Психолавка - Роджер Желязны

— Как и твоя, Глория. Иначе вы просто не выжили бы, и у вас не было бы таких очаровательных представительниц, как ты. Все виды вынуждены быть хищниками, чтобы выжить. И это не такая уж новая мысль. А уж кошки еще и долю садизма привносят, охотясь на свои жертвы. Нет, ты не сказала мне ничего такого относительно грейлонцев, против чего я стал бы возражать, ибо это противоречило бы моим моральным установкам. А может, тебя раздражает тот факт, что они столь открыто признают хищнический характер своей натуры?

— Нет, — сказала она. — Но они посылают свою молодежь охотиться на самых опасных чудовищ Вселенной. Так у них «делают карьеру»! И те, кто проявляет в этом деле талант, становятся настоящими Охотниками.

— Охотниками?

— Да, Охотниками, которые охотятся ради процесса самой охоты! Которые сами себе памятники за это ставят! Это профессионалы. К ним обращаются, когда действительно необходима Охота. И Охотники устремляются вверх и вниз по временной оси и вне зависимости от того, какова цель той Охоты, для которой их наняли. Их удальи славные подвиги стали легендой. Заплати им нужную цену, и они принесут тебе любую «дичь» живой или мертвой.

— Но ведь и во Вселенной должны быть свои полицейские, — заметил я.

— Грейлонские профессиональные Охотники больше похожи на охотников за щедрым вознаграждением!

— И охотники во Вселенной тоже нужны.

— Это в тебе говорит твое время.

— А в тебе — твое. Так что давай пока считать, что у нас с тобой ничья, ладно? Весь этот спор случился из-за того, что ты начала рассказывать мне историю Адама и Пранди, и я, право, хотел бы услышать продолжение.

Она согласно кивнула.

— После того как они поссорились и Адам отправился на задание, Пранди долгое время пыталась определить, куда же это он исчез.

— Так, значит, это секретный проект, не имевший отношения к «божественной» четверне из пробирки?

— Нет. Но поскольку Адам из числа «божественных», все делалось очень тихо.

— Ну и как же ей удалось его найти? Глория отвернулась от меня и легла на бок. Протянув руку, она погладила одну из своих старых кож, висевшую на стене. Доносившийся снизу неистовый кошачий концерт сменился более тихими и спокойными звуками.

Наконец Глория снова заговорила:

— У меня такое впечатление, что Пранди наняла одного из этих КОЛОССАЛЬНЫХ Охотников, чтобы тот выследил Адама во времени — у них это получается лучше всех, да и собственные способы путешествовать во времени у Охотников тоже имеются…

Я с трудом подавил смех, но все-таки пискнул: «Ой!»

— И вот однажды, еще в Этрурии, она вдруг появилась у нас на пороге. Между влюбленными состоялось радостное, омытое слезами примирение, и они несколько лет после этого счастливо прожили вместе.

— Пока не поссорились снова? — спросил я.

— Вот именно. И тогда она ушла, а он очень долго печалился.

— Пока она не вернулась?

—Да.

— А потом они снова поссорились и она снова ушла?

—Да.

— И так веками?

—Да.

— Напоминает сложный брачный ритуал — когда супруги, когда им все надоедает, специально расстаются, чтобы затем, как бы возродившись вновь и став «совсем другими», вновь воссоединиться.

Внизу кошачьими голосами взвыли вновь воссоединившиеся.

Глория снова повернулась ко мне. Теперь она улыбалась.

— У тебя множество странных способов видения мира, — сказала она. — У большинства представителей твоего вида ничего подобного не наблюдается. Очень жаль, что и ты из числа тех же кровожадных ублюдков, которые убивают нас ради наживы.

Я закрыл лицо руками и затрясся в притворных рыданиях.

— Я плачу, — сказал я, — и эти слезы вызваны тем, что нам никак не преодолеть это бесконечное непонимание.

Она придвинулась ко мне и заглянула в лицо.

— Ничего ты не плачешь! — сказала она. — Знаю я твои шуточки. И слез никаких нет!

— И правда нет. Я, в общем-то, не очень умею притворяться. Зато все время пытаюсь разобраться в своих чувствах по отношению к тебе — во всяком случае, в них немало конфуцианского спокойствия и глубочайшего уважения.

Она коснулась моей шеи.

— Ты самый странный из всех известных мне Охотников! — сказала она.

— Но я отказываюсь служить неким твоим самовоплощающимся пророчеством!

— заявил я. — Итак, чего же нам теперь следует ожидать от Адама и Пранди? Периода семейного блаженства? Глупейших просчетов, вызванных любовным томлением — типа непреднамеренного применения к клиенту лоботомии, когда тот всего лишь хотел избавиться от абсолютного слуха?

— Да, подобных глупостей ожидать вполне можно, — сказала она. — Но у меня такое предчувствие, что долго это не продлится. Я ведь давно слежу за развитием их отношений, и данное примирение существенно опередило заданный веками график. Так что на этот раз я решила повнимательнее прислушиваться к речам Пранди.

— На этот раз? Ты что же, играешь в жизни бедной девочки роль свекрови?

Она долго и громко шипела, потом ответила вопросом на вопрос:

— Так ты хочешь дослушать эту историю или нет?

— О да, пожалуйста! Рассказывай.

— Она вернулась — из-за того, что обнаружила фрагмент старинного исторического документа, где упоминалось об этом месте.

— Ностальгия замучила?

— Нет, гораздо интереснее. В документе указывалось, что мы прекратим все свои дела примерно в данный период времени.

— Как это? Указывалось открытым текстом?

— Нет. Возможно, это говорилось на другой странице. Так ведь обычно и бывает с обрывками исторических документов.

— Но, разумеется, там не говорилось ни слова о том, что именно станется с самим менялой?

— Ты прав.

Я неторопливо потянулся и привлек ее к себе.

— Ну и что нам теперь делать?

— Ждать, наблюдать и постараться по мере сил защитить его, — сказала Глория. — Жаль, что я так мало о тебе знаю! — В ответ я поцеловал ее.

Через некоторое время, когда она лежала, распростертая, на спине, а я смотрел ей в лицо, мне вдруг вспомнилось одно стихотворение, написанное мною в далекой юности. Я стал читать вслух:

И не похожа ты ни на кого другого…

Когда тебя перед собою вижу, то никого вокруг не замечаю.

Близки мы, нет меж нами места ни для цветов, ни для закатов, ни для луны, что в воду заглянула, ни для чужих нескромных взоров.

Твой запах, вкус, твои прикосновенья ни с чем в душе моей сравненья не находят, когда жар тела твоего мое испепеляет тело и слышу песнь я, что без звуков льется.

Мы разные с тобою… Но какие б солнца, луны, цветы, и воды, и глаза чужие нас ни окружали, ключом к любви — загадке вечной с тобой, мой друг, мы будем оба.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});