«Если», 2001 № 01 - Джанет Каган

Впрочем, я не имел ничего против. Мне было абсолютно безразлично ее мнение. Мне хотелось лишь одного — чтобы она поскорее перешла к сути дела. Тогда я с чистой совестью мог бы вышвырнуть ее за дверь.

В конце концов Анетта Соболь вздохнула и скривила губы так, словно только что съела что-то очень кислое. Затем она огляделась по сторонам, явно разыскивая второй стул. Но ни кресла, ни даже простого табурета или скамьи в конторе не было — я не люблю, когда мои клиенты сидят. Ни один из них не должен чувствовать себя комфортно в моем присутствии.

— Ну хорошо… — сказала она, и я сразу заметил, что ее голос звучит немного иначе. Теперь в нем появились уверенность и пафос, которых раньше не было или, точнее, которые она ловко скрывала. Я с самого начала знал, что ее бросающаяся в глаза робость, нерешительность и попытки говорить намеками были лишь частью хорошо продуманной игры. Теперь мое подозрение превратилось в уверенность.

— Ну хорошо, — повторила мисс Соболь. — Я пришла к вам только потому, что вы, похоже, единственный, кто способен решить эту проблему.

Я криво ухмыльнулся.

— Вы мне льстите. К тому же не очень умело.

— Боюсь, что это правда, как ни неприятно мне это признавать.

Я покачал головой.

— Поисками Исчезнувших занимаются десятки, если не сотни людей. Конечно, не все они отличаются достаточно высокой квалификацией, но зато большинство из них оценивает свои услуги значительно дешевле, чем я. — Я улыбнулся как можно прохладнее. — Кроме того, у них в конторах есть кресла для посетителей.

— Очевидно, они дорожат своими клиентами. И уважают их больше, чем вы.

— Да, только это делается за счет тех, кого они разыскивают.

— Не стоит вдаваться в вопросы этики… — Она вздохнула. — Впрочем, не стану скрывать: я пришла к вам только потому, что вы, похоже, один из немногих Мастеров, кто имеет хотя бы приблизительное понятие о порядочности.

— Вам нужен порядочный Мастер возвращений? — Почему-то мне не особенно верилось, что женщине с таким властным и сильным голосом нужен человек, который имеет представление об этике и порядочности. — Или это очередной хитрый ход, чтобы заполучить меня?

К моему удивлению, Анетта Соболь улыбнулась. Впечатление было, без преувеличения, потрясающее. Улыбка вернула ее взгляду живость и даже заставила выглядеть еще привлекательнее, чем минуту назад.

— Хитрость и привела меня к вам. Ваш мистер Гоннот, похоже, питает слабость к людям, которые потеряли кого-то из родных.

— Каждый Исчезнувший приходится кому-то родней, — возразил я, хотя эти слова были адресованы, скорее, отсутствующему Гонноту, чем ей. Я примерно представлял, как она могла втереться к нему в доверие, чем сумела подкупить. Похоже, Гонноту следовало срочно вправить мозги, чтобы он перестал посылать ко мне всяких несчастных сироток.

В ответ на мое замечание Анетта только пожала плечами и… преспокойно уселась на край моего стола. За все время, что я занимался своим бизнесом, она была первой и, наверное, последней из клиентов, кто отважился сделать это.

— Да, мне нужен порядочный Мастер возвращений, — повторила она. — Или, по крайней мере, такой, для кого слово «этика» — не пустой звук. И если вы передадите кому-то хоть словечко из того, что я вам расскажу…

Она не договорила, и сделано это было, конечно, намеренно. Очевидно, она рассчитывала, что я воображу себе что-то стократ страшнее, чем то, что она способна выдумать.

Я вздохнул. Эта девчонка — эта женщина — по-видимому, обожала психологические этюды.

— Если вам нужна тайна исповеди — обратитесь к священнику. Если вам нужен специалист, чья профессия требует абсолютной конфиденциальности, сходите к психоаналитику. Что касается меня, то я считаю тайной только то, что, по моему мнению, заслуживает тайны. Девчоночьи секреты не по моей части.

Она сложила руки на коленях.

— Девчоночьи секреты? Не слишком ли Бы суровы в ваших суждениях и выводах?

Я посмотрел на нее — посмотрел снизу вверх, что, разумеется, мне не понравилось. Пока Анетта Соболь сидела на моем столе, психологическое преимущество было на ее стороне. И снова я задумался, действовала ли она по расчету или инстинктивно. Если по расчету, в таком случае она была психологом еще лучшим, чем актрисой. От этой мысли мне даже стало немного не по себе, но я успокоил себя тем, что дочь основателя и фактического главы «Третьей династии» вряд ли могла быть наивной дурочкой.

