнится воздух ароматами степного разнотравья. Потянуться к солнцу стебли, пойдет гулять ковыль беспокойными волнами под порывами ветра. Застрекочут потревоженные кузнечики, запоют цикады свою песню, столь же вечную, как и сам мир. Уж нет деда Пахома, так любившего слушать их хор по утрам, и бабушки Лизаветы, а они все поют и поют…

Несколько раз на крышу поднимался дядька Степан - старик с густыми усищами, закрученными на гусарский манер. Он считался главным среди мастеровых, поэтому всеми командовал, если не брать в расчет Лукича, и тетку Сафиру – на редкость вредную, и злую повариху. Той сам черт был не указ: вечно со всеми цапалась и ругалась. Мне чуть по шеям не надавала, дармоедом обозвала, стоило попросить лишний кусок ржаного к похлебке. Обидно, честное слово… Какой же я дармоед, ежели занят общественно полезным делом? Службу свою несу исправно, за подходами наблюдаю и в отличии от некоторых на посту не сплю.

После обеда мне дали время на отдых, а к вечеру вновь отправили на крышу.

- Не нравиться мне это затишье, - пробормотал дядька Степан, оглядывая окрестности. Чем ближе становилась ночь, тем чаще он появлялся. И то ему не нравилось и это… Начальник все чаще говорил про плохое предчувствие, ну и накликал беду.

Не успело солнце закатиться за горизонт, как над поселком поднялся столб дыма. Смолянисто-черный у самой земли, он постепенно развеивался, превращаясь в клубящийся хвост неведомого чудовища. Сквозь серую завесу проступали огни небоскребов. Что им очередной пожар в Красильницком? Пусть бы и весь сгорел, горевать точно не станут. В газетах трущобы называли рассадником наркотиков, проституции и контрафакта, а еще раковой опухолью, охватившей здоровый организм Алтополиса. Может кто-то даже обрадуется, наблюдая с высоты птичьего полета за разгорающимся внизу пламенем.

В воздухе отчетливо завоняло гарью - той самой, с примесью пластика, от которой в горле начинало першить и хотелось кашлять. Вдалеке завыли пожарные сирены.

Я схватился за рацию, а спустя полминуты на крышу примчался дядька Степан в сопровождении смурного Лукича. Они тут же отобрали у меня бинокль и принялись попеременно вглядываться в клубящийся дым.

- Овощную запалили? - предположил мастеровой, имея ввиду склады в северной части города. Раньше там располагалась овощная база, но после того как поставщик разорился, пустующие площади захватили малажские.

- Не-а, овощная западнее находится, - возразил я, - а ежели смотреть на флюгер вон той зеленой крыши, то будет Никитинский спуск - самое его начало, а чуть севернее находится сквер царя-императора и хоральная синагога.

Лукич и дядька Степан молча переглянулись. Я же вдохновленный вниманием старших, продолжил:

- Чуть