Место под солнцем - Полина Дашкова

Прямой намек на то, что его могут запросто заменить халтурщиком Смальцевым, был для Игоря Корнеева оскорбителен. Это больно задевало профессиональное самолюбие. Получается — без разницы, как снимать? Любая бездарность может взять камеру в руки и денег за свою халтуру получит столько же, сколько талантливый профессионал… Игорь не выдержал:

— Смальцев снимать не умеет! Он тебе сюжет запорет!

— Ну, подумаешь, обычный репортаж, — равнодушно пожал плечами Сиволап, — зато он не станет гундеть про журналистскую этику.

— Ладно, — сдался Игорь, — поедем.

В субботу вечером Артем лег спать пораньше, поставил будильник на десять. Однако хронический недосып дал себя знать. То ли будильник не прозвенел, то ли Артем его не услышал. Без пятнадцати двенадцать его разбудил телефонный звонок.

— Ну, мы едем или как? — сердито спросил Игорь.

У дома на Мещанской они оказались в час дня. Охраны в подъезде не было, только железная дверь с домофоном. Не думая о возможных последствиях, они прошмыгнули в подъезд вместе с какой-то древней бабулькой, поднялись на третий этаж. Артем позвонил.

Полгода назад он делал серию сюжетов о взрослых детях великих актеров. Снимали в том числе и Глеба Калашникова, в казино, на теннисном корте и дома, в уютной непринужденной обстановке. Сюжеты были, разумеется, платные. Большинство детей киношной элиты занялись бизнесом и нуждались в рекламе, особенно косвенной, которая стоит дороже прямой.

Сиволапу был известен домашний адрес и телефон убитого. Однако он знал, по телефону его пошлют. А если позвонить в дверь, ошарашить, взять нахрапом, есть надежда на успех. Артем не сомневался: в его грязной репортерской работе главное — нахрап и наглость.

«Глазка» в двери не было. Женский голос спросил:

«Кто там?»

— Сосед из сороковой квартиры, — ответил Сиволап.

Балерина Орлова была известна своей выдержкой и хорошим воспитанием. С лестницы она их не спустит. Вежливо попросит удалиться. А уж он постарается вытянуть из нее хоть что-то.

Щелкнул замок. На пороге стояла маленькая, кругленькая женщина лет тридцати в светлых пушистых кудряшках.

— Здравствуйте, — Артем шагнул в квартиру, — Екатерина Филипповна дома?

Игорь Корнеев входить не спешил, остался стоять на лестничной площадке. Ему было противно и стыдно врываться в чужой дом без приглашения, особенно в дом, в котором совсем недавно случилось горе. Однако он знал — такие вот стыдливые вечно сидят без гроша.

— Ее нет. В чем дело? — сурово спросила блондинка, преграждая путь Сиволапу.

За ним, на лестничной площадке, она заметила оператора с камерой и приготовилась к решительному отпору.

— Простите, с кем имею честь? — широко улыбнулся Артем.

Он считал, что улыбка у него потрясающая, неотразимая, особенно теперь, когда удалось наконец вставить новые, страшно дорогие фарфоровые зубы.

Однако голливудская улыбка и изысканный старомодный речевой оборот не растопили суровое сердце маленькой блондинки.

— Так, а ну-ка идите отсюда! Сию минуту!

— Почему? — спросил Артем, все еще улыбаясь.

— Потому что вас никто не приглашал! Вон отсюда! Чтобы духу вашего здесь не было! — Она стала теснить Артема к двери.

Толстушка оказалась на удивление сильной. Ну не драться же с ней, в самом деле! Артем отступил. Дверь захлопнулась у него перед носом. Он понял, Орловой нет дома. Это, вероятно, какая-нибудь родственница или домработница. Ну что ж, есть шанс поймать молодую вдову на улице, у подъезда, когда она будет возвращаться домой. Не могла она уйти надолго накануне похорон.

Во дворе народу было мало. Трое малышей тихо, сосредоточенно копались в песочнице. На единственной целой скамейке сидела, уткнувшись в книгу, молодая мамаша. Рядом две бабушки быстро двигали вязальными спицами и обсуждали, отчего у детей бывает диатез и как с ним бороться.

— Надо было хоть бутербродов взять! — ворчал Игорь. — И чаю в термосе. Слушай, ты посиди, я смотаюсь к ларьку, куплю чего-нибудь, жрать хочу, не могу.

Он уже собрался бежать к ларьку, но тут рядом раздался скрипучий, хриплый голос:

— Сигареткой не угостите?

Игорь и Артем оглянулись. Пахнуло крепкой вонью перегара и мочи. У качелей стоял нестарый, маленький, пухлый бомж. Жеваные брюки хранили следы былой белизны, ботинки были фруктово-оранжевого цвета, под приталенным фиолетовым дамским пиджаком сверкала салатовой зеленью фланелевая рубашка в желтый горошек. На грязной шее болтался концертный галстук-бабочка из серебряной парчи.

