Пикник на красной траве - Анна Данилова

Тогда, когда она убила мою сестру, я ждала, что вот сейчас распахнется дверь сарая, и войдет А. Но он не вошел. А меня оставили один на один с трупом. С мертвой Валентиной. А к вечеру Марина привезла на своей машине (последние три раза мы приезжали в Синенькие на машине) еще один труп. «А вот и муженек прибыл», – прохрипела она с лицом белым как бумага, вытаскивая из багажника завернутый в простыню мужской (я заметила мужские лодыжки, волосатые икры ног) труп. И я тогда поняла, что она встретила Астрова по дороге и убила. (Теперь-то я понимаю, что этот труп она могла купить в местном морге, предположим, труп какого-нибудь бомжа или пьяницы.) «Ладно, выйди… Ты и так уже насмотрелась…» – мне было позволено выйти из сарая. У меня не было сил, и я опустилась на порожек, обхватив руками колени. И вдруг услышала звук, от которого не раз вскакивала с постели еще в детстве… Так наша мать рубила кур на пне. Хорошо помню эту картину: светит солнце, по небу плывут облака, а на круглом, залитом кровью пне дергается курица, у которой уже нет головы… Или упадет на землю и побежит, разбрызгивая вокруг красным, жирным…

Теперь самое ужасное. Мы вместе, в две лопаты, рыли могилу в саду, куда уложили два тела, присыпали землей, завалили дровами. Я до последнего была уверена, что, мчась ночью уже в Москву, мы везем в багажнике завернутые в красный клетчатый плед головы А-вых. И лишь в морге, на опознании, куда Мерцалова привезла меня, вынув из наркотического дурного сна, мне, глядя на полуразложившуюся, какую-то разбухшую и отвратительно пахнувшую голову мужчины, показалось, что это не А. Но рядом стояли наши знакомые, которые в один голос утверждали, что видят перед собой именно «голову А. и его жены Валентины». Они ставили свои подписи на документах…»

* * *

«Принесли завтрак, а у меня нет сил даже подняться. Я все думаю о том, где А. закопал голову Валентины. Он сказал, что в каком-то парке… А вдруг ее разроет какая-нибудь собака? Что тогда? Хотя не мог же Андрей взять голову с собой!»

«После опознания Марина на время оставила меня в покое. Она знала, что я живу у Марка в особняке и рисую. Знала также и то, что я буду молчать. Тем более что у меня к тому времени уже были проблемы с речью, это началось еще в Синеньких. Единственно, что мне вменялось в обязанность, это время от времени появляться у нотариуса и подписывать документы, да в отсутствии Марины присматривать за квартирой в Люблине. Это было пыткой – каждый раз видеть эти жуткие термосы, портреты в аквариуме… Но ей было необходимо держать меня в руках до тех пор, пока я, вероятно, своей рукой не отпишу все имущество А-вых на нее, на Марину… Или же, убив меня, она собиралась жить под моим именем?»

«Скажи мне, А., неужели ей не приходило в голову, что ты рано или поздно объявишься и отомстишь за смерть Вали?» – я задала ему этот вопрос в самолете, едва мы оторвались от земли. «Она бы сделала так, чтобы пистолет с отпечатками твоих пальцев нашли и провели экспертизу… Она знала, что делает…Тебя бы арестовали, а она бы все равно успела сбежать… Я ее знаю. Я ее очень хорошо знаю… Она в некотором смысле – профессионалка. У нее на счету несколько загубленных душ…» – «Значит, она все-таки сбежала? Узнала, что ты в Москве, и сбежала? Ведь ее нигде нет… Она сказала, что поедет на море, и не вернулась оттуда… А ведь я ее ждала, ждала… Мы с Марком ждали ее возвращения, он боялся, что она и меня тоже… А что, если она где-нибудь здесь, поблизости? Летит с нами одним рейсом?» – «Я ее тоже искал, но не нашел… Значит, ее нет…» – он говорил это очень спокойно и уверенно. «Ты что-то скрываешь от меня, Андрей! Скажи, что с ней? Она жива? Где она? Я устала…» Я почти кричала, и он вынужден был зажать мне рот рукой, он не хотел, чтобы на нас оборачивались. Он сильно нервничал. Лицо его побледнело. А я, вдруг совсем близко увидев его постаревшее лицо, седину в волосах, в порыве непонятных чувств, охвативших меня, сжала его руку. И он ответил на мое пожатие. А чуть позже, усмехнувшись каким-то своим мыслям, А. сказал мне очень странную фразу, которую мне так и не удалось расшифровать: «Савченко уверяет, что Марина мертва… Так, во всяком случае, говорит Марго… И я им почему-то верю…» Марго? И я сразу вспомнила, как еще в самом начале нашего с ней знакомства я обратила внимание на белые льняные ботиночки Марго, на шнуровке и с вышивкой. Точно такие же были привезены А. из Лондона для Мерцаловой, еще в самом разгаре их непродолжительного романа… У меня даже сохранился рекламный проспект того магазина «Корнакопия», где А. купил для Валентины «скромные» туфельки за триста фунтов стерлингов, а мне – черные замшевые лодочки, которые носила чуть ли не Грета Гарбо. Значит ли это, что Марго когда-то была знакома с Мариной? Что связывало этих женщин? И если Марина жива, то что заставило ее подарить или продать эти ботинки Марго? Думаю, что когда-нибудь А. мне все обязательно расскажет».

* * *

Хлопнула дверь, Вера резко вскочила со стула, уронив дневник. Голубые занавески надулись как паруса, под ногами зашелестели страницы… Вся жизнь русской эмигрантки-медсестры промелькнула в этот момент перед ней, как это бывает, когда неосознанно готовишься к смерти… Она по-настоящему испугалась.

Но это был всего лишь сквозняк…

За окном радовала глаз пастораль с дамой в белом платье и глупой собакой.

«Какие-то белые ботинки… Грета Гарбо… Господи, да она же сумасшедшая…» – И Вера, немного успокоившись, подняла с полу дневник, сунула под подушку и с гордым видом порядочного и честного человека, выполнившего свой долг, с подносом вышла из палаты.