— Не слишком, потому что от моих выводов, бывает, зависят жизни множества людей, — парировал я.

Она слегка покачала головой, словно мои предыдущие слова о «девчоночьих секретах» все еще мешали ей продолжить. И я ее понимал. Ей было трудно свыкнуться с мыслью, что все, что будет для нее сделано, я буду делать только на своих условиях — или не буду делать вообще.

Я ждал. Мог ждать хоть целый день. Большинство людей не обладает подобной способностью, хотя я и допускаю, что кто-то может быть наделен и большей силой воли, чем я. Впрочем, Анетта Соболь явно не отличалась особым терпением, а может быть, слишком сильно во мне нуждалась. После нескольких секунд напряженного молчания, она пошевелилась, стряхнула с брюк невидимую пылинку, поправила клапан одного из карманов и снова протяжно вздохнула. Потом крепко зажмурилась, словно собираясь с силами. Наконец она открыла глаза и посмотрела на меня в упор.

— Я клон, мистер Флинт.

Я ожидал от нее чего угодно, но только не этого. Мне, во всяком случае, пришлось очень постараться, чтобы ничем не выдать своего удивления.

— И мой отец умирает, — добавила она. При этом она не отрывала взгляда от моего лица, словно испытывала меня.

В ту же секунду для меня все встало на свои места. Я понял, в чем ее проблема. Когда отец умрет, она не сможет унаследовать его состояние. Межзвездный закон отказывал клонам в праве на наследование имущества родственников или, если точнее, доноров генетического материала. Закон этот был принят повсеместно после нескольких случаев, когда клоны, созданные посторонними людьми и выращенные вне рамок семьи, наследовали гигантские состояния. Такое действительно было возможно на протяжении некоторого периода времени, когда технология клонирования уже получила широкое распространение, а основой наследственного права по-прежнему оставалась биологическая идентичность. Это положение, однако, не могло сохраняться долго, и уже довольно скоро были разработаны нормы права, преграждавшие путь к чужому имуществу тем, кто был достаточно ловок, чтобы похитить застрявший в расческе волосок и вырастить из него «наследника».

Суды поддержали новый закон, и с тех пор он исполнялся неукоснительно.

Впрочем, в отдельных случаях клон все-таки мог наследовать имущество своего биологического родственника — донора генетического материала, однако это было сложно, невероятно сложно.

— Ваш отец мог бы изменить завещание в вашу пользу, — сказал я, прекрасно понимая, что мисс Соболь, скорее всего, уже разговаривала с ним на эту тему.

— Слишком поздно, — ответила она. — Мой отец болен уже довольно давно, поэтому любые поправки к завещанию, внесенные на данном этапе, могут быть с легкостью оспорены в суде.

Я хотел спросить, действительно ли Соболь-старший настолько недееспособен, но задал совсем другой вопрос:

— Следовательно, вы не единственный… ребенок?

Мне потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы не сказать «единственная копия» или «единственный экземпляр».

— Я единственный клон, — ответила Анетта Соболь. — Меня создали по прямому распоряжению отца, и он сам меня воспитывал. По существу, я являюсь его единственной настоящей дочерью. К сожалению, закон этого не признает и никогда не признает.

— Если все, что вы говорите, верно, тогда мистеру Соболю уже давно следовало подумать о том, чтобы изменить завещание в вашу пользу, — сказал я, но она отмахнулась от меня с таким видом, словно я брякнул несусветную глупость.

Возможно, она была не так уж не права. В конце концов, клон должен был откуда-то взяться, поскольку из генетического материала Соболя-старшего мог появиться только второй Соболь-старший. Следовательно, Анетта была либо копией биологической дочери своего отца, либо копией женщины, найти которую она собиралась с моей помощью. Не исключено, что завещание не было изменено именно потому, что оригинал все еще где-то существовал.

— Моя мать исчезла вместе с законной наследницей, — пояснила Анетта.

Я молчал, и она была вынуждена продолжить:

— Отец давно хотел их разыскать, и моя сестра должна унаследовать все его состояние.

Слово «сестра» неприятно резануло мне слух, хотя я и знал, что клоны часто считали себя близнецами — братьями или сестрами — оригинала. Но на самом деле они ими не являлись. Никто и никогда не воспитывал их в подобном духе и никто их таковыми не считал.