— Игорек, не убегай, подожди! — прошептал Артем. — Классный типаж… — Здесь особая помойка, — бомж поймал восхищенный взгляд Артема, — в этом доме живут знаменитости, «новые русские». Совсем, суки, зажрались. Чуть пятнышко какое или пуговица оторвалась — выкидывают. Сигареткой-то угостишь?

— Ну как же тебя, такого красивого, не угостить? — Сиволап протянул ему пачку «Кента».

Бомж аккуратно вытянул две сигареты, одну ловко запихнул за ухо, другую сунул в рот. Из военного вещмешка образца пятидесятых, который болтался у него за плечами, он вытащил драный журнал «Пентхауз», жестом фокусника развернул и расстелил на земле, а потом красиво уселся по-турецки.

— Стой! — Артем спрыгнул с качелей. — Можешь повторить на «бис»?

— Заснять желаете? — деловито поинтересовался бомж.

— Желаем, — кивнул Артем.

— Для себя или для народа?

— Для народа.

Бомж окинул Артема цепким трезвым взглядом, смачно сплюнул, прищурился и спросил:

— Это ты, что ли, ночами из ящика врешь про всякую попсу, кто с кем трахается? Косолапый твоя фамилия?

Артем был удивлен и польщен, что его узнал какой-то бомж.

— А у тебя что, и телевизор есть?

— Есть, — кивнул бомж.

— А живешь где?

— Где надо, там и живу. Так чего, снимать-то будешь меня?

— Буду.

Артем коллекционировал всякие колоритные уличные сценки, подлавливал забавных персонажей — нищих в подземках, вокзальных проституток, алкашей. Такие «примочки» иногда можно было удачно продать, их любили монтировать в клипы ради «стеба» некоторые рок-группы, да и самому могло пригодится для какого-нибудь сюжета.

— Полтинник, — сообщил бомж. Артем, не раздумывая, вытащил из кармана пятидесятитысячную купюру.

— «Зелеными», — покачал головой бомж.

— А не жирно? — прищурился Сиволап.

— Нет, — бомж ловко откусил фильтр сигареты, выплюнул, щелкнул одноразовой зажигалкой, — не жирно. Ты мне все равно отвалишь больше.

— Ну, ты даешь, бродяга, — присвистнул Артем, — это за что же, интересно?

Бомж поманил пальчиком, репортер наклонился к нему и невольно поморщился от вони.

— Я видел киллера, который замочил чувака у этого подъезда, — прошептал бомж, — совсем близко видел, вот как тебя….

* * *

Паша Дубровин стоял рядом с Катей у таксофона. Ему были слышны протяжные гудки в трубке.

— Ну конечно, — пробормотала Катя, — они ведь у тети Нади. Оба. Я забыла… Она уже собиралась положить трубку, когда услышала мамин голос.

— Маргоша привезла туда Костю, — объяснила мама, — и оставила их вдвоем. Наде уже лучше. А Маргоша поехала к тебе, помогать Жанночке. На поминках будет очень много народу. Я тоже собираюсь к тебе, вот только приберу здесь немного. Ты разве не дома? Ты откуда звонишь?

— Из автомата. Мама, у меня очень срочное дело, Я потом объясню.

— Нет, ну какова Маргоша! Видишь, как проявляются люди в горе? Кто мог ожидать, что эта свистушка… — Мамуль, у тебя сохранился где-нибудь телефон парикмахерши Эллы? — перебила Катя. — Она работала в «Чародейке» и всех стригла — тебя, тетю Надю. Помнишь? У нее еще дочка была, Света, кажется… Ровесница Глеба.

— Сейчас посмотрю, — растерянно произнесла мама, — а ты… — Мамуль, потом, все потом, — перебила Катя, — это очень срочно.

— Ладно-ладно, Катенька. Ты только не нервничай. Если бы я помнила фамилию этой Эллы… Какая-то совсем простая фамилия. Сидорова?

— Петрова! — вспомнила Катя. — Посмотри в старой книжке на "П".

— Надо же, нашла! — радостно сообщила мама. — Петрова Элла. Тебе домашний?

— Все, какие там есть.

— Я не думаю, что она все еще работает в «Чародейке». И переехать могла, и телефон мог поменяться.

— Неважно. Диктуй.

— Записываешь? — Мама продиктовала два номера, рабочий и домашний.

Катя повторяла цифры вслух, Павел, прислонив блокнот к стеклу таксофона, писал фломастером.

— Все, мамуль, спасибо. Целую. Паша протянул ей еще один жетон.

— Учти, это последний.

Катя набрала домашний номер парикмахерши Эллы. Было занято. Конечно, мама права. Столько лет прошло. А в «Чародейку» вообще нет смысла звонить… Но можно подъехать. Там кто-то должен помнить Эллу Петрову.