Первые ласточки - Иван Истомин

Тот заулыбался:

— Вуся, вуся!.. О, ты высокая стала!.. А я уже твой подарок жую. А Авка? Молоденький еще. А рога есть…

— Конечно. У собак никогда не растут рога, а у олешка — вот. И белая звездочка на лбу, только плохо видно в темноте. Вырастет — будет олень, приданое мне… — Февра поцеловала оленя в лоб, а потом сказала, беря в руки хорей и вожжу: — А ты, Федюнька, тоже чуточку подрос… Садись, прокачу…

Федюнька обрадовался и сел на оленью шкуру-амдер.

Февра, как заправская оленеводка, хорошо владела хореем и вожжой, стала гонять упряжку вокруг старого дома, чтоб брату подольше ехать.

А Елисей и Эдэ, слышно, крикнули: «Стой, куда!» — но потом заулыбались:

— Мы уж думали, дочка, ты повезла брата по старой дороге в чум.

— Неладно получилось с Гришем — югыд-би-то не горит у него… — вздохнул старик.

Но назавтра монтер все исправил — соединил оборванное место на белом изоляторе и не велел трогать провода, а то может поразить, как молния. С электричеством шутить нельзя!

4

Вот и подошел праздник — десятилетие Октября. В селе Мужи встречали этот день как Рождество или Пасху. Даже лучше. Подумать только — с 1917 года прошло всего десять лет, а в избах селян по примеру Березово и Обдорска засиял яркий огонь — югыд-би. И с помощью высокой мачты можно разговаривать с райцентром. Да и жизнь переменилась: русский или зырянин, остяк или яран — все стали равными. Есть мир-лавка — кооперация, Уралпушнина, фельдшерский пункт, школа… Исчезли голод и заразные болезни, ликвидировали эксплуататоров. Не узнать Мужей.

В первом классе занятия отменили — готовились к встрече этого большого дня. Повесили над школьной доской красный лозунг: «Ленин сказал — надо учиться, учиться и учиться». Кто-то склеивал разноцветные бумажные флажки и гирлянды и развешивал их по комнате, не задевая электрических лампочек. Югыд-би стал гореть хорошо утром и вечером. Комсомольцы украсили клуб, повесили большой портрет Ленина в рамочке под стеклом. Осветили электрическим светом сзади и по бокам — называется иллюминацией. Принесли лозунг на красном материале «Да здравствует Советская власть» и прибили над портретом. А по сторонам и внизу повесили зеленые ветки кедра. По углам здания и вверху на крыше — красные флаги.

Такими же флагами украсились и сельсовет, и мир-лавка, и вторая школа, и фельдшерский пункт, и почта-телеграф, а также отдельные дома, где живут партийцы или члены профсоюза, в том числе и избы Варов-Гриша и Петул-Вася.

Вечером, накануне праздника, доклад о десятилетии Октября делал Биасин-Гал. Он говорил со сцены на зырянском языке и так быстро, что съедал отдельные слова. Был он в темном пиджаке с коричневой гимнастеркой и без усов, отчего казался моложе.

— Ровно десять лет назад, — сказал он, — в 1917 году, мы, трудовой народ, под руководством Ленина свергли власть помещиков и буржуазии, установили новую власть — Советскую…

Он напомнил, какие трудности пришлось преодолеть всем, особенно северянам — коми-зырянам, остякам-хантам, самоедам-ненцам. Он говорил сперва о разрухе и голоде, о болезнях и суевериях, о церкви и шаманстве, о сплошной неграмотности и сопротивлении богатеев.

В зале было жарко и душно. Некоторые мужики даже сняли малицы и подложили под себя, и, вслед за ними, слушающие доклад ребята. Женщины не снимали малиц и сидели потные, красные. Илька и Федюнька были раздетыми и протискались между отцом и матерью. Они нет-нет да шептались и трогали алый галстук на груди Ильки, только что надетый. Илька сам на костылях пошел на сцену в числе будущих пионеров, и перед докладом вожатый Евдок под звуки барабана и горна завязал им галстуки.

А Биасин-Гал все говорил и говорил, теперь уже об ином — о югыд-би и телеграфе.

5

Утром, ясным и солнечным, с морозцем, все село начало собираться к клубу. Малая Обь была уже затянута льдом, лишь кое-где виднелись полыньи.

Отсюда, от клуба, демонстрация должна шествовать по улице прямо на юг до сельсовета, а потом свернуть направо и идти до братских могил перед церковью. Распоряжался Вечка, коммунист, начальник милиции, ответственный за порядок в селе. Он был в шапке, в полушубке, с портупеей на боку и в валенках. Ему помогал Устин Вылка, озырянившийся ненец, приехавший по путевке комсомола из Обдорска, заведующий клубом и комсорг, одетый в малицу и кисы.

