Справедливость (СИ) - Афанасьев Семён

— Мне льстит ваша высокая оценка и сделанные скидки, — расслабляется и смеётся Рома, — но я взрослый человек. И за меня решать не может никто. Кажется, у вас же есть основополагающий тезис о свободе воли⁈ Разве нет⁈

— Да. И нет. Почему классическое дзю-до в девятнадцатом веке оказалось менее эффективным, как прикладная боевая система? — спрашиваю потому, что вижу: он этот вопрос знает отлично. А аналогия слишком хорошая, чтоб ей не воспользоваться.

— Да потому, что в Кодокане, при разработке методик подготовки, исходили из ошибочного постулата, — удивлённо поднимает брови Рома. — «Любой приём удаётся при любых условиях, если ты владеешь им досконально», конец цитаты.

— А в чём ошибка? — улыбаюсь.

— Не учитывается реальное сопротивление противника, — ворчит Рома в ответ. — В применении к прикладу, ну, к прикладному применению, это означает потерю до девяноста процентов эффективности первоначального замысла. Удивляюсь вашей разносторонности, — Рома вопросительно поднимает бровь, — хотя теперь верю Карлику на все сто про этот ваш замес тут… но не понимаю, к чему эта проверка детских азов.

— Это не проверка, — продолжаю улыбаться. — Прямая аналогия. Мы исходим из того, что есть Бог — Творец.

— Да я и не спорю, заметили? — продолжает ворчать Рома наливая себе остывшего чая. Явно чтобы чем-то занять руки.

— В отличие от буддистов, мы, как и мусульмане, признаём и существование Врага нашегоТворца. — Продолжаю улыбаться. — И ваш тезис о свободе воли верен ровно до половины, как и тезис Кодокана. До тех пор, пока в, гхм, механизм принятия решения, вашей свободной волей, не вмешивается он, Враг Творца. Порой исподволь и незаметно. Особенно для обычных людей.

— Снова не спорю, — Рома решительно качает головой, — но мы, кажется, заходим слишком в дебри.

— Извиняюсь… — спохватываюсь. — Пример. Допустим, я в армии хотел убить человека для грабежа. А тот по случайности оказался вражеским диверсантом. И я, волей случая, избавил воинскую часть от кого-то очень плохого. Уточнение: погибший однозначно идентифицирован, как враг, с оружием в руках, и злой умысел его доказывается самой принадлежностью его к воюющей с нами стороне. Вот вопрос: я, с вашей точки зрения, молодец? А моей рукой бог водил? Или преступник?

— Если упрощённо, награждать. Не расстреливать. — Принимает «правила игры» Рома. — Но да, видимо, с точки зрения вашего Судии, всё совсем иначе. Понимаю о чём вы, но сами же понимаете мой ответ. В нашем стандарте, вы молодец. Не убийца, а герой. А что до тернистого пути, ну так свезло. Должно же кому-то везти в жизни?

— А по-нашему, стопроцентный грешник, — киваю. — Дела не считаются, если с намерениями не совпадали. Возвращаясь к нашему с вами случаю…

— Да-да, хотелось бы, — деликатно напоминает Рома. — А то…

— Извиняюсь, — вежливо, но твёрдо останавливаю его движением руки. — Разговор будет сложный, и это была только первая вводная. Давайте скажем, взгляд с запада. Теперь давайте рассмотрим с другой стороны.

— Без вопросов, — чуть удивлённо пожимает плечами Рома. — Спешить некуда, экспертов всё равно ждать. Если вы никуда не спешите, и если у вас дел нет…

— Есть, но не важнее этого разговора с вами. Тогда вторая вводная. Чем свободный человек отличается от раба?

Рома кивает, отпивает холодный чай и задумывается. Зато молчавший до этого Азамат не раздумывает ни секунды:

— Свободный человек принимает решения сам. Ну, если упрощённо, как вы говорите. За раба решает хозяин. Получается, свободный и решает, и действует. А раб может только действовать, по решениям хозяина. Но не решает.

— Карлик… э-э-э… м-м-м… — Рома ошалело смотрит на Азамата, делая три медленных хлопка в ладоши. — Нет, ну я, конечно, знал, что ты далеко не дурак… но Карлик!.. — Далее Рома секунд пять беззвучно открывает и закрывает рот, шевелит губами, но так ничего и не говорит в итоге.

