Вечность по имени Любовь (СИ) - Даниленко Жанна

-А у нас новый директор?

-Нет, я поняла, он давно работает. Он вчера в зале ожидания сказал, чтобы все обращались к нему по любым вопросам.

-А, это Федя. Он справится, Люба ему доверяла, я тоже. Простите, а вы кто?

-Мой сын лежит в соседней палате. Ваш сын его оперировал.

-Валера. Он даже не заходит, не может видеть ее такой. Мама для него все. Для них всех, она их кумир.

-Сколько у вас детей?

-Пятеро и три внука. Если бы вы знали, что она за человек! Как это несправедливо! Слышите, ваш сын вас зовет. Идите. Когда он уснет, зайдите ко мне, пожалуйста.

-Хорошо, Александр.

Она пришла через пару часов. Он увидел ее и улыбнулся одними глазами.

-Александр, как она?

-Пока без изменений, но она реагирует на болевые раздражения. Это хорошо, значит, мозг не погиб, может быть, она вернется.

-Вы хотите поговорить?

-Да, но о чем? Я вас совсем не знаю, а вы не знаете меня.

-Это неважно, расскажите мне о себе, о Любе. Она вас слышит, она хочет вас слышать. Вы любите ее, она знает, но поговорить вам было некогда. Вспомните, когда вы последний раз говорили ей о любви?

-Давно, когда родился Боря. Ей тогда удалили матку из-за кровотечения. Я пытался ее подбодрить, сказать, что это мелочи, что у нас четверо детей, что нам хватит. Я говорил неискренне, для меня это не было мелочью. Не поймите меня неправильно, я любил ее, но уже не так. Понимаете, я красивый мужчина, меня всегда хотели, меня соблазняли, мне себя предлагали, я был избалован женским вниманием. Она ревновала, переживала, но она всегда была рядом, была моей собственностью. Потом пришла беда, я ее принес. Я изменил ей, та женщина родила ребенка и отказалась от него. Люба удочерила девочку. Она смогла стать ей матерью, такой же, как остальным детям. Сначала ей было очень трудно, она не могла преодолеть барьер душевной боли, но затем она пустила ребенка в свое сердце. А я не смог стать отцом. Если заглянуть ко мне в душу, то там нет места для этого ребенка. Я могу любить только Любиных детей. Я стараюсь, но не могу. Люба знала, она все чувствовала. Последние несколько лет я старался меньше бывать дома, приходить попозже, чтобы Маша уже спала. А Люба меня ждала, всегда ждала. Последнее время я мало виделся с ней, час-два перед сном и все. Мы не сталкивались даже на работе, хотя вы не поверите, наши кабинеты напротив друг друга. Я неизвестно на что потратил время, а теперь я теряю ее. Я ее не достоин, наверное, всегда был недостоин. Я не знаю, как и зачем она оказалась на месте аварии, она пошла за покупками, как мне сказали. Мы могли поехать в магазин на машине, но она меня даже не попросила об этом, а я не предложил. Короче, я самовлюбленный эгоист. – Он помолчал. - Простите, что вылил на вас все это. Я вас не знаю, вы меня тоже. А сознаться в своей несостоятельности близким мне людям я не могу.

-Вы любите ее, она - ваш мир. Я знаю, кто вы, но сейчас вы просто человек и муж у постели больной жены. Она поправится. Я не знаю, насколько она сможет работать, но быть женой она сможет. Или вам этого мало?

-Хотите вывернуть меня наизнанку?

-Нет, вы сами хотите.

-Вы знаете, когда я сидел там, около операционной, она стояла у меня перед глазами той семнадцатилетней девочкой, которой я увидел ее. Очень худенькой, наивной, беззащитной. Если бы вы знали, какой милой и необыкновенной девочкой она была. Потом родился Валерка, она немного повзрослела, но чистую душу сохранила до сих пор. Если она не сможет работать, она не сможет жить. Понимаете? Извините, я больше не хочу говорить об этом, вы мне очень помогли, все встало на свои места, спасибо. Идите к сыну.

Прошло полгода.

-Здравствуйте, Александр Борисович, вы меня, конечно, не узнаете. Но это неважно. Я приводила своего сына на консультацию к вашему. И вот решила зайти к вам. Секретарши в приемной нет, так я вот сразу и вошла.

-Я вас помню, я даже не спросил тогда вашего имени. Простите, мне было очень плохо.

