Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII - Дмитрий Быстролётов

Степан с недовольным лицом передает Альдоне и Гансу их бумажки:

— Ладно, идите. А ты, Сергей, останься. Ты получишь вдвое!

Парк весной. Иштван и Сергей гуляют по безлюдной аллее. Иштван:

— Центр утвердил разработку линии Экономиста. Работай осторожно, Сергей. Старайся не показываться с ним на людях.

— Это не всегда возможно.

— Конечно. Избегай людных мест. За всеми сотрудниками Цвайгштелле следят, если не постоянно, то выборочно. А черт никогда не спит, раз в месяц контрразведка пошлет за Экономистом агента и вскроет знакомство с тобой. А если ей уже известно о твоей связи с Цербером? Смотри, братец, можешь потерять не только перспективную линию, но и собственную голову!

Скромно обставленная комната. У окна в кресле сидит красивая седая дама в черном платье с укрытыми пледом ногами. На коленях у нее книга. Входят Горст и Сергей. Оба склоняются к сидящей.

Горст:

— Мутти, позволь представить тебе графа Иожефа Пэре-ньи де Киральгаза. Граф почтил меня своей дружбой, которую я высоко ценю. Граф, познакомьтесь, это моя мать, фрау Розмари Горст. Мой отец, полковник в отставке, умер в прошлом году.

Сергей целует старушке руку.

— Садитесь, граф. Я очень рада вашей дружбе, сын много говорил о вас.

Сергей:

— Мы случайно познакомились в тире Союза стрелков и сошлись вначале потому, что оба увлекаемся коллекционированием марок.

— Это было вначале, а потом?

— А потом знакомство перешло в дружбу. Я — иностранец, мы видим только поверхность немецкой жизни и считаем, что все немцы, поскольку они кричат друг другу «Гайль Гитлер», являются гитлеровцами. Ваш сын — новый для меня тип немца, который разрешает себе мыслить самостоятельно.

— О, да, граф. Мы самостоятельно мыслим и горды этим. Поскольку Конрад мне рассказывал о вас как о прогрессивно настроенном человеке, я сейчас доверю вам нашу семейную тайну. Вы увидите, к кому вы попали в дом.

Мать и сын обмениваются взглядами.

— Надо верить в людей, мой мальчик, не бойся! С некоторым колебанием Горст идет к серванту, открывает его и из-за кипы столового белья достает тоненькую книгу. Оглядывается на дверь и на цыпочках, как готовую взорваться бомбу, несет ее Сергею.

— Что это?

Горст говорит шепотом:

— «Зимняя сказка» Гейне.

И поскольку лицо Сергея не выражает ничего, он добавляет:

— В этой книге — наша судьба. Если ее обнаружат у нас, я вылечу с работы с волчьим билетом, и, возможно, мы будем изгнаны из дома. Благонамеренные граждане, живущие в этом доме, нас не потерпят.

Сергей:

— Мне трудно всему этому верить, уважаемая дама. Но я верю, и мне грустно, что все это происходит на родине Канта, Бетховена и Гёте.

Горст относит книгу на место и говорит веселым голосом:

— А что если я сделаю кофе, мутти?

Он уходит и скоро из кухни доносятся звуки передвигаемой посуды.

Седая дама:

— Вы должны помнить, что Конрад работает в особо важном учреждении. Он окружен фанатиками и должен быть всегда начеку.

— Такая работа чем-то оправдывается?

— Да. Сейчас трудно найти работу по сердцу и приходится крепко держаться за то, что есть. Когда-то мы жили иначе. Теперь моральный гнет дополняется материальным оскудением.

Дама указывает на свои ноги.

— Теперь плед и кресло — это все, что интеллигентная немецкая женщина может позволить себе в случае болезни.

Входит Горст с подносом, на котором стоят чашечки, кофейник и вазочка с печеньем. Он ставит низкий столик между беседующими и сервирует его.

— Да, граф, я слышал слова мамы и подтверждаю их. Сейчас прирабатывать на стороне почти невозможно.

Он целует мать в лоб.

— Разве я допустил бы это, если бы мог помочь?

Мать привлекает его к себе.

— Знаю, знаю, Конрад. Не говори об этом, дорогой мальчик!

Седая дама делает глоток черного кофе.

— Иностранцы полагают, что жизнь честных и культурных немцев в сегодняшней Германии тяжела потому, что над всеми довлеет страх. Но вы ошибаетесь. Я ощущаю жизнь не как постоянную опасность, а как непрерывное унижение. Унижение, господин граф! Года два тому назад ко мне из учреждения, где работает мой сын, явилась группа одетых в белые халаты людей. Они что-то замеряли в моем лице и потом с поклонами выдали мне справку, что у меня лоб, нос и губы имеют такую-то ширину, длину и лицевой угол равен тому-то, что в целом дает какой-то индекс, по которому я принадлежу к человеческой породе, называемой северной готической расой. Меня приравняли к породистой собаке, граф, низвели до уровня животного с дипломом и медалью за хороший экстерьер. Я унижена, и мой сын также ежедневно унижается на работе какой-то наглой девкой в эсэсовской форме. А ведь тридцать лет я работала классной наставницей в институте благородных девиц и знаю, какой должна быть немецкая девушка. И это унижение мы терпим! Обязаны терпеть!

Седая дама вынимает платочек и прикладывает его к глазам.

— Успокойся, успокойся, мутти, — говорит Горст и гладит мать по белым волосам.

— Давайте поговорим о другом, — поддерживает Сергей.

Салон машины Сергея. За рулем Вилем в форме. Сергей и Горст курят на заднем сиденье.

— И все-таки я думаю, Конрад, что вы можете помочь своей матушке.

— Как?

— Приработав достаточно денег для отправки ее на курорт. Я говорил уже, что мой приятель Алексис фон Путилов учился в Праге и Вене, я при случае познакомлю вас. Его отец совершенно естественно интересуется своим бывшим заводом и следит за его состоянием. Скажите, Конрад, как экономист, следящий за развитием промышленности в разных странах, в том числе и в России, вы могли бы написать для герра фон Путилова доклад о том, что нового внесли большевики в поддержание работоспособности завода?

— Конечно, однако, прежний завод Путилова — это только часть теперешнего завода Кирова.

— Понимаю. Но в случае уничтожения советской власти и возвращения экспроприированной собственности бывшим владельцам новый завод Кирова будет возвращен герру фон Путилову как его прежний завод?

— Не знаю. Это сложный юридический вопрос.

— Но дать общую картину перестройки с приблизительной оценкой стоимости новых цехов и оборудования вы могли бы?

— Вероятно, но это большая работа.

— Тем лучше. Она и была бы оплачена немалой суммой. Курортное лечение для уважаемой фрау Горст — в ваших руках, Конрад!

Купе поезда. Фрау Горст сидит у окна.

— Идите, идите, дети! Поезд сейчас тронется!

Горст целует мать в щеку, Сергей целует ей руку. Они выходят. Вот за стеклом видны их возбужденные и довольные лица. Поезд трогается. Лица Сергея и Горста уходят назад. Старушка вынимает из сумочки платочек и прижимает к глазам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});