— Именно, — киваю Азамату. — Если упрощённо, то идеальная модель. Я тоже восхищён. Вами. Если не секрет, откуда?… — подобно Роме, не могу сходу подобрать слов, чтоб и выразить удивление, и сформулировать точно вопрос одной фразой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— У нас тоже были свои философы, — удивляется в ответ Азамат. — И мыслители. Аль Фараби, Толе Би, да мало ли! Просто вы их никого не знаете. Культурный барьер… — затем он поворачивается к Роме, — кстати! Додик вообще всегда говорил, что мудрость Европы — это наши идеи, которые они услышали у нас на Востоке, перевели на свой язык и стали транслировать от своего имени!

— Ну, Додик ещё тот… — Рома опять неопределённо шевелит пальцами в воздухе. — Но спорить не буду. Тот случай, когда ему, возможно, и виднее.

— Кто такой Додик? — интересуюсь, против воли отвлекаясь от основной темы.

— Офицер-воспитатель, — морщится Рома в ответ. — Был у нас в части… Раньше назывались замполитами…

— В общем, формулировка очень точная, — спохватываясь, возвращаюсь к теме. — Но давайте теперь поговорим об этом самом механизме принятия решения. И посмотрим, насколько свободным или несвободным ваша психика может сделать ваш выбор.

— Было бы что обсуждать, — фыркает Рома.

Азамат поднимает ладонь в его сторону, и Рома осекается. Скептически двигая бровями и чуть улыбаясь.

— Говорят, над собаками однажды провели опыт. Закрыли их в вольере, и вначале давали звонок, потом били током. Сбежать те собаки не могли. Ударили их сколько-то десятков раз, до выработки рефлекса: «звонок, потом боль». — Начинаю пояснение. — Затем перевели в вольер с низким барьером, откуда можно выпрыгнуть. И дали звонок. Отгадаете, что было дальше? — смотрю на Рому, улыбаясь.

— Теперь боюсь брякать неосторожно, — вопреки заявленному, весьма осторожно роняет Рома. — И что было?

— Собаки выли, скулили, плакали. Но через барьер не прыгали. — Опускаю веки, подтверждая правильность догадки Азамата, которую вижу. — Для полноты эксперимента, к ним в этот же вольер с низким барьером запустили собаку, которую ранее не ограничивали в момент удара током. И с ней сделали по той же схеме: звонок — удар током.

— А эта собака, когда определила связь между звонком и болью, убежала? — непосредственно выпаливает Азамат.

— Точно. Как только условный рефлекс «звонок — боль» сформировался у неё, она тут же перепрыгнула барьер и только её и видели, — подтверждаю догадку Азамата.

— Интересно, — задумчиво сводит брови вместе Рома. — Но сходу не могу провести параллели и сделать выводы…

— Позвольте мне. — Наливаю холодного чая и себе, и кладу руки на стол. — Свобода Воли, если технически, продукт одного из центров мозга. — Упираю указательный палец себе в висок. — Как и всё в человеке, этот центр так же можно как прокачивать, так и угнетать. Угнетать можно снаружи. Схема: когда человек, в течение какого-то периода времени, не может контролировать неприятные либо горькие события, у него развивается острейшее чувство беспомощности. Говоря технически, работа этого мозгового центра Свободной Воли усиленно угнетается. Сам человек способен действовать, но генерировать, а тем паче отстаивать в споре или противостоянии, свои решения не способен.

— Хреново, — коротко резюмирует Азамат.

— Да ну? — качает головой Рома. — Ну вот прям?..

— Рома, давайте представим, что на вашем месте был бы кто-то другой. А одного из бородачей я бы действительно вынужден был убить. — Откидываюсь на спинку лавочки и беру обеими руками чашку с чаем. — Вместо вас, повторюсь, приезжает кто-то другой. Что было бы дальше?

— Было бы кисло. Вам. — Односложно отвечает Рома, явно стараясь не заострять внимания на своей достаточно немалой (сегодня) роли в нашей с Азаматом судьбе.

— Насколько кисло? — продолжаю задавать вопросы.

— От пяти до десяти. В среднем. Лет. — Так же коротко отвечает Рома. — Ну, есть варианты, что вы своим ночным «уловом» поделились бы; тогда и на условный можно было бы выйти, и вообще вас бы за скобки вывели… Но вы же сейчас о принципе? — Дождавшись моего кивка, Рома продолжает. — Пиздец вам, если на общих основаниях. Ибо убийство.