О любви ко всему живому - Кетро Марта

– Молодой человек, у нас всегда дети с родителями катаются, до ста пятидесяти килограммов – запросто. У вас мамочка едва на пятьдесят потянет, так что садитесь, не сомневайтесь.

– Бред какой, я че, маленький?

– Ну, Антооош, давай, а? Давай, а? Смешно же? – На минутку вдруг показалось, что ничего не было, события прошлой недели приснились.

– Побалуйте маму, юноша.

– Дурдом. Поехали.

Невысокий вагончик с деревянными сиденьями лишь слегка крякнул, приняв пассажиров.

…А забора вообще не было, одни кривые ворота, а дальше свалка.

5. Майк и Киска

Катя старалась не смотреть на Майка слишком часто. Вертела головой по сторонам или под ноги глядела, лишь бы не на него. Потому что только дай себе волю, залипнешь, станешь жадным взглядом оглаживать каждую черточку его невероятного лица. Потому что не могло, просто не могло в одном человеке сойтись столько красоты. Чтобы глаза были такие темные и горячие, что когда он во время любви их открывал, взгляд, как самая тайная из ласк, доставал до самого сердца. А губы его, вырезанные из темного дерева, перед самым концом становились ледяными. А хищный нос, а втянутые смуглые щеки, а волосы… нет, кудри… Невозможно словами сказать о его красоте, невозможно даже подумать без того, чтобы не задохнуться, чтобы в груди не зажглось и не запело белое пламя страсти. Но самое главное, нельзя подавать виду, что это творится с тобой, – Майк парень ироничный и осторожный, хотя и прекрасный, как сама любовь, но если заметит, насколько Катя влипла, постарается удержать девочку в рамках здравого смысла. Может, даже реже постарается встречаться. А Катя, если перестанет видеть его дважды в неделю, с ума сойдет, наверное. Всю весну она проходила сама не своя, боясь спугнуть серебряную птицу, опустившуюся ей на плечо в самом начале марта. На дне рождения у подружки кто-то ее тронул, оглянулась – он. Назвался Майком, спросил «а тебя?», к концу вечера переименовал в Киску. И не было в этом ничего обидного, ясно же – от нежности. По крайней мере к утру стало ясно, когда она, не заснув ни на мгновение, встретила рассвет в его широкой белой постели. Он-то спал, утомленный, но когда Катя попыталась встать, протянул руку и прижал ее растрепанную голову к подушке – «не уходи, Киска», – и было это простое прикосновение самым сладким из всей той сладкой ночи. Так она и попалась.

И сейчас Катя шла и гадала, понимает ли он, что с ней творится? И как лучше, чтобы понимал или нет? Он парень взрослый, поживший, такие до смерти боятся влюбленных девочек, камнем падающих на хвост «избраннику», чуть только дай слабину. С другой стороны, наверняка к тридцатнику он уже порядком устал от случайных связей и случайных людей, вдруг решит, что Катя с ним просто так спит, от скуки. Надо бы, думала, с ним поговорить, как-то дать понять, что любит, но она не из таких, которые вцепляются, поэтому согласна просто… Но Катя все никак не могла додумать, чего она «просто», потому что его запах, его голос, его присутствие сбивали с толку, кружили голову, обрывали и комкали мысли и заполняли сердце дурацкой щенячьей радостью.

Между прочим, могла бы и не мучиться, Майк отлично понимал, что с ней происходит. Если давал себе труд сосредоточиться и заглянуть в ее ясные серые глазки, видел такую бездну обожания, что тошно становилось. Эта ласковая рыженькая Киска, сменившая глуповатую, зато очень сексуальную черную, нравилась ему очень сильно, но выносить ее молчаливое восхищение иногда становилось тяжко. Выручало только то, что девочка умная, старалась держать себя в руках и не давить. Лишь иногда прорывались странные жесты опеки, несвойственные ее возрасту, – то за сигаретами ему сбегает, то рубашку «случайно» постирает, а один раз украдкой почистила его ботинки. Это уж совсем ни в какие ворота, верный знак, что человек без крыши. Майк, несмотря на королевскую внешность, не был эгоистом или киношным злодеем. Он никому не хотел причинять лишнюю боль, поэтому с женщинами старался быть честным. Честно трахал, честно ничего не обещал, честно предупреждал, что есть и другие. Кто ж из них слушает, конечно… но это уже не его вина. И вот сейчас он никак не мог решить, прекращать эту историю или дать ей еще несколько недель. Девочка, как зайчик, замирает от одного прикосновения, дышать боится рядом. В постели от нее толку, конечно, мало в физическом смысле, но Майк никогда не был толстокожим, поэтому умел наслаждаться не только сексуальной акробатикой, но и нежностью, перехлестом эмоций, которые эта девочка генерировала в своем юном теле (или в сердце, Майк не вникал). В общем, он был склонен подождать, тем более что на голову упала срочная работа, которую надо сдать до конца месяца, поэтому вообще не до женщин сейчас. И не время менять тихую необременительную киску на какую-нибудь требовательную пантеру. Разве что сама появится, ведь он открыт для всего нового – всегда. Майк никогда особенно не возился с женщинами, не слишком много думал о них, но соблюдал некую гигиену отношений, стараясь, чтобы в итоге все получалось ненапряжно. Не больно. Не подло. Потому что женщины приходят и уходят, а ему с собой жить, и чувствовать себя негодяем не хотелось.