Они первым долгом поставили во главе демонстрации коммунистов, в том числе и Варов-Гриша, потом членов профсоюза с делегатками и подопечными им женщинами, затем комсомольцев с молодежью, наконец, пионеров и школьников, а сзади всех остальных. Тут были на конях с розвальнями, в том числе и Гажа-Эль с сыном. На лошади приехали Пронька с Туней и Ермилка из Айрусь-Горта, а также оленеводы с упряжками.

Набралась длинная колонна — до самой ограды усадьбы Озыр-Митьки. Кругом кумачовые флаги.

— Вот это да-а!.. — Сенька Германец стоял в распахнутых воротах, уперев руки в бока.

— Эй, Сенька! — окликнул его Биасин-Гал из ведущей колонны. — Ты почему не идешь к народу?

— Успею! — лепетнул тот. Он в новой малице, только без сорочки. — Все одно не дадите быть главным!..

В колонне засмеялись. Весь обширный двор Озыр-Митьки был сейчас у Сеньки Германца. Жаль только, нет коня и коровенка старая. Но ничего — зато дров много, пока не начал достраивать сельсовет двухэтажку, можно найти во дворе, чем отапливать печи. И свою хибарку употребит на дрова. Они теперь живут в отдельных комнатах — есть где развернуться. Правда, порядок трудно соблюдать — нет-нет да не моют полы бабы. Но Елення добьется своего — вон рядом с ней Парасся. Никогда не ходила на демонстрацию, а тут пошла. И Верка тоже хочет быть с ней рядышком, да ее очередь доить корову.

Варов-Гриш, встав в колонне ведущих демонстрантов, посматривал назад — он беспокоился за Ильку, оставленного на попечение Петруку, Федюньке и Веньке.

«Наверно, не видать отсюда. Должны быть в колонне пионеров и школьников», — мелькнуло у него в голове.

Увидел недалеко Еленню с Настой и Гаддя-Парассей, пришли уже. И Февра с Марьэй, конечно, уже здесь, с молодежью.

Гриш посмотрел на алое полотнище, как треплет его ветер. Надо держать крепко, когда они начнут шагать и будут петь. Вчера после торжественного заседания хорошо спели «Интернационал».

А Илька сидел на нарточке в колонне пионеров — готовились тащить его целой оравой. Люська была одета по-русски, в стеганое пальто, оно было распахнуто, и на груди ее виднелся красный галстук. Остальные все в малицах и поневоле спрятали галстуки.

Вечка и Вылка ходили деловито от колонны к колонне, урезонивая непослушных ребят, и наконец догадались — позвали Сергея Сергеевича из ведущей группы и успокоились. Пошли, чтобы доложить парторгу Будилову и председателю Биасин-Галу, что можно начинать.

— К демонстрации готовы! — отчеканил Вечка и, получив разрешение, выстрелил вверх холостыми из нагана.

Только этого и ожидал хитрый Вылка — у него с комсомольцами был приготовлен сюрприз. Не успели сделать шаг вперед из первой колонны, как раздались выстрелы за стайкой Сеньки Германца. Потом еще и еще…

Что тут началось! Народ вздрогнул, заволновался, а Сенька отпрянул от ворот и стал испуганно смотреть назад.

— Что такое?! — рявкнул Будилов, одетый по-русски.

— Кто стреляет?! — закричал и Биасин-Гал.

Вылка, улыбаясь, пояснил:

— Это мы, комсомольцы, сварганили! Вон как палят в честь Октября! Холостыми!.. А что — нельзя разве?

— С ума сошли!.. — Будилов был готов ринуться к стреляющим. — Остановить!..

— Может, кто в стайке!..

Биасин-Гал даже сделал шаг вперед.

— Стойте! Не стреляйте! — Вылка побежал к палящим из ружей, обходя с левой стороны ограду.

Варов-Гриш и народ хохотали:

— Во-он один!.. Пригнулся, перебегает с ружьем!.. Торопится к следующей стайке!.. О, в ограду глядите! Ичмонь-Верка выбежала из стайки… Сюда бежит с пустым подойником! Ха-ха-ха!..

Прекратив пальбу и угомонясь постепенно, двинулись вперед по улице все колонны.

Революционных песен не было у коми-зырянского народа, как и у хантов и у ненцев, поэтому пели на русском языке — «Смело, товарищи, в ногу…», «Варшавянку», «Мы — кузнецы», «Мы, молодая гвардия…», «Эх, картошка…».

Песен было много. Конечно, далеко не все знали слова. А петь хотелось всем. Некоторые просто подтягивали мелодию.

А коммунисты пели вдохновенно.

Смело, товарищи, в ногу!Духом окрепнем в борьбе!.. —

пел Варов-Гриш, высоко вздымая реющий красный флаг, а рядом громогласно тянули Будилов, мужчины, женщины…

А дальше в следующей колонне пели молодые голоса:

Как родная мать меняПровожала!Как тут вся моя родняНабежала…

И в третьей колонне пионеров и школьников раздавалось чистое, звонкое пение: