Изгнание беса (сборник) - Андрей Столяров

Я не понимал, чего он тянет. Несмотря на падения, спецназовцы надвигались стремительно. Вот они только что, мокрые, дымящиеся, проскочили стену огня, поставленную Алисой, вот они быстро, как насекомые, заполонили дальнюю оконечность плаца, и вот они уже почти рядом – всего каких-нибудь пятьдесят-шестьдесят метров. Сейчас ворвутся во внутренний дворик, где мы закрепились. Все будет кончено. Чего тянуть? У меня звенело в ушах, и, как бешеное, проталкивая через себя кровь, работало сердце. Мне казалось, что оно вот-вот разорвется на конвульсирующие остатки. Мне тоже хотелось затормошить непонятно медлящего сержанта: скорее, скорее!..

Однако Беппо, вероятно, знал, что делает. Он ворочал усами, будто у него чесался нос, смаргивал слезу, набегающую на выпученные глазные яблоки, шумно втягивал и выпускал воздух сквозь сжатые зубы, лицо разбухало багровым приступом раздражения, но он, сдерживая нетерпение, все-таки – ждал, ждал, ждал, и лишь когда спецназовцы, тоже, видимо, подгоняемые внутренней лихорадкой, поднялись чуть ли не все разом и ринулись, вероятно, намереваясь преодолеть оставшееся пространство одним энергичным броском, Беппо всхлипнул, по-моему, усилием задержав дыхание, подтянулся, превратившись в колобок, как бы собирающийся откатиться, а затем резко хекнул и вместе с хеканьем выбросил вперед чуть разведенные руки. Коротко сильно свистнуло, и почти половина бегущих точно напоролась на невидимую ограду: они делали по инерции еще два-три шага и падали, но – не стремительно, чтобы укрыться, как раньше, а мешковато, будто с надломившимся позвоночником. Они так и остались лежать, хотя некоторые еще шевелились. Другая же половина наступающих залегла и – вдруг двумя волнами начала растекаться вправо и влево. Чувствовалось, что в лоб они больше на нас не полезут, только с флангов. Что-то звякнуло, и я увидел выпавшую на камни короткую металлическую стрелку.

– Отлично, – сказал Гийом. – Молодец, сержант!.. Ну! Теперь у нас есть немного времени…

Он, в свою очередь, резко выбросил вперед руки. Бледное студенистое пламя встало из травы поперек входа во внутренний дворик. Земля, по-моему, даже не горела, а плавилась. Пощелкивали и выпрыгивали из огня красные нити песчинок.

Заслоненный поползшим дымом, Гийом вскочил на ноги.

– Отходим!..

– Они, милорд, пройдут через квартиры первого этажа… – Беппо поднял стрелку с земли и точно втер ее в руку ниже запястья. Я так и не понял, как это у него получилось. – Слишком много окон, милорд, мы все не закроем…

Гийом только глянул на него по лошадиному искоса, а потом опять небрежно выбросил вперед обе ладони, – обращенные к нам окна ближнего здания заполыхали, и огонь, приклеиваясь к штукатурке, пятнами полез вверх, к крыше.

Бухнули стекла, разлетаясь на тысячи мелких осколков. Вывернулась из скобы и загрохотала по камню секция водосточной трубы.

Беппо несколько озадаченно поднял брови:

– Милорд?..

– Я знаю, что делаю! – грубовато отрезал Гийом. – Нам нужно еще минут десять, чтобы уйти… – Он повернулся к Алисе, выступившей из-за угла здания. – Сколько человек ты можешь взять реально?

– Шестерых… – слегка задыхаясь от бега, сказала Алиса.

– Я – тоже не больше – подытожил Гийом, придавливая ее взглядом. Кажется, он не позволял сказать ей что-то, на что она внутренне была готова. – Всего двенадцать, не так уж плохо в нынешней ситуации. – И вдруг загремел. – Где они? Почему люди до сих пор не выведены?!. Я не узнаю тебя, сестра!.. Если будем мешкать, все здесь погибнем!..

– Еще двое, – напомнила Алиса ровным, каким-то умершим голосом.

– Да, – подтвердил Гийом. – Двое должны будут остаться. Нам все равно потребуется прикрытие… – Пыльная кожа на лице его как бы треснула, и в беспощадной улыбке обнажился ряд крупных белых зубов. До меня не сразу дошло, почему он так ослепительно улыбается. – Да, сестра, у нас нет другого выхода…

Я почувствовал на себе быстрый взгляд Беппо.

Все решалось именно здесь, в эти доли секунды – под серым небом, затягивающим город сыроватым туманом, на крохотном островке, среди клочьев бурого дыма, в сердцевине промозглой осени, когда-то породившей надежды. Теперь эти надежды развеивались, как дым над плацем. Боги пришли на Землю, – боги, завершив земные дела, покидают ее. Что им Земля? Краткая остановка на пути из одной вечной войны в другую. Что им наши надежды, наши радости, наши крохотные человеческие переживания? Они стряхивают их, как пыль с башмаков вечно странствующих. Перевернута еще одна страница великой битвы за Сверкающую росу Алломара. Убраны декорации, дождь и ветер овладели брошенными подмостками. Провинциальный театр опустел. Следующая сцена трагедии будет сыграна в другом месте. Честь и прекрасный звонкий клинок меча!.. Сердце у меня захлебывалось, не успевая гнать душную кровь. Я не видел звезд, скрытых дождевым пологом, но я чувствовал их игольчатый равнодушный холод.

Звезды – не для людей. Звезды – для богов осени.

