«Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии - Изольда Иванова

Е. И. Спиридонова (Литвиненко),

военфельдшер медсанроты 59-й осбр

И. И. Калабин

И муки всех святых…

Бывая изредка в Санкт-Петербурге, я всякий раз захожу в Эрмитаж и долго-долго стою перед картиной Боттичелли «Святой Доминик». На ней изображен обессиленный Доминик, истощенный старик.

Для меня, далекого от искусства человека, эта картина — как память. Память о том далеком прошлом, когда я и мои товарищи — не святые, но такие же невинные «доминики» — в полной мере испытали власть тела над душой. И знать об этом надо, знать и не забывать. По прошествии более полувека очень трудно осознать, как простой смертный мог все это вынести.

Было очень обидно, когда граждан нашей большой страны пичкали одной-единственной «Малой землей». Сколько таких «земель» было за всю войну! Но о многих, очень многих героических и трагических событиях минувшей войны не поведано миру. Уйдем мы — ее участники и очевидцы, и подлинная история Великой Отечественной так и останется неизвестной.

Я постараюсь, как смогу, рассказать о том суровом времени, когда мы кипели в котле страхов и ужасов. Попробую описать будни полугода войны с 17 декабря 41-го по 22 июня 42-го года, которые запомнились мне как самые тяжкие.

Не забыть названия деревень: Любино Поле, Костылево, Мясной Бор, Спасская Полисть, Глухая Кересть, Тигода, Ольховка, Коровий Ручей, Финев Луг, превратившихся в черные пепелища. И Любанская операция, в которой мне довелось участвовать, представляется не битвой, не сражением, а побоищем, в котором полегла целая армия…

Путь на войну

Я воевал в составе первого дивизиона 839-го гаубичного артиллерийского полка резерва главного командования. Полк наш формировался в Кировской области в декабре 1941 г. Состав его оказался неоднородным: от юнцов, никогда не державших в руках оружия, до многодетных мужиков, только что оторванных от сохи. Были и опаленные войной солдаты, уже пережившие белостокское, киевское, вяземское, ельнинское окружения. Комсостав — тоже разношерстный, в основном необстрелянный.

Обмундирование нам выдали самое добротное: шапки-ушанки, полушубки, ватные брюки и фуфайки, теплое белье, портянки, замечательные меховые краги. Все новенькое как с иголочки. Что хорошо, то хорошо. Но вот плащ-палаток и походных кухонь не было вовсе, а как плохо пришлось без них!

122-миллиметровые пушки-гаубицы образца 1938 г. считались вполне современными орудиями. Новехонькие, они еще пахли заводской краской. Позднее получили тягачи для перевозки орудий — дизельные вездеходы марки «Коммунар», работавшие на солярке. Проходимость их была очень высокой: в любом буреломе или болоте пройдут. Наш 839-й гап был одним из немногих артиллерийских полков на механической тяге. Экипажи могли передвигаться вместе с орудиями — быстро, удобно. Как вспомнишь, какую технику зря загубили, и сейчас плакать хочется!

…Коротки декабрьские дни. Бесконечно долго длятся ночи. Зимой, конечно, всегда холодно, но в декабре 41-го мороз лютовал неистово: морозы доходили до 40 градусов.

Теплушки-телятники отправлялись на фронт, переполненные солдатами. Продукты скудны, нормы мизерны, да и те выдавали сухим пайком. Надо было как-то ухитряться сварить что-нибудь на единственной круглой печи… Одолевала тревога: куда нас везут? Почему в эшелоне нет платформ с автомашинами — ведь мы же шоферы? Состав полз медленно. Миновали Буй, Рыбинск, Ярославль. По обходной дороге обогнули притихшую Москву (ее видно с высоты Воробьевых гор). От столицы двинулись по Октябрьской железной дороге в сторону Ленинграда. Большинство из нас проделали путь от Сибири и Дальнего Востока и в этих краях впервые. Все ново, непривычно. Начали встречаться обгорелые, разрушенные станции: здесь уже прошли бои…

Трижды за время пути останавливались и всем эшелоном заготавливали дрова для паровоза. Валили березы, пилили, кололи, грузили на сани и подвозили на лошадях к паровозу. Но вот наконец и станция Бурга — последняя на нашем пути. Спешно выгрузились. На западе небо огненное, слышались залпы тяжелых орудий: там шла война. Через день — Новый год. Что он нам принесет?

Начало

Вскоре меня назначили во взвод боепитания. Значит, определили к делу, появился адрес: полевая почта 1550, 839-й гап, 1-й дивизион. Стояли в лесу под Малой Вишерой. Повсюду мелькали шинели, полушубки, маскхалаты. Полно военной техники. Вроде обычная обстановка, но почему-то жутковато. Тем не менее надо втягиваться, привыкать.

Малую Вишеру недавно освободили от врага. Небольшой городок, сплошь деревянный, с красивым железнодорожным вокзалом. Наш первый город на пути нелегкой солдатской судьбы… Жители обрадовались, хотели рассказать о пережитом, но мы торопились дальше на запад.

Огневиков-батарейцев перед дорогой «остограммили» — выдали по полстакана водки. Нам же сказали: «Еще не заработали!» А так хотелось выпить и чуток согреться — холодина невыносимая.

Батарейцы прицепили пушки к тягачам. Сами в кузов — и в путь. Мы — шофера без машин — топаем пешим ходом целый день, голодные, до деревни Люберцы. Здесь кое-как сварили себе, поели.

Политрук объявил: нас прикрепляют ко 2-й ударной армии, которой командует генерал-лейтенант войск НКВД Г. Г. Соколов. Командир полка — майор Демин, командир 1-го дивизиона — капитан Синеговский, командир взвода — лейтенант Бычков, командиры отделений Котельников и Жильцов. Приказали «сдать» свои адреса — должны выдать специальные медальоны на случай гибели. Медальонов, однако, мы не дождались, видно, очередь не дошла…

Разделились по отделениям и зашагали к деревне Александровская Колония, еще недавно занятой немцами. Тут уже стояли орудия на огневых позициях. Здесь нам предстояло из салажонков превратиться в воинов.

Скоро начались бомбежки и обстрелы. Надо было как-то спасаться, «зарываться» в землю. А земля промерзла, сделалась прочнее бетона, долбишь-долбишь — все без толку…

Появились обмороженные, раненые истекали кровью — где их приютить? Домов нет — все сжег, отступая, немец. Приспосабливали под лазареты подвалы.

Противнику было легче — немцы размещались в тепле — в избах, дотах и дзотах, мы — на голых пепелищах, да еще заминированных: шагу не ступишь без саперов. Паек солдатский — в сухом виде, где и как разогреть, неизвестно. Кухонь походных за всю операцию мы в глаза не видели… Хлеб мерзлый, твердый, как кирпич, — не откусишь. Попить — и то проблема — снега негде растопить.

Мы много пели до войны (помните, «Красная Армия всех сильней!»?), да мало делали. А война, она, брат, дело спрашивает. К такой войне, притом в зимних условиях, загодя готовятся…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});