Майк был счастливым человеком, занимался интересной работой и получал за нее приличные деньги. С парой друзей они держали элитный автосервис, специализировались на тюнинге машин, превращая скучные серийные модели в произведения искусства. В частности, Майк неплохо рисовал аэрографом и сейчас должен был изобразить на черном джипе заказчика банальное, в сущности, адское пламя, но так, чтобы выглядело оригинально. Он делал эскизы, просматривал клип-арт, лазал в Интернете, но пока ничего изысканно-инфернального не нашел.

– Понимаешь, Киска, люди удивительно однообразны в своем стремлении к оригинальности. Каждый третий владелец старого «фольксвагена» приезжает ко мне с гениальной идеей выкрасить его под божью коровку. Приходится показывать фотографии и намекать, что кто-то украл эту свежую мысль у него из головы. Еще в шестидесятых.

– Люди вообще смешные, – со знанием дела подтвердила Катя.

– А сейчас джип этот. Да я в прошлом году Корейцу «ад» делал на «мерсе». Если пересекутся, с претензиями придут, повторяться нельзя никак.

– А может, чертика там пририсовать? – Катя изо всех сил хотела помочь.

– Ты моя умница. – Добрый Майк спрятал ехидство в карман и поцеловал ее в теплую макушку. – Я вечером еще подумаю, альбомы полистаю.

«Значит, к нему не пойдем, – сообразила Катя, – раз поработать надо». Жалко, конечно, но она и не думала капризничать – совершенно не хотелось, чтобы у Майка были проблемы с крутыми заказчиками.

«Может, правда отослать ее сегодня и заняться делом? – Майк с сожалением посмотрел на милое пухленькое тело. – Хотя, если прямо сейчас поехать, успеем потрахаться, а потом отправлю ребенка к маме». Он огляделся в поисках тачки, и тут из-за угла вырулила старая, пятидесятых годов, «Чайка» в отличном состоянии. Майк сам не свой был до старых машин, он радостно замахал, и красотка остановилась. Дедушка за рулем, явно первый владелец, снисходительно принял восхищение Майка и согласился подвезти их до Фестивальной. К сожалению, рядом с шофером сесть не получилось, хотя Майк и рвался поговорить о машине, но старик твердо предложил пойти к даме в салон, отделенный от водителя перегородкой. Майк не настаивал, чтобы не напугать старика, но рассчитывал, что около дома, расплачиваясь, задаст пару вопросов об этом чуде.

…Надо ли говорить, что вместо Фестивальной они оказались у тех же ворот, а в качестве забора, вы не поверите, было там что-то вроде небольших противотанковых ежей. Во как.

6. «Голоса в моей голове мне не мешают»

Они вошли в ворота.

Солнце садилось быстро, слишком быстро, будто его стаскивали с неба нарочно. Сумерки надвигались на глазах, территория, где они оказались, погружалась в темноту, и оценить ее размеры не удавалось. Как уже было сказано, более всего она напоминала кладбище старых автомобилей, потому что повсюду торчали искореженные и проржавевшие куски железа, обгоревшие остовы машин. Неподалеку стоял трейлер – почти целый, за исключением кузова, на который будто бы наступили ногой. Очень большой ногой, конечно. Чуть дальше виднелась деревянная будка, и если существовал какой-нибудь сторож, то он сидел именно там. Где-то на пределе слышимости выла собака. Хороший знак – есть надежда, что и люди могут быть. Место казалось заброшенным, кое-где сквозь железные скелеты уже проросли колючие кусты ежевики, но некоторые машины появились здесь явно не слишком давно. Свалку регулярно посещали, это очевидно.