Перекатывающийся дым пощипывал веки. Я моргнул. Алиса вдруг сделала порывистый шаг вперед и прижалась ко мне, не обнимая.

– Забудь, что я тебе наговорила – тогда. Я всегда буду помнить тебя и то, что у нас было. Где бы я ни была и что бы со мной потом ни случилось. Свидетель – Хорогр, я всегда буду тебя помнить! И ты тоже знай – что я тебя помню!..

Она подняла ко мне приоткрытые губы. Мазнуло копотью, прилипла к щеке чешуйка сажи.

Мне захотелось снять ее поцелуем.

– Милорд!.. – громко и нетерпеливо напомнил Гийом. – У нас нет времени! Кого из моих солдат вам оставить?..

Зрачки Беппо странно переместились.

– Его!..

Гийом нахмурился.

– Я бы предпочел, милорд, чтобы вы избрали себе другого напарника. Беппо – опытный сержант, мне будет его недоставать…

Алиса оторвалась от меня.

– Пусть берет Беппо!

– Сестра!..

– Я сказала: останется Беппо!.. Беппо, слышишь меня? Ты останешься здесь и будешь сражаться. Ты не можешь умереть позже своего лорда!..

– Да, миледи!..

– Иначе род твой будет проклят на Алломаре!..

Она подняла ладонь, подтверждая клятву.

Покрывало рыхлого дыма, загораживающее нас, разъехалось.

Я увидел согнутые фигуры, перебегающие по краям плаца.

– Они снова идут!..

– Уходим!.. – как зверь, проревел Гийом.

Вместе с Алисой они побежали к латунным переплетениям. Клетка была, как птенец, собравший отчаяние, чтобы наконец выпрыгнуть из гнезда.

Никогда и ни за что он не выпрыгнет.

В решетчатых крыльях висели на перекладинах люди.

– Пригнитесь, милорд!.. – предостерегающе крикнул Беппо.

Я видел, как Алиса споткнулась, зацепившись за что-то, и как Гийом, будто ждал, тут же подхватил ее под руку.

В последний раз мелькнул голубоватый комбинезон. Они вскарабкались в плечевые изломы трубчатой шаткой конструкции. Будто авиаторы, на заре века поднимавшие в воздух полотняные этажерки.

Птенец тут же оделся дрожанием как бы раскаленного воздуха.

Голубое пятно.

Алиса.

Прощайте, осенние боги!

Я думал, что она обернется, но она все-таки не обернулась…

Я еще помню, как заколебался птенец, будто он и в самом деле собирался взмыть в небо, как сначала тускло, а потом все сильней и сильней заполыхали молочным свечением гнутые латунные трубки, как всплеснулась с булыжника пыль, захваченная невидимым глазу потоком воздуха.

Я это все очень хорошо помню.

И я хорошо помню, как услышал предостерегающий оклик Беппо: Берегитесь, милорд!.. – и как, даже не успев толком сообразить ничего, выставил перед собой дымное лезвие, и как прямо из серого воздуха начали вырастать передо мной продолговатые металлические шмели, целый рой, и как я, быстро и плавно покачивая Эрринором, отводил их в стороны.

Это было почему-то нетрудно. Шмели, остроголовые, плотненькие, чуть шипящие жаркой злобой, хоть и образовывались неожиданно, точно из воздуха, но. выскакивая на меня, замедлялись, будто попадая в расплавленное стекло, и, введя острие в их рой, можно было, как волнорезом, рассечь его на два безопасных потока.

Я так и сделал.

И лишь несколько позже я догадался, что – это пули. То ли наступающие бойцы спецназа получили приказ задержать нас любой ценой, то ли у кого-то из них после веера стрел Беппо не выдержали нервы. Скорее второе, потому что рой смертоносных шмелей, который я развел Эрринором, был единственным. Больше они не стреляли. Зато раздались на той стороне плаца несколько резких хлопков, пружинные шнуры испарений быстро пробуровили воздух и воткнулись в землю неподалеку от нас, и там, где они воткнулись, разрывчато затрещало, и со змеиным шипением поползли по двору струи отвратительного зеленоватого газа.

Это был финал. Я не понимаю, почему они не применили газ против нас раньше, совершенно не понимаю, да и не имело это, наверное, никакого значения; важно было то, что теперь у нас не осталось даже тени надежды. В ноздри мне уже набивался раздражающий запах свежего лука. Я не то, чтобы кашлял, но почему-то не мог вздохнуть полной грудью. Я лишь чувствовал, как нагревается внутри меня кровь, которой недостает кислорода. Сердце бухало так, словно хотело выломаться из жестких ребер. Завершался сентябрь, завершалась жизнь, завершалось то, что было, и то, чего не было. Мозг у меня бултыхался, как жидкий студень. И тем не менее, я хорошо помню, как Беппо прохрипел мне надсадно: Сзади, милорд!.. – и как я обернулся и увидел позади себя чуть согнутую пластилиновую фигуру, и как по каплевидным нечеловеческим глазам понял, что это – Петип, – какой Петип? Откуда Петип? Ведь нет Петипа!.. – и мне до сих пор стыдно своего идиотского восклицания, продавленного сквозь горло: «Как ты тут очутился?..» – дурацкий был возглас, потому что уже в следующую секунду Петип призраком переместился ко мне вплотную, протянул руку, словно желая убедиться, что это я собственной персоной, и я тут же почувствовал жгучую боль под сердцем, и с изумлением воззрился на торчащую из моей груди рукоять кинжала.