«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века - Владлен Измозик

П.И. Рачковский стал регулярно сообщать в Петербург адреса, по которым вели переписку с Россией Л.А. Тихомиров, члены группы «Освобождение труда». Присылал копии с писем, получаемых революционными эмигрантами. Через несколько лет он добился нового серьезного успеха в деле перлюстрации. В докладе Александру III от 28 июня 1889 года министр внутренних дел И.Н. Дурново сообщил, что Рачковским достигнуто соглашение с французскими властями, «благодаря коему переписка всех проживающих в Париже русских эмигрантов будет подвергаться просмотру… и копии всех писем будут доставляться в Россию для рассмотрения в Департаменте полиции. Такое распоряжение имеет первостепенную важность ввиду чрезвычайной трудности проникнуть в среду наших парижских эмигрантов и необходимости, вследствие сего, довольствоваться одним лишь наружным наблюдением, которое не может, разумеется, дать особенно существенные результаты»497.

В докладе министру внутренних дел от 30 июня (12 июля) 1898 года сообщалось о получении Г.В. Плехановым письма из России о создании социал-демократической партии с приложением «Манифеста Российской социал-демократической рабочей партии». Приводился отрывок из переписки двух революционных эмигрантов, А.Д. Гнатовского и Л.Э. Шишко, о переговорах с В.Л. Бурцевым относительно издания журнала «Народоволец». В 1902 году пересылается копия письма из Швейцарии от М.А. Стахович в имение Пальна Елецкой губернии с обсуждением положения в России498.

В сентябре 1902 года главой Заграничной охранки стал начальник Особого отдела ДП Л.А. Ратаев, а с августа 1905‐го – А.М. Гартинг. Его в свою очередь на короткое время сменил в апреле 1909 года жандармский ротмистр Долгов. С ноября 1909‐го до 1917 года Заграничным секретным бюро в Париже руководил чиновник особых поручений при МВД статский советник А.А. Красильников499. Все они продолжали практику добывания с помощью швейцаров и консьержек переписки революционных эмигрантов, проводя ее перлюстрацию и в необходимых случаях фотографирование. Агент Ратаева Г.И. Рабинович в ноябре 1903 года попался на добывании писем в Швейцарии и был приговорен к тюремному заключению500. Но сама эта практика продолжалась. Например, Красильников 5 (18) апреля 1910 года направил в Особый отдел ДП 32 копии писем, адресованных в Женеву или из Женевы. Через два дня от него поступило еще девять копий501. По словам С.П. Белецкого, перлюстрация такого рода производилась во Франции, Италии, Швейцарии, Австро-Венгрии. Агенты Красильникова входили в соглашения с консьержками, а по недостатку времени письма переводились на кальку и в таком виде присылались в ДП502.

Перемены на троне требовали вводить в курс секретных дел нового государя. Поэтому в архивах сохранились доклады о положении с перлюстрацией в империи, датированные июнем 1882‐го и январем 1895 года. Они рисуют задачи столь деликатного дела, его организацию и роль в поддержании политической стабильности в государстве. В докладе от 5 июня 1882 года, в частности, говорится:

Учреждение перлюстрации, или тайного досмотра частной корреспонденции, пересылаемой по почте, имеет целью представление Государю Императору таких сведений о происшествиях, таких заявлений общественного мнения относительно хода дел в империи… и такой оценки действий влиятельных лиц, какие официальным путем не могли бы дойти до Его Величества. Достижение этой цели обусловливается полною независимостью перлюстрационной деятельности от каких бы то ни было властей, кроме императорской, ибо в представлении Государю копий или выписок из корреспонденции, согласно Высочайшей воле, не стесняются никаким лицом [курсив документа], как бы ни было оно высоко поставлено… и как бы оно ни было близко Особе Его Величества. <…> Производство перлюстрации… поручается весьма ограниченному числу чиновников, в коих положительно дознаны: 1) безграничная преданность Особе Государя 2) безусловное сочувствие и повиновение установленному образу правления 3) полное беспристрастие к родственным или общественным связям 4) постоянная готовность к труду и к совершенному отчуждению себя не только от светских развлечений, но даже и от всякого общежития [т. е. общения], если служба того требует 5) скромность, необходимая для ограждения перлюстрации от всякого оглашения перед лицами, не посвященными в тайну ее существования, составляющую тайну Царствующего и, наконец, 6) нравственность, умственное развитие и образование, соответственные важной обязанности освещать перед монархом те случаи и обстоятельства, которые, про каким‐либо соображениям государственных властей и отдельных лиц, могли бы быть затемнены или скрыты от Его Величества.

