Воспоминания. Том 3 - Сергей Витте

После ссылки отец Г. С. Носаря поселился в Переяславле, где занимался частной адвокатурой и сотрудничал оттуда в петербургских газетах.

В семье Носаря любили рассказывать про предков, бывших запорожскими казаками, обращенных Екатериной II в крепостные, про отказ прапрадеда Г. С. Носаря выполнять крепостные повинности и про жестокие порки, которым он подвергался за это на барской конюшне. Прапрадедом гордились и считали, что его заветам должны следовать все его потомки.

Г. С. Носарь поступил в Переяславскую гимназию, потом перевелся в Киев, где и окончил гимназический курс в 2-й Киевской гимназии, где во время ученичества уже принимал участие в политическом движении среди гимназистов. По окончании гимназии он поступил на юридический факультет Петербургского университета.

Бурный 1899 год, явившийся первым годом широкого развития студенческих беспорядков, застает Носаря студентом. Студенческое движение того времени нельзя назвать революционным, ибо оно в высшей степени слабо касалось политики и преследовало лишь свободу землячеств и студенческих касс взаимопомощи и свободу преподавания. Тем не менее, против руководившего движением студенческого "организационного комитета" выросла черносотенно-белоподкладочная организация "студентов-академистов" (Белоподкладочниками их называли потому, что они отличались франтовством и щегольством и в большинстве носили студенческие сюртуки на белой шелковой подкладке).

Г. С. Носарь примкнул к этим черносотенным академистам и принимал все меры к тому, чтобы не допустить студенчество стать на путь политической борьбы, а ограничить свои стремления лишь частичными изменениями студенческого устава. С речью в этом смысле он и выступил от имени академистов на общей сходке студентов Петербургского университета, созванной для обсуждения вопроса о забастовке.

Речь Носаря, однако, никакого успеха не имела, и забастовка была декретирована огромнейшим большинством студентов, всего против нескольких единичных голосов.

По окончании сходки, Носарь немедленно подошел к членам организационного комитета, руководившим движением, и заявил им следующее: "Видите ли, я вполне солидарен с вами и выступал против забастовки только потому, что не надеялся, что она может пройти. Мне казалось, что студенчество еще не созрело даже для скромных политических требований. Я ошибся, и потому открываю вам свое настоящее лицо и прошу принять меня в члены организационного комитета"...

Я не знаю, как отнеслись тогда студенты к этому повороту Носаря на 180 градусов, но в том же 1899 году против Носаря в губернском жандармском управлении возбуждается дело, как против одного из руководителей студенческих организаций, его арестуют и высылают под гласный надзор полиции на три года без права жительства в университетских городах и фабричных центрах..." )

Почти все петербургские рабочие начали беспрекословно подчиняться решениям совета. 15 октября состоялось заседание совета опять таки в технологическом институте, причем в совете принимали живейшее участие некоторые профессора и другие деятели вольных профессий. 16 октября, вследствие опубликования порядка открытия собрания, здания 118 учебных заведений были закрыты для посторонней публики, заседание совета состоялось 17 октября в зале вольно-экономического общества. Число членов совета уже значительно превысило 200 человек. В этом собрании был избран исполнительный комитет совета в составе 30 человек. 17 октября вышел исторический манифест, и того же числа по очереди в различных типографиях начали печатать "известия совета рабочих депутатов", орган чисто революционного характера, который, между прочим, печатался в типографиях далеко не революционных органов печати.

Одним словом, к этому времени управления Трепова-Горемыкина-Коковцева и прочей братии в стране водворился полный революционный кошмар. Фактически я вступил в управление 18 октября и мог сформировать министерство, которое было способно распознать и охватить положение дела в стране, как об этом мною говорилось ранее, только через довольно продолжительное число дней. К 17 октября совет рабочих во главе с Носарем представлял в Петербурге на первый взгляд довольно значительную силу, так как его слушалась рабочая масса и в том числе рабочие типографий. Это последнее обстоятельство имело особое значение, так как таким образом газеты подпали в известной степени в зависимость от совета, ибо от рабочих зависело не только своевременное издание, но даже издание или неиздание газеты. К этому обстоятельству особенно чувствительно отнесся А. С. Суворин, редактор-издатель "Нового Времени", которое представляло собою прежде всего выгодное коммерческое предприятие и уже издавна трактовалось с этой точки зрения, несомненно, талантливым публицистом и русским человеком, который, по мере наживы денег и увеличения миллионного состояния, все более и более жертвовал идеями и своими талантами для толстеющего кармана. Человек, который начал свою публицистическую карьеру с грошом в кармане, имея уже, как оказалось после смерти его, состояние в пять миллионов рублей, за несколько месяцев до смерти сетовал на Россию в том отношении, что вот сколько он работал и, если это было бы в Америке, то он нажил бы десятки и десятки миллионов, а что он нажил только каких-то 2-3 миллиона.

После манифеста 17 октября началось разложение общественных русских масс, сознательно или несознательно, т. е. без учета последствий желавших и требовавших фактического уничтожения 119 неограниченного Самодержавия. 18 октября совет рабочих собрался и принял решение предложить всеобщую забастовку, так как манифест не удовлетворяет рабочие массы.

Тем не менее 19 октября забастовка в Москве и других пунктах начала прекращаться и железные дороги возобновили движение. Под этим влиянием совет рабочих депутатов уже 19 октября постановил о прекращении с 21 октября забастовки. После 17 октября происходили на улицах стычки революционеров с войсками, полицией и антиреволюционерами, при этом было убито несколько человек и, между прочим, ранен в голову около технологического института профессор петербургского университета Тарле (См. стр. 88.). Совет объявил демонстративные похороны убитых рабочих, но правительство не допустило демонстраций.

Мною после 17 октября было отдано распоряжение, чтобы допускались всякие спокойные шествия по поводу 17 октября, но при малейшем бесчинстве и нарушении спокойствия демонстрации были подавляемы. Демонстрация по поводу похорон имела явную цель нарушить покой, а потому была недопущена. Вообще, в Петербурге через несколько дней после 17 октября водворилось спокойствие и в течение шестимесячного моего пребывания во главе правительства я не вводил никаких экстраординарных мер по управлению Петербургом и его окрестностями, не было ни одного случая применения смертной казни. Все это было введено впоследствии, когда Столыпин начал фактически уничтожать 17 октября. В других же местностях России по поводу демонстраций 17 октября происходили смуты. Так в Кронштадте вспыхнули беспорядки 26-го и были подавлены 28 октября.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});