Второе пришествие - Александр Новичков

– …И придет царствие его. И волею его и силой его будут преданы все грешные души геенне огненной! И воздастся всем благоверным за веру их. И обретут они счастье великое. Будьте честны перед господом нашим! Он знает все. Но пока ваши души чисты, господь поможет вам. А те, кто нечист душой, кто глумится над нашей верой и отрицает его волю, понесут великое наказание. Господь отвернется от людей этих и постигнет их кара небесная. Рыцари и священники понесут справедливость в сердца их черные. Огнем и сталью будут очищены их души, дабы дать возможность предстать перед всевышним и попросить прощения за грехи свои!

Он распинался, как мог. Некоторые из зрителей, наслушавшись высокопарных речей, упали на колени и принялись молиться. Во все времена религия являлась мощным инструментом власти. Даже короли всегда прислушивались к словам служителей господа. А с таким рычагом управления церковь получала право на любые деяния, которые только могла выдумать, а люди могли лишь безвольно верить во все, что им говорили.

Да, вера серьезный фактор, сдерживающий людей от преступлений и жестокости, но порой самые ярые ее последователи в самых чистых своих помыслах переходят любые границы разумного и человечного, совершая поистине чудовищные поступки. А одним из ярких примеров истории может послужить святая инквизиция.

И кажется, орден Львиной розы был непосредственной частью местного аналога святой инквизиции.

Священник, словно опытный конферансье, разогревал толпу, готовил к главному представлению. Это у него отлично получалось. Наконец, когда все внимание толпы было приковано к эшафоту, когда люди смотрели на него так, словно туда с минуты на минуту спустится ангел с небес, объявил:

— А теперь приведите сюда грешников! – переходя на визг, скомандовал он. – Да свершится воля господня!

Из белого, слегка перекошенного шатра, небрежно установленного примерно в пятидесяти метрах от платформы, вывели «грешников». Рыцари, с поднятыми башенными щитами окружили их так быстро, что никто не успел сосчитать «грешников», не говоря о том, чтобы разглядеть их лица. Даже я. Их вели, словно преступников, жестоких, опасных, пойманных и приговоренных к смертной казни. Их конвоиры шли медленно, размеренно, отсчитывая каждый шаг, неумолимо приближающий несчастных к смерти. Даже слишком медленно. У меня возникло ощущение, что рыцари чего‑то боятся, вернее кого‑то. Будто сам владыка ада, в которого они верят, вдруг поднимется на землю, чтобы освободить тех, кого они окрестили его пособниками.

Впрочем, в этом мире следовало быть осторожнее с подобными шутками. Мало ли что может случиться, когда существует такая непредсказуемая вещь, как магия.

«Грешников» довели до платформы, несколько конвоиров поднялись с ними, но большинство присоединились к оцеплению, сделав кольцо еще плотнее. Их было трое, все с черными тряпичными мешками на головах и со связанными за спиной руками. По форме тел и одежде можно было определить, что приговоренными были двое мужчин и женщина. Видимо, та самая «ведьма», которую обвинили в поджоге трактира.

Не желая глядеть на то, что происходит на платформе, как развивается зрелище и не желая слышать, что несет священник, я начал осматриваться вокруг. Но чем больше я всматривался в воодушевленные лица паствы, чем чаще слышал слова, возносящие хвалу господу, которые отчего‑то вдруг начали резать мне слух, тем сильнее становилась злоба внутри меня. Я не мог понять, как люди, явно считающие себя порядочными, добрыми и богобоязненными, могли спокойно смотреть, как казнят их соплеменников, обвиненных в абсолютной ахинее, конечно же, без суда и следствия, можно сказать, невиновных, как они могли чувствовать воодушевление в такой момент.

«А мне‑то казалось, что я толерантен к вере. Признаю, что человеку легче жить с ней, чем без нее. На веру можно опереться, когда ничего больше не останется, когда все вокруг обратится во тьму. «Бог есть, и он оберегает меня» – так считает каждый верующий, даже когда умирает под колесами многотонного грузовика. И он не теряет веру до своей последней мысли. Для него важна сама идея религии – перспектива вечной жизни, плохой или хорошей, в зависимости от его поведения. А с надеждой на то, что после смерти будет что‑то еще, умирать намного легче».

Но даже таким безумным размышлениям не удалось достаточно отвлечь меня.

– …Узрите же лицо этой богопротивной ведьмы! – Возглас священника прозвучал практически в полной тишине.

За ним последовал вздох восхищения и многочисленные реплики негодования по отношению к обвиняемой.

— Боже мой, – прошептал рядом алхимик, старательно удерживая за плечи Эвана, чтобы тот ненароком не взглянул на «ведьму». – Она же еще совсем девочка…

Голова сама повернулась в сторону платформы. Глаза сами отыскали знакомую фигурку, привязанную веревками к центральному столбу. Память сама определила, кому принадлежат эти чуть поблекшие, испачканные, но все еще золотистые волосы.

«Лилия!»

Глаза едва не вылезли из орбит от удивления. Рот раскрылся, а в груди словно бы вспыхнуло пламя. Я понял, что не выдержу. Просто не выдержу этого. Ничто на свете не заставило бы меня спокойно стоять и наблюдать, как ее сжигает какой‑то разукрашенный клоун. И не только меня, я чувствовал, что демон тоже пылает от негодования. Он тоже не мог позволить свершиться этому безумству.

— Не позволю, – выдавил я, чувствуя, как скрипят и крошатся мои зубы. – Я им не позволю этого сделать… Даже если придется убить их всех. Таково мое желание!

— Максим? – неуверенно протянул руку Шин, боясь прикоснуться ко мне и не рискуя заглянуть в лицо.

Окружающая нас толпа взорвалась криками и свистом.

— Уходите. – Толикой разума я осознавал, что в порыве ярости могу сотворить то, о чем сильно пожалею. – И не оборачивайтесь в пути. Возвращайтесь в дом и не выходите наружу. Я не позволю им убить Лилию…

— Что… – не верил своим ушам немолодой алхимик. – Нет! Даже не пытайся, даже не думай об этом!

Шин вцепился мне в руку, подтянулся к самому уху. Его голос дрожал.

— Я не знаю, откуда ты знаешь эту девушку, не ведаю, насколько она тебе дорога, но ты уже не сможешь спасти ее. А если попытаешься – погибнешь сам. Никто не сможет пойти против церкви и ордена Львиной розы. Ты ловок, проворен, умеешь сражаться, но выходить на бой против целой армии рыцарей – самоубийство! Человеку это не под силу!

— Верно, – отозвался я, – человеку не под силу… Но мне, может быть, и под силу.

Я повернул лицо к алхимику. Тот побледнел и отшатнулся. Эван, стоящий у него за спиной, увидев меня, попятился и, чтобы не закричать, прикрыл рот ладонями. Хорошо еще, что все остальные зрители были увлечены зрелищем на платформе и слышали только проповеди священника, иначе мое собственное представление началось бы раньше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});