-Прошло полгода, у моего сына спаечная болезнь, Валерий Александрович настаивает на повторной операции, а я не знаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

-У вас снимки с собой? Томограмму делали?

Женщина обернулась на голос. В дверях стояла Люба.

-Где ваш сын, я его посмотрю вместе с Александром Борисовичем.

-Ты пришла на работу? Люба, тебя никто не выписывал, ты на больничном.

-Я же не оперирую. А думать мне запретить не могут, - она набрала номер сына. - Валера, спаечную болезнь при отсутствии непроходимости оперировать не стоит, надо лечить консервативно. Я на работе, покажи больного. Сейчас они будут. Саша, не надо так смотреть, я в своем уме, у меня только руки дрожат.

-Тебе дома все надоело?

-Нет, я обожаю сериалы, последние месяцы только их и смотрю, но я хочу работать, в домохозяйки я никогда не годилась. Саша, не возражай, бесполезно. Кстати, я связалась с нейрохирургом Робенсом Керри. Он предлагает приехать на обследование. Я ему объяснила, что руки дрожат. Ты со мной поедешь?

-Конечно, если ты хочешь к Керри, поедем к Керри.

-Сегодня утром закрывала больничный, невропатолог мне сказал, что в моем возрасте руки у всех дрожат. Это нормально. Потом спросил, сколько мне осталось до пенсии, представляешь?

-А ты что?

-Спросила, кому он сдавал хирургию. И что получил. Он ответил, что стерве Корецкой он не сдал, потом выкрутился при помощи родителей.

-Он тебя не узнал?

-Нет, даже фамилию в карточке не глянул, закрыл больничный, потом говорит:" А вы кем работаете?" А я ему отвечаю:" Стервой Корецкой". Вот он сник! А я ушла. Закрыла больничный, и все. А вот и сын с пациентом. Проходите.

Люба читала выписку, историю болезни. Попросила Валеру доложить больного.

-Саша, прощупай живот, посмотри, где спайки, какой толщины, консистенции.

Борисов осмотрел парня, пропальпировал. Подозвал Валеру, показал где и что надо смотреть, заказал переносное УЗИ.

-Простите Ирина, вашему сыну не нужна операция. Нужно физиолечение и рассасывающие препараты.

-Вы знаете, как меня зовут?

-Да, я вас помню. После аварии вы еще с моим мужем разговаривали. Все будет хорошо. Я прослежу, если на пенсию не отправят.

-Сколько вам лет, если не секрет?

-Сорок семь. Я еще не ископаемое.

-Вы счастливая женщина, у вас есть работа, семья, дети, успех.

-У меня дрожат руки, это все перечеркивает.

-Но вы живы.

-Этого недостаточно, понимаете? Я хирург. Мое место в операционной, а не на кухне и не в кабинете за столом. Моя работа, как наркотик, я от нее зависима, и без нее жизнь не имеет значения. Что вы так смотрите? Можете меня осуждать, но это правда.

-А ваш муж с вами согласен?

-Не знаю, насколько он согласен, но он меня понимает. Это точно. Он сам такой, только его кумарит по-другому.

-Интересно, когда я с ним разговаривала, он так не думал.

-Об этом не надо думать, он всегда знал, что для меня важно. Это он и работа.

-Значит, вы хотите обследоваться и лечиться у нас. Хорошо. Платить будете как?

-Как удобно, кредиткой, чеком. Это не проблема. Моя проблема в том, что у меня дрожат руки. Доктор Кэрри, мне сорок семь лет, я перенесла тяжелую черепно-мозговую травму и полостную операцию, но это в прошлом. Мне мешает жить тремор в руках, понимаете?

-У вас есть изменение походки? Нарушение письма?

-Нет. Понимаете, в покое руки не дрожат, только при нагрузке. Я спокойно могу заниматься домашним хозяйством, но я не могу играть на рояле, вышивать, шить.

-Так не играйте.

-Не смешно.

-Вы приехали одна?

-Нет, с мужем. Доктор, вы будете мня обследовать или мы зря приехали?

-Понимаете, я смотрю на вас и не вижу проблемы: компьютерная томограмма головы в норме, энцефалограмма в норме, я не вижу никакой патологии. Может быть, подключить психолога?

-Я на все согласна, главное - результат.

-Пойдемте в другое крыло больницы, поговорим с психологом, давайте вместе разберемся. Не пойму я вас, новых русских, у вас все есть, вы согласны платить неизвестно за что. Сейчас у вас нет тремора, что вам надо? О какой нагрузке идет речь?