Здесь же отмечалось, что в это время ежегодно просматривалось около 380 тыс. конвертов, из которых делалось в среднем 3600 копий и выписок503.

Глава 2

Служба перлюстрации в конце XIX – начале XX века

1. Организация работы в «черных кабинетах» в конце XIX – начале XX века

21 октября 1894 года на престол вступил последний российский император Николай II. Через два с половиной месяца, 5 января 1895 года, ему был представлен доклад министра внутренних дел И.Н. Дурново «О перлюстрации». В основном текст был переписан с доклада 1882 года. В ряду новых моментов указывалось, что «на обязанности перлюстрационной части лежит также задержание пересылаемых по почте прокламаций и листков противоправительственного и революционного содержания, а равно старание раскрывать деятельность и замыслы революционеров и других, подозрительных в политическом отношении личностей, и вообще доставление Департаменту полиции сведений, дающих ему возможность успешно бороться с революционным движением в России»504.

Одновременно министр подчеркивал крупнейшие достижения службы перлюстрации в охране порядка за последние пятнадцать лет: «…открытие в зародыше военного заговора в Киеве; …открытие целых правильно организованных шаек иностранных военных шпионов в Западном крае; предупреждение имевшегося в виду крушения пассажирского поезда (дело Турчанинова) и, наконец, самое выдающееся… – открытие заговора и предупреждение покушения на жизнь покойного государя императора Александра III»505.

Самим чиновникам «черных кабинетов» внушалось, что с их помощью «правительство преследует цель получения точных сведений с мест о настроениях высших должностных лиц и местной интеллигенции, об их отношении к проводимым в жизнь государства реформам», что якобы «в переписке общественных деятелей… порой излагались такие мысли, которыми правительство могло воспользоваться в целях лучшего управления государством». Руководитель «черного кабинета» в Киеве действительный статский советник К.Ф. Зиверт, посвятивший этому занятию более тридцати лет, в марте 1917 года говорил, что его учреждение приносило России большую пользу: «…прочитывались мысли образованных, умных людей… и этими мыслями… пользовались для блага России»506. Один из почтовых чиновников, причастный к перлюстрации в Киеве, А. Тихановский сказал в те же дни: «Высшее начальство… желало знать, чем “дышит” каждое высокопоставленное лицо в провинции»507.

Поэтому перлюстрация по‐прежнему считалась «непроницаемой тайной», сведения о которой не могли выходить за пределы узкого круга доверенных лиц. Когда в феврале 1913 года председатель Совета министров В.Н. Коковцов, получавший выписки из перлюстрированных писем, указал, что одна из выписок передана им в Департамент железнодорожных дел, министр внутренних дел Н.А. Маклаков имел с ним личное объяснение. В справке Особого отдела Департамента полиции (ОО ДП) для министра отмечалось, что «способы приобретения вышеупомянутых документов составляют государственную тайну» и при необходимости ДП представит «сообщение в форме исключающей малейшее подозрение об источниках их получения». В результате премьер «обещал в будущем пользоваться услугами ДП в этом отношении»508.

Сначала секретные чиновники сами занимались и отбором писем, подлежавших перлюстрации. Например, в Петербурге с 1900 года это было обязанностью И.И. Кудряшова, служившего в цензуре иностранных газет и журналов с 1892 года в качестве технического работника. Он отбирал корреспонденцию по спискам Департамента полиции «и вообще по подозрению». Однако расширение масштабов работы потребовало привлечения особо надежных почтово-телеграфных служащих. В Санкт-Петербурге такую практику стали применять с 1902 года, в Харькове – с 1907‐го, в Киеве и других пунктах – с 1908‐го. Тот же Кудряшов был переведен в почтамт для координации этой работы. К концу 1915 года таких косвенных участников, как их называли, по всем перлюстрационным пунктам насчитывалось около шестидесяти человек. Из них около половины находились в Петербурге. Здесь доверенные чиновники были в каждой экспедиции почтамта: городской почты, международной корреспонденции, доставки высочайшей корреспонденции509. Занимавшийся подбором этих сотрудников в столице и руководивший отборкой писем Иван Иванович Кудряшов говорил с некоторой гордостью на допросе в ГПУ Ленинграда в декабре 1929 года, что «отказов от этой работы ни от одного из намеченных не было». Каждый из привлеченных представлялся старшему цензору и тоже давал подписку о неразглашении510. О деятельности «черных кабинетов» на местах всегда знали также начальники этих почтовых контор и почтово-телеграфных округов, за что и получали соответствующие вознаграждения – как правило, дважды в год511.