Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит - Эшли С. Форд

просто произнесла:

— Ну ладно. Лишь бы тебе самой этого хотелось.

На самом деле я не совсем понимала, чего мне хочется, но была опьянена свободой, опьянена возможностью принимать решения самостоятельно, тогда как многие мои более обеспеченные однокурсники не могли себе это позволить. Моя свобода выбора казалась мне чем-то драгоценным, и у меня было ощущение, что я вот-вот взлечу.

С соседкой по комнате я подружилась; нас сближало то, что мы обе были без денег и полны решимости. Моя комната в общежитии стала казаться мне целым миром, новым домом моей настоящей жизни. И еще настоящим чудом была столовая карта. Я могла заказать еду в любое время, когда мне захочется есть, независимо от того, сколько денег у меня оставалось; возникало чувство, будто трудные времена остались позади. Теперь у меня в изобилии имелось то, что раньше было в дефиците, но иногда старые ощущения возвращались. В одной из столовых в секции охлажденных напитков я заметила чай в бутылках с моим любимым вкусом. Холодильник обычно был заполнен, но моего любимого чая оставалось только три штуки, и я купила все. На следующий день я снова увидела там три бутылки и снова их купила. К концу недели наш мини-холодильник в комнате оказался забит, и я разложила бутылки под своей кроватью. Меня не покидало ощущение, что однажды я вернусь, а их там не окажется.

Я избегала мыслей о том, что происходит в доме моей матери. Я старалась звонить, только когда у меня были хорошие новости. Мне не хотелось, чтобы кто-то беспокоился обо мне, да никто особенно и не беспокоился. Я узнавала подробности какой-нибудь очередной семейной драмы недели или даже месяцы спустя. Большинство моих родных привыкло к тому, что все живут рядом и можно всегда с кем-то пересечься в гостиной и завести долгую беседу. Со мной перестали общаться в реальном времени не потому, что не испытывали потребности выговориться, а потому, что со мной нельзя было теперь просто так столкнуться. За исключением бабушки, которая звонила чаще остальных, чтобы просто сказать:

— Не делай никаких глупостей, и я люблю тебя.

Бретт начал посещать занятия в муниципальном колледже, где мы учились на курсах в старших классах. При моей поддержке он поступил на театральную программу. Его разговоры о выступлениях заставляли меня скучать по тем временам, когда мы выступали вместе. Мы разговаривали по телефону каждый день, даже когда нас тянули в разные стороны наши новые друзья. Я все еще ощущала отчаянную тоску по нему, но я также чувствовала, как связывающие нас нити обрываются одна за другой, с каждым днем и с каждым молчанием в трубке перед тем, как мы пожелаем друг другу спокойной ночи.

Когда я спросила его, почему он чувствует, что отдаляется от меня, даже в выходные, когда он навещал меня или отвозил в Форт-Уэйн, он посмотрел мне в глаза и спросил:

— Почему тебе нужно, чтобы что-то шло не так?

Я задумалась: и в самом деле почему?

23

В очередной раз я приехала домой, когда умер мой прадедушка Моррис. Я не знала, как реагировать на это известие. Когда мы с бабушкой жили в Миссури, он обычно не проявлял особых чувств ко мне, но обеспокоился, когда бабушка сказала, что у меня высокая температура. В тот день я увидела его в дверях спальни, когда я лежала на боку, раскинув руки и ноги и обливаясь потом. Он сказал бабушке, что увидел Иисуса в ореоле и тот сказал, что со мной все будет хорошо. Позже в тот же день я поймала его взгляд, а он отвернулся и что-то прошептал на ухо бабушке. От жара я осмелела и спросила ее, что он сказал. Она не ответила.

После смерти он оставил все ей. Какое-то время он жил в доме для престарелых, отказываясь продавать свой участок земли настойчивым застройщикам. Бабушка всегда говорила мне, что со временем оставит ферму мне, но когда она позвонила и спросила, насколько я заинтересована в этой ферме, я не могла вспомнить, как она выглядела. Я помнила свои ощущения от нее, но сама местность исчезла из моей памяти. В любом случае возвращаться назад не имело смысла. Я покончила с этой мечтой и теперь искала новую. Я сказала бабушке, что не против продажи, и она продала землю.

На часть полученных от продажи денег бабушка приобрела собственный дом и съехала от матери. Это был уютный дом с тремя спальнями — ранчо с туалетом и ванной всего в четырех минутах езды от того места, где она жила с нами. Ей очень хотелось показать его мне, да я и сама не могла этого дождаться. Первым делом она повела меня в маленькую комнату с двойными кроватями.

— Это гостевая. Или твоя комната, когда ты будешь оставаться здесь.

Последнюю фразу она бросила через плечо, выходя в гостиную. Я улыбнулась. Меня нисколько не удивило, что она выделила комнату специально для меня.

После осмотра дома я вернулась к матери. Едва я переступила порог, как она начала кричать на меня за то, что я оставила свои сумки в гостиной. Их больше негде было разместить, но, похоже, я выбрала неправильное место. Еще до того, как окончательно переехала, когда я летом перед колледжем работала в лагере бойскаутов за городом, мать перенесла коробки с моими вещами в гараж, чтобы освободить место для моих братьев и сестры, а также для бабушки, которая в то время еще жила с нами.

Обычно, когда мама так себя вела, я затихала и старалась ускользнуть, но это не помогало. Я не могла полностью игнорировать ее, вытеснить ее из моего сознания, и я ощущала себя застрявшей в ловушке. В колледже никто на меня не орал и даже не повышал голос, и я уже разучилась правильно реагировать на такие сцены. Она уже давно не била меня, но от ее криков и ярости по всему моему телу пробегал холод, и я становилась в защитную стойку. Я уже несколько недель не видела подобных сцен и плохо их воспринимала, особенно когда до меня дошло, что она не сможет заставить меня остаться дома. Впервые за все время, что мама попыталась вовлечь меня в знакомый танец, я просто могла уйти.

Я попросила ее прекратить кричать.

Как и ожидалось, она разбушевалась еще сильнее.

— Ты кем это себя возомнила?

Она расхаживала взад-вперед по кухне, не сводя с меня глаз, пока я сидела