Игра Джеральда - Стивен Кинг

Ощущение реальности. Никакого сомнения. Это ощущалось как реальность.

Существо, стоявшее в углу, держало чемодан открытым для ее обозрения, одной рукой поддерживая его снизу. Оно запустило другую руку в клубок костей и драгоценностей и стало смешивать их, производя при этом мрачное позвякивание и шуршание, напоминающее стук старых, истертых кастаньет. Проделывая все это, существо смотрело на Джесси, бесформенные черты его странного лица кривились в гримасе удивления, рот зиял ухмылкой, сутулые плечи вздымались и опадали в беззвучном смехе.

— Нет! — выкрикнула Джесси, но не услышала своего голоса.

Внезапно она ощутила, как кто-то — наиболее вероятно, что это была Образцовая Женушка, Джесси всегда недооценивала природную жизнестойкость этой особы — нажимает на кнопки, отвечающие за работу умственных переключателей. Хозяюшка увидела дымок, вырывающийся из-под закрытых дверей, за которыми находились испускающие искры панели управления, и поняла, что это означает, и сделала последнюю попытку остановить машину, прежде чем мотор перегреется и сгорит окончательно.

Оскалившаяся фигура в другом конце комнаты все глубже погружала руку в чемодан, вытаскивала, целую пригоршню костей и золота и в лунном сиянии протягивала все это Джесси.

В голове Джесси что-то вспыхнуло и тут же погасло. Она не совсем потеряла сознание, как героиня пошленькой пьесы, но как убийца, отбрасываемый назад под воздействием отдачи после неудачного выстрела. Все равно это означало конец ужасу, а в настоящий момент этого было достаточно. Джесси Белингейм погрузилась в темноту, не издав ни единого возгласа протеста.

14

Некоторое время спустя Джесси начала приходить в сознание, уверенная только в двух вещах: первое — луна переместилась из восточного окна в западное, второе — она была ужасно напугана… но чем, Джесси даже не могла сразу понять этого. Затем она вспомнила: папа был здесь, возможно, до сих пор находится здесь. Создание не совсем походило на отца, это так, но только потому, что выражение лица у папы было таким же, как в день солнечного затмения.

Джесси стала подтягиваться вверх, настолько сильно отталкиваясь ногами, что столкнула покрывало на пол. Однако она не могла теперь помогать себе руками. Пронзительная колющая боль ушла, пока Джесси была без сознания, теперь же чувствительности в руках было не больше, чем у ножки стула. Джесси смотрела в угол рядом со шкафом расширенными от ужаса глазами. Ветер умер, и тени, хоть на какое-то время, замерли. В углу ничего не было. Ее черный гость исчез.

«А может быть, и нет, Джесс, — может быть, он только переменил место. Возможно, он прячется под кроватью, как насчёт этого? Если он там, то может появиться в любой момент и положить свою руку тебе на бедро».

Ветер засуетился — только дуновение, а не порыв, и дверь черного хода слабо хлопнула. Это были единственные звуки. Собака молчала, и это больше, чем что-либо другое, убедило Джесси, что посетитель ушел. Теперь она была в доме одна.

Джесси остановила взгляд на темной груде на полу.

«Поправочка, — подумала Джесси. — Здесь Джеральд. Нельзя забывать о нем».

Джесси опустила голову и закрыла глаза, чувствуя, как пульсирует у нее в горле, как бы не желая окончательно просыпаться, чтобы эта пульсация не превратилась в то, чем она действительно является: в жажду. Джесси не знала, сможет ли ее бессознательное состояние перейти в глубокий, нормальный сон, но она знала, что именно это ей сейчас просто необходимо больше всего на свете — исключая, пожалуй, кого-нибудь, КТО приехал бы и освободил ее — она хотела спать.

«Здесь никого нет, Джесси, ты знаешь это, правда?» — Голос Руфи был абсурдом из абсурдов. Несговорчивая Руфь, чьим жизненным девизом была строчка из песни Нэнси Синатра: «В один из дней эти башмаки растопчут тебя». Руфь, превращенная появлением фигуры чудовища в лунном сиянии в бесформенное дрожащее желе.

«Давай, валяй, малышка, — сказала Руфь. — Смейся надо мной — возможно, я это заслужила, — но не обманывай себя. Здесь никого не было. Твое воображение разыграло маленький спектакль, вот и все. Это все, что произошло здесь».

«Ты ошибаешься, Руфь, — спокойно возразила Хозяюшка. — Кто-то здесь был, и Джесси и я прекрасно знаем, что это было. Оно не так уж похоже на папу, но это произошло только потому, что у него было лицо, как в день солнечного затмения. Однако лицо — не самый главный момент, неважно также, что он выглядел таким высоким — может быть, он надел туфли на высоких каблуках, потом, он мог быть на костылях или ходулях».

«На ходулях! — изумленно выкрикнула Руфь. — О Господи, теперь я все понимаю! Неважно, что человек умер еще до инаугурации Рейгана; но Том Махо был настолько неуклюжим, что ему следовало бы застраховаться от падения с лестницы. Ходули? О детка, ты сразила меня наповал!»

«Ну, в общем-то, эта деталь неважна, — с поразительным упрямством произнесла Хозяюшка. — Это был он. Я узнаю этот запах из тысячи — этот густой, кроваво-теплый запах. Это не запах устриц и монет, это даже не запах крови. Запах…»

Мысль разбилась и уплыла.

Джесси спала.

15

Она осталась с отцом в «Солнечном закате» 20 июля 1963 года по двум причинам. Одна была прикрытием другой. Прикрытием было ее утверждение, что она все еще немножечко боится миссис Жилетт, хотя прошло уже пять лет (даже почти шесть) со времени инцидента с кухаркой и удара по рукам. Настоящая же причина была очевидна как Божий день: это был ее отец, с которым она хотела пережить это неповторимое, единственное в жизни событие.

Ее мать заподозрила продуманную шахматную игру между своим мужем и десятилетней дочерью, и это не очень-то понравилось ей, но к тому времени проблема была практически fait accompli.[9] Первым делом Джесси подошла к отцу. До одиннадцатилетия еще оставалось четыре месяца, но от этого она не была глупее. Подозрения Сэлли Махо были справедливыми: Джесси уже запустила тщательно продуманную кампанию, которая позволила ей провести день солнечного затмения с отцом. Намного позже Джесси поняла, что это была еще одна причина, почему она молчала о том, что случилось в тот день; могли оказаться люди — например, ее мать, — которые могли бы сказать, что ей не на что жаловаться; ведь на самом деле она получила то